Мудрец

                1.
И лоботрясам в назиданье
И злопыхателям назло
К великим знаниям призванье
По жизни юношу вело.
Себе отказывая в малом,
Не зная женщин и вина,
Он жил пол жизни по подвалам,
Корпел над книгами без сна.
Еще пол жизни он учился
У солнца, моря, ветра, скал,
И, наконец, остановился:
Он все возможное познал!
Он подошел к вершине знанья,
Откуда сколько ни свети
Лучом священного желанья,
Уму земному нет пути…
Его тот час же поселили
 В роскошный каменный дворец
И на седины возложили
Признанья лавровый венец.
Он стал науки первым цветом
Своей страны и всей земли,
К нему ходили за советом
Пешком цари и короли.
К нему вельможи приходили
Познать начала всех начал
И чистым золотом платили…
Мудрец все более скучал.
На что ему земная слава,
Богатство, прислуга, почет,
Когда познания отрава
Как прежде в юности влечет?
Как прежде он охвачен жаждой
Волнений разума, побед.
Но, что с того? Былинки каждой
Уже давно разведан след.
Давно исчислены теченья
Морей небесных и земных.
Как прежде, сил и вдохновенья,
Он больше не находит в них…
Он  в пресных хлопотах проводит
Отныне суетные дни.
Он ищет книг, но не находит –
Для дурней писаны они.
Часы полуденных листаний
Давно изученных страниц
В нем порождают мир мечтаний –
Тревожный, новый, без границ.
Так, выходя порою в поле
Или сосновый светлый лес,
Он сердцем чувствует, что доле
Есть мир исполненный чудес,
Где нет начал и нет расчета,
Где все вверх дном и время вспять.
И этим миром правит кто-то,
Кого никак нельзя познать…
Пытливый ум его томится
Не видя больше ясный след
И быстро вянет и старится
Без напряженья и побед.
Бирюльки, фантики, монетки,
Десятки самых странных дел –
В своей пустой роскошной клетке
Мудрец серьезно заболел.
Он то и знает, что бранится
И гонит всех входящих вон.
И, вот, ему однажды снится
Чудесный и целебный сон.

Закончив путь свой одинокий
Он на траве в лесу лежит
Объятый сном и сон глубокий
Его безмолвно сторожит
Сова, царица темной ночи.
Вдруг говорит ему она:
«Восстань, мудрец, твой путь не кончен.
Есть в мире истина одна.
До сей поры ты ей ни разу
Не уделял вниманья пыл
И оттого твой пылкий разум
Еще до времени остыл.
За солнце принял ты беспечно
Конечных истин зыбкий свет,
Лишь только эта бесконечна.
Ее сильнее в мире нет.
Она, жилец чертогов скрытых,
Хрусталь, алмазы и гранит
Тобой премудростей добытых
Одним лучом своим затмит.
Ушли бессчетными стадами
Своим путем златые дни.
Ты к ней готов уже годами -
Лишь только руку протяни.
Быть может, будут не по вкусу
Тебе черты ее лица,
Но верь достойному искусу
Познать все тайны до конца.
В исканьях праведных и строгих
Забудь сиянье сытых лиц.
Ищи ее среди убогих –
Поэтов, нищих и  убийц.
Ты ею завершишь на месте
Великой  мудрости узор.
Найти ее есть дело чести,
А не найти ее – позор!»
Сова исчезла. Закружился
Над лесом белый снег и лес
В пустыне белой растворился.
Мудрец проснулся и … исчез.
По всей земле о нем трубили –
Искали след и,  наконец,
О нем, как водится, забыли
И с пользой продали дворец.
               
                2.
Уже стояла ночь глухая.
Горели звезды. Перед сном
Бродяга, старчески перхая,               
В лачуге пил ямайский ром.
Как пес кладбищенский, безродный,
Он был давно беззуб и стар,
Но в прошлом – деятель свободный –   
Гроза морей и дев – корсар.
На юге, тамошние власти,
Не вняв покаянным словам,
Его разрезали на части,
Отдав колена диким львам.
Предавшись нищенской заботе,
Ловя чреду своих удач
Он и безногий стал в почете -
Судья средь равных и палач, -
Во имя некоей Мадонны
Или иных каких-то сил,
По воле черни чтил законы               
И сам же головы сносил.   
Свое убогое жилище
Устроил он под самый раз–
На старом, брошенном кладбище,
Подальше от дозорных глаз…

Вокруг него кружились мухи
Жужжа в полночной тишине,
Его серьга горела в ухе          
Зловещим светом при луне,
На земляном полу дымилась
Большая сальная свеча
И голова уже клонилась
Касаясь ветхого плеча.
Еще немного и оглушит
Хмельным угаром тяжкий сон
И упокоит злую душу
В иных мирах, но видит он,
Лишенец, нехристь окаянный         
Из - под своих тяжелых век,            
Как лунным светом осиянный         
Идет по полю человек.               
Рубаха белая. Седая               
До трав свисает борода,               
А над главой  его, сияя               
Плывет  огромная звезда.   
За далью, словно неземною,
Не видно черт его лица...
Лишь отраженье под луною -
Благопристойного старца...   
            
Вот, подошел… Пустынны очи.            
В них ничего живого нет,
Как будто ужас черной ночи
Оставил пепельный свой след.
Как будто высшие законы
Избрали целью одного…
Одни мучительные стоны
Из уст доносятся его…
Не бог ли это? Бог бесплотен,
А этот пахнет за версту
Как драный пес из подворотен,
Как старый нищий на мосту.
Бродяга дышит и не дышит
Свое дыханье затая
И от себя внезапно слышит:
«Мудрец, ты, что ль тут бродишь?» - «Я!
…Я долго шел… Устали ноги…
…Вон крыса… Крыса снова.… Брысь!
…Длинны премудрости дороги…
…Позволь присесть к тебе…» - «Садись».
Присел с чуть видимым поклоном,
К плечу склонилась голова
И потекли тягучим стоном
Его премудрые слова:
«Я год не спал… Я ждал решенья…
Я высшим истинам внимал…
К тебе невольного стремленья
Я никогда не принимал.
Но скалы судьями нависли.
И я поверил в приговор…
И я пришел.… Но цвету мысли
Что может дать убийца, вор?
Мой путь тернист и хлеб мой солон,
Но так создал меня творец -
Без новой истины не полон
Мой будет лавровый венец.
От мысли ровного свеченья
Я отличаю миражи.
Коль знаешь что, - прерви мученья, -
Скажи мне или покажи».
Завыли дикие собаки
Вокруг  заброшенных могил,
Так, словно, в лунном полумраке
Нестройный хор чертей завыл.
Глаза бродяги округлились,
Покрылась пухом голова,
В зрачках холодных отразились
Кресты могильные… Сова!
Мудрец, - взялась откуда сила -
Уже намерился бежать,
Но тут сова заговорила
Знакомым голосом: «Присядь.
Не ветер гнал тебя по полю
Не лютый враг, не барыши.
Ты сам пришел исполнить волю
Своей мятущейся души.
Лучом надежды показался
Тебе огонь моей свечи.
Так, раз, до цели ты добрался,
Сиди спокойно и молчи.
Постель моя – в земле могила,
Но я, как видишь, не дрожу…
Я  расскажу тебе, что было
И путь дальнейший укажу…
Ты долго мудрости учился
Свой горб над книгами горбя.
Но так и не остановился
На низкой пользе для себя.
Не признавая жизни средней,
Ее докучного пути,
До тайны истины последней
Ты вознамерился дойти.
Иного вовсе быть не должно
В большом, таинственном дому,
Где ты познал лишь то, что можно
Познать обычному уму:
Предметов связь, передвиженье,
Названье всех до одного
И их простое примененье, -
И все, - не более того.
На что тебе познанья эти?
Ты ж не ремесленник, а бог
Средь тех немногих на планете,
Кто тень от тайны видеть мог.
Ты как охотник шел по следу
С пытливым духом наравне
И, зная где искать победу,
Ты, наконец, пришел ко мне.
Привет тебе, мудрец! Надежно
Ты держишь знамя мудреца
Восстав на то, что невозможно
Узнать всей правды до конца,
На то, что в мире одиноком,
Его с неведомым борьбе,
Судить лишь можно по намекам
Об истинной его судьбе,
На то, что не имеет меры
И не положено к ногам,
То отдано на откуп веры,
Ее неведомым богам,
Что не вмещается в названье,
Чему нельзя долги отдать,
С тем форма сосуществованья
Всегда одна – того не знать.
На это ты восстал. Надеждой
Жить невозможно мудрецу.
Он должен знать, а быть невеждой
Полезно, разве что, певцу.
В своем презренном огороде
Растит он грезы как цветы
(Но к слову – веря их природе,
Он к правде ближе нежель ты).
Своей души святую мену
На камень знаний соверша,
У жизни, бейся хоть о стену,
Ты не узнаешь ни шиша.
Ее черты необычайны
И у невежд они в цене,
Но ключ ее незримой тайны
Не в ней самой, а где-то вне, -
Там, за Луной,  небесным краем,
Где он,  закованный в сундук,
Лежит всегда недосягаем
Для грязных помыслов и рук.
К нему святые прикасались
Прикосновением живых,
Но все обратно возвращались –
Он не прельстил ни разу их.
Тому, кто этот ключ достанет,
Владеть всем миром суждено,
Тот божий промысел узнает.
Ты чист в своих стремленьях, но
Над тем ларцом орлы кружатся
Живой оледеняя взор
И путь один к нему добраться –
Он через мой лежит топор.
О нем я как - то говорила
Тебе в твоем недавнем сне.
Через него приходит сила
Ума рожденного в огне.
Он – якорь вечного причала
В стране  неведомых чудес.
Он есть конец, и есть начало
Слиянья  с тайнами небес.
Один лишь взмах и мир суровый
Растопит скрытых истин твердь
(Вот только жаль, венец лавровый
Уж будет не на что надеть)…
Так ты готов? Снимай рубаху –
Она нужна мне. И скуфью.
И,  помолясь, клади на плаху
Седую голову свою…
Вот только лезвие подправлю
И, после славного конца,
Тебя я, полного, прославлю,
Подвижника и мудреца»…

Мудрец не знает где очнулся.
Тряхнул – на месте голова.
Он видит лес.. .Он оглянулся, -
А на суку опять сова.
И говорит знакомым басом,
Уже злорадства не тая:
«Мудрец, не ты ль тут бродишь часом,
Иль это только тень твоя?
Дай погляжу. Иди поближе…
О пошлый и бессильный век –
На мягком мху следы я вижу –
Не светоч ты, а человек.
Не преставая в дверь стучаться
Чужих, таинственных небес
Ты не сумел отмежеваться
Душой от суетных телес.
Ты восходил, сбивая ноги,
По каменистому пути...
Как глупо, стоя на пороге,
Вершины мира, не взойти…
С меня довольно! Баста! Хватит!
Довольно быть твоей рабой!
Кто неустойку мне заплатит
За дни убитые с тобой?
Кто мне заплатит за прозренья 
Там, где им быть не суждено,
Нечеловеческое зренье
И знаний крепкое  вино?..
Ты все презрел. И будь покоен -
Я не приму твоей вины.
Отныне будешь ты достоин
Лишь глупой, суетной жены.
Ты будешь мерзко  веселиться
Красой земных безмозглых дев
И жизнь твоя травой стелиться
Отныне будет меж дерев...»

Завыла бешеная вьюга
В густых, разлапистых ветвях.
Смешалось все – сова, лачуга
В ее пронзительных вихрях.
Со свистом мимо пролетели
Ларцы, бродяги, корабли
 И не пугаясь злой метели               
Девицы голые прошли...
Мудрец от страха потянулся,
Стыдливо сморщился в лице,
Чихнул два раза и… проснулся
В своей постели во дворце…

                3.
Что ожидалось, то случилось -
Настало утро, наконец.
Прислуга с ног усталых сбилась -
Уж, верно, при смерти мудрец.
Он то кричал, махал руками,
В кого-то яростно плевал,
То  непристойными стихами
К седой сиделке воззывал:
 «Приди, приди, о, жрица страсти,
В златую  келию мою,
Я на тебе порву на части
Одежд случайных чешую.
Мы будем яростны и грубы,
Пия  запретное вино,
Но, лишь усталость смежит губы,
Тебя я выброшу в окно».
Прислуга в ужасе рыдала
От слов безумного чтеца –
Она ни разу не видала
Таким седого мудреца.
Уже печальному обряду
Готов  был траурный покров...
Мудрец, чихнув раз двадцать кряду,
Проснулся, бодр и здоров.
Увидев скорбное собранье
Вокруг себя проведших ночь,
Он ликом выразил страданье
И всех скорбящих выгнал прочь.
А сам, надев халат бухарский,
Который был ему к лицу,
Он стал, вторя привычке царской,
Ходить бесцельно по дворцу -
Вдоль белых стен,  от ниши к нише
А дальше – выше, на карниз,
Увлекся голубем на крыше,
Забыл его, спустился вниз.
Зашел в свою библиотеку—
Души жилище и алтарь
И слышит вдруг слугу – калеку:
«К вам царь  Долдон,  мудрейший царь:
Познать миры за небосводом,
Спросить, зачем течет вода,
И отчего простым народом
 Любима постная еда,
Зачем на небе месяц бледный,
С Китаем будет ли война
И отчего наутро, бедный,
Всегда алкает он вина».

Мудрец испуганно пригнулся
Услышав служки трубный глас,
Щипнул себя и… не проснулся,
Как он хотел бы - в третий раз.
Тоску смертельную почуя
При виде царского лица,
Себя за трусости бичуя,
Он вон пустился из дворца...

                4.
На берегу, у океана,
Тяжелым поднятый трудом,
Раздвинув заросли бурьяна,
Стоит большой красивый дом.
Хозяйство рядом препростое –
Свинья, корова и коза,
Десяток кур, индюшек трое
Телеги с сеном – два воза.
За домом, где видна ограда
На солнце зреет виноград,
А ближе к морю кущи сада
Своей прохладою манят.
На берегу  рыбачья лодка –
В чешуе рыбьей и сетях.
Прибрежный ветер воет кротко
В ее запутавшись снастях…
А в доме тихо и опрятно.
Ни в чем не видно суеты
И глазу всякому приятно
При виде  мудрой простоты.
Младое племя смотрит в книжки,
Глаза вниманием полны  -
Мужей преклонных лет детишки
Всегда, как правило, умны.
А над дверьми, во двор и сени,
Висит, - прибито с головы,
Следя внимательно за всеми
Пустое чучело совы.