Генри Уодсворт Лонгфелло. Три царя

Три царя скакали с края земли,
Волхвы из далёких восточных стран;
Спали днём, а ночь проводили в пути,
Ведомые светом волшебной звезды,
Звали их Мельхиор, Каспар, Бальтазар.

И свет той звезды всё окрест затмевал –
Другие светила на небе полночном
Виднелись как будто сквозь млечный туман,
И знали цари, что сей свет возвещал
Мессии приход в исполненье пророчеств.

Три ларца золотых со златыми ключами
Приторочены были на сёдлах, спадали
С них одежды из алого шёлка с рядами
Колокольцев, гранатами и кружевами;
Как цветущий миндаль их тюрбаны блистали.

Всё время на запад держали путь,
По горам и долам, сквозь сумрак ночной;
То главу склоняли, устав, на грудь,
То беседу вели, дав коням отдохнуть,
У колодца с людьми из страны чужой.

«О ребёнке рождённом чтоб нам рассказали,
Вас прошу, – говорил Бальтазар – поскорее,
Ибо мы на Востоке звезду увидали,
Поспешили за ней, издалека скакали
Поклониться младенцу, царю иудеев».

Отвечали ему: «Странны речи твои.
Над нами царь – Ирод, других нет царей»,
И считали волхвов за безумцев они,
А те во всю мочь по равнине гнали,
Вонзая шпоры в бока лошадей.

Но лишь они въехали в Йершалаим,
Как Ироду слуги о том донесли;
Послав за волхвами и их допросив,
Спешить в Вифлеем сей же час предложил,
Чтоб вести о новом царе принесли.

Скакали они, и одна лишь была,
Недвижна в сизой утренней мгле,
Видна им звезда, и она замерла
В месте том, где Мария Христа родила,
Над градом Давидовым на холме.

Промчались цари мимо стражи в врата
И ехали молча, пока не заржали
Вдруг кони; свернули во двор – заперта
Дверь в дом, окна тёмны, лишь хлев для скота
Светился, и искры у входа мерцали.

И там, на снопе ароматной соломы
В дубовой колоде широких яслей,
Согретый дыханием сладким коровы,
Лежал тот младенец, что станет иного,
Небесного царства царём царей.

Мария в хлеву рядом с ним ночевала,
Сидела и глаз не сводила с яслей,
Дыханию ровному сына внимала,
И страх за него она не отделяла
От радости светлой в душе своей.

Вошли волхвы, склонились долу,
Ларцы открыли: злато было
Там – дар для царского престола,
Ладан – для заступника, духа святого,
И для похорон – остропряная мирра.

Смутилась Мария, склонила она
Главу пред волхвами и, как изваянье,
Сидела – тревожно ей было сперва,
Но утешилась, ангела вспомнив слова
И про царство во веки веков предсказанье.

Из ворот вифлеемских в обратный путь
Под копыт перестук горделивый конвой
Пустился; но Ирода чтоб обмануть
Йершалаим решили цари обогнуть
И домой возвратились дорогой иной.


Henry Wadsworth Longfellow
The Three Kings

Three Kings came riding from far away,
Melchior and Gaspar and Baltasar;
Three Wise Men out of the East were they,
And they travelled by night and they slept by day,
For their guide was a beautiful, wonderful star.
 
The star was so beautiful, large and clear,
That all the other stars of the sky
Became a white mist in the atmosphere,
And by this they knew that the coming was near
Of the Prince foretold in the prophecy.
 
Three caskets they bore on their saddle-bows,
Three caskets of gold with golden keys;
Their robes were of crimson silk with rows
Of bells and pomegranates and furbelows,
Their turbans like blossoming almond-trees.
 
And so the Three Kings rode into the West,
Through the dusk of the night, over hill and dell,
And sometimes they nodded with beard on breast,
And sometimes talked, as they paused to rest,
With the people they met at some wayside well.
 
“Of the child that is born,” said Baltasar,
“Good people, I pray you, tell us the news;
For we in the East have seen his star,
And have ridden fast, and have ridden far,
To find and worship the King of the Jews.”
 
And the people answered, “You ask in vain;
We know of no King but Herod the Great!”
They thought the Wise Men were men insane,
As they spurred their horses across the plain,
Like riders in haste, who cannot wait.
 
And when they came to Jerusalem,
Herod the Great, who had heard this thing,
Sent for the Wise Men and questioned them;
And said, “Go down unto Bethlehem,
And bring me tidings of this new king.”
 
So they rode away; and the star stood still,
The only one in the grey of morn;
Yes, it stopped—it stood still of its own free will,
Right over Bethlehem on the hill,
The city of David, where Christ was born.
 
And the Three Kings rode through the gate and the guard,
Through the silent street, till their horses turned
And neighed as they entered the great inn-yard;
But the windows were closed, and the doors were barred,
And only a light in the stable burned.
 
And cradled there in the scented hay,
In the air made sweet by the breath of kine,
The little child in the manger lay,
The child, that would be king one day
Of a kingdom not human, but divine.
 
His mother Mary of Nazareth
Sat watching beside his place of rest,
Watching the even flow of his breath,
For the joy of life and the terror of death
Were mingled together in her breast.
 
They laid their offerings at his feet:
The gold was their tribute to a King,
The frankincense, with its odor sweet,
Was for the Priest, the Paraclete,
The myrrh for the body’s burying.
 
And the mother wondered and bowed her head,
And sat as still as a statue of stone,
Her heart was troubled yet comforted,
Remembering what the Angel had said
Of an endless reign and of David’s throne.
 
Then the Kings rode out of the city gate,
With a clatter of hoofs in proud array;
But they went not back to Herod the Great,
For they knew his malice and feared his hate,
And returned to their homes by another way.