Из книги Когда говорят камни

1.
Снег эпохи суровой сечет по глазам.
И сквозь зябкое сердце проходит...
Мысль далекая образа: будет гроза!
Время – душу облечь по погоде.

А душа – нараспашку. Душа в облаках, –
Где и должно душе находиться:
Меж землею и небом, купаясь в снегах,
Делать вид будто нежится в Ницце,

Отдавая юродству законную дань...
Коли есть голова – быть секире;
В поле (двое наследников) – будет межа,
И отыщется враг, если в тире

Из дня в день, не смолкая, пристрелка идет,
Снег свинцовый сечет силуэты,
И скрипит по-особому раненый лед,
И не ёжатся люди при этом.

2.
"Мир – театр" – говоришь, и отводишь себе
Роль особую – не роковую,
А другим, кто безвольно плывет по судьбе,
Участь рабскую, то бишь пустую.

Но в "театре" давно не на шутку борьба.
"Быть – не быть?" – говорят, озираясь,
Если зритель бежит за гурьбою гурьба,
На хлопки за спиной откликаясь...

И не клюквенный сок, не картонный палаш,
Не подмостки с искусственным снегом,
А донецкая степь (ни мираж, ни коллаж), 
Покоренная Вещим Олегом.

Ни кола, ни двора у хозяев земли.
Им своё бы... Чужого – не надо!
Обернуть невозможно в комедию мир,
Почивая в землянке под "Градом".
 
3.
"Наш ты или не наш!" – землю роет комбат...
А у парня-наводчика драма, –
Что сейчас ни скажи он, – ответ невпопад:
Кто вражина – отец или мама?

Ведь не в тире... И не по мишеням стрельба,
Да и линия фронта ни где-то,
А по сердцу прошла... Кто-то скажет: "Судьба" –
На курок надавив пистолета.

И комбат, как портянку, рвет рыком гортань.
А наводчик, по сути, салага!..
Пуще смерти боится шагнуть через грань,
Где потом, ни сомнений ни страха.

Говорит: "Не могу! Тут – жена, а там – мать!
Здесь и там всюду наши, батяня!"
А комбат... Что, убитому трижды, сказать?..
Если душу оставил в Афгане?