Русь моя!

Сосновский Виктор Анатольевич
www.stihi.ru/avtor/biktorossЗдесь, на сосны нанизана, спит луна над прудом.
Я построю здесь хижину или маленький дом.
Где свободно поместится (ковш пошёл на излом)
Вся Большая Медведица за оконным стеклом.
Стану годы настаивать в стороне от беды
В стаях трав горностаевых у зелёной воды.
И созвездья, как снадобья, собирать над прудом.
(Мне бы загодя надо бы, я же всё - на потом.)
Полнолунием в заводи - золотое шитьё -
Ляжет тихо, как заповедь, ночь на сердце моё.
* * *
Глубокие, спокойные снега.Холодное молчание России
Былинная, таинственная сила
не истощилась - в недра залегла.
...Люблю я, грешным делом, звон метели!
Как будто двери сорваны с петель!
Скрипят, морозом скрученные, ели
 и хруст стоит - за тридевять земель!
А оттепелью лёд, ослабевая, и стонет, и гудит,
как провода! Прислушайся: там, подо льдом, живая,
храня тепло, колышется вода...
Там, в синей лунке, в сонном зазеркалье,
под полотном волны - и под, и на -
волнуясь, белым пламенем сверкает -
дрожит, как будто плавится, луна!

1

Как калека за крест зацелованный, как смертельно
больной у икон, я держусь за стихи - за соломинку,
за светящийся в море планктон.
За сгоревшие в поле соцветия. За невидимую черту.
За сияющие созвездия. За зияющую пустоту.
Как ты, болезная? К слову сказать, бесполезная.
Вечно нетрезвая, вредная, словом, весьма!
Всё ещё держишь поэта ночами над бездною?
Иль соскочила, съезжать заставляя с ума?
Как там Высоцкий пел: пятками ходим по лезвию?
Жизнью ответив, но смертию смерть не поправ...
Я бы повесил того, кто придумал Поэзию,
к наркоторговцу его, подлеца, приравняв!
...Ночь напролёт, ещё одну - не ту!
Перетерпев, весь - ожиданье чуда!
Поэт, как филин, ухнет в пустоту...
Ещё ему аукнется оттуда!
* * *
Чем пахнет осень? Осенью, конечно.
Листвой опавшей, утренней росой.
Землёй. Звездой остывшей. Жизнью млечной.
Вселенной всей над нашей головой.
Земной тревогой. Музой шелестящей.
Бессмертием. Прозрачной тишиной.
Последней каплей. Жизнью уходящей.
Но это тоже - счастье, боже мой...
...Не холодно ещё. Возня букашек,
затеявших альков из лепестков.
Марш несогласных с осенью ромашек
и не готовых к смерти мотыльков.
...День на меду настоян; загустевший
гул насекомых – певчих мух; возня
злых гусениц; ком тли заплесневевшей.
И мух, и тлю, и гусениц казня,

2

снуют по им одним знакомым тропам,
с мужицкою смекалкой – муравьи,
рассматривая через мелкоскопы
окаменевших куколок айвы.
С той нежностью, с которой угасает
янтарный лист, не смеющий шепнуть,
о том, что осень - всё же привирает
о красоте земной. Совсем чуть-чуть.
* * *
Чем дышит одуванчик? Летним ветром?
Мёдом пространства, сказочным на вид?
И верой в то, что богом-геометром   
воск времени спасёт и сохранит
руно от новолуний золотое -
трав горностаевых серебряный отлив?
Пчелиный рай - от звона сухостоя
до колокольчиков земных молитв...
И наш удел - молиться неумело
в темнице тела, каясь тяжело.
И верить, что душа покинет тело,
как одуванчик, вставший на крыло.
* * *
Закат угас. И там, внизу, в долине зажглись огни.
Я дожидаюсь звёзд. В спокойном одиночестве
вершины. Среди отвесных скал и птичьих гнёзд.
Затихло всё. Ночь потеряла голос. Отброшен день
за кромку суеты. ДрЕмлют холмы, лиловые по пояс.
И облака чеканны и чисты.
Я не уйду отсюда. До рассвета - на чёрном
с золотом я перелью в слова те слёзы, что
униженная ветром, На ложе скал роняет сон-трава...
....мелеет Млечный Путь... В дЫмке завьюженной,
На первом лучике, на солнечном ростке,
Там, в облаках, рождается жемчужина
И отражается в моей строке...

3

...как ни гульливы, ни вольны они,
как ни увёртливы на блещущем просторе, -
взлетев от закипающей волны,
чаинки чаек оседают в море...
Возьми с собой в дорогу крутизну
отвесных скал,атласную упругость
зелёных волн, прибоя белизну, -
прохладу моря и пустыни сухость.
И, уходя на север, оглянись
на гроздь заката – чаячьего крика!
По склонам гор, скользнув, уходит вниз
день Таврики – тень русской Эвридики!
Море зимней слезы, пепел лоз виноградных, холодный
одинокий раскат одинокой январской грозы...
Есть и в небе Тавриды, мой Север,оленьблагородный!
Свет берёзовых рощ, след апрельской твоей бирюзы.
* * *
Словно крохотный остров дрейфует покоем:
утка с маленьким выводком в тихой воде.
Облака проплывают влюблённо – по двое –   
не на глади – за гладью – за гранью – на дне.
А из лунной дорожки – к хорошей погоде –
серебристая рыбка блеснёт над прудом...
Сколько маленьких таинств сокрыто в природе!   
Сколько маленьких радостей – в сердце моём.
* * *
Кареглазый, наивный подсолнух восторженно слеп.
Желторотый юнец одуванчик готов опушиться,
невзирая на то, что за этим последует смерть,
разве это причина ему на земле не родиться?
Во вселенной, где каждый отважно сгустившийся ком,
окружён пустотою, готовой повсюду разлиться,
есть планета одна – и она у тебя за окном.
Есть надежда одна – и она в твоём сердце хранится.

Здесь, на сосны нанизана, спит луна над прудом.
Я построю здесь хижину или маленький дом.
Где свободно поместится (ковш пошёл на излом)
Вся Большая Медведица за оконным стеклом.
Стану годы настаивать в стороне от беды
В стаях трав горностаевых у зелёной воды.
И созвездья, как снадобья, собирать над прудом.
(Мне бы загодя надо бы, я же всё - на потом.)
Полнолунием в заводи - золотое шитьё -
Ляжет тихо, как заповедь, ночь на сердце моё.
* * *
...День на меду настоян; загустевший
гул насекомых – певчих мух; возня
злых гусениц; ком тли заплесневевшей.
И мух, и тлю, и гусениц казня,
снуют по им одним знакомым тропам,
с мужицкою смекалкой – муравьи,
рассматривая через мелкоскопы
окаменевших куколок айвы.
Там сном объяты белые личинки.
Но чудится мне: вылупившись в срок,
они вспорхнут, как чёрные снежинки
сожжённых мной, закуклившихся строк.
* * *
Глубокие, спокойные снега.Холодное молчание России

1

Былинная, таинственная сила
не истощилась - в недра залегла.
...Люблю я, грешным делом, звон метели!
Как будто двери сорваны с петель!
Скрипят, морозом скрученные, ели
 и хруст стоит - за тридевять земель!
А оттепелью лёд, ослабевая,
и стонет, и гудит, как провода!
Прислушайся: там, подо льдом, живая,
храня тепло, колышется вода...
Там, в синей лунке, в сонном зазеркалье,
под полотном волны - и под, и на -
волнуясь, белым пламенем сверкает -
дрожит, как будто плавится, луна!
* * *
Коряги чернеют на дне, как ковриги.
Лиловые ели (ловлю голавлей).
Течёт вдоль забора, за старенькой ригой
речушка с названьем смешным: Воробей.
С повадкою важной, с течением чинным,
под ряской – зелёной и жёлтой – века -
под всячиной всякой – древесной, бузинной
воздушные замки плывут – облака.
Сквозь омуты-годы, сквозь заводи сердца,
сквозь омуты памяти - в заводи сна
плывут... А под ними глазастое детство
сестрицей Алёнушкой смотрит со дна.
* * *
Тоски осенней тусклое стекло накрыло ливнем -
капельками смеха. Потоком слёз? Пусть так. Не
всё ль равно? Важнее то, что зазвенело эхо.
Очнулись птицы, стало вдруг светло...
Горит на медленном огне заката медь наскальных
сосен
Как будто мало в глубине твоих янтарных

2

комнат,осень
огня божественного дня!
       ...На игле одиночества мгла,
          как бы долго дрожать ни могла,
          всё ж сквозь веки опущенных туч
          как слеза, пробивается луч
* * *
Кареглазый, наивный подсолнух восторженно слеп.
Желторотый юнец одуванчик готов опушиться,
невзирая на то, что за этим последует смерть,
разве это причина ему на земле не родиться?
Во вселенной, где каждый отважно сгустившийся ком,
окружён пустотою, готовой повсюду разлиться,
есть планета одна – и она у тебя за окном.
Есть надежда одна – и она в твоём сердце хранится.
* * *
Я человек ночи и осени.
Звёздного неба. Белой луны.
Я человек с грустью и проседью,
с лёгкою проседью тёмной волны.
Я человек зимнего росчерка   
молнии! Сумрака и тишины.
Я человек лёгкого почерка,
быстрого промелька: "Вы - влюблены?"
Я - человек! (Ну, не без гонора!)
Звонкого хохота, смутной беды...
Я человек лёгкого говора,
ясного говора чистой воды.
* * *
В рассветном багрянце - рассыпана нить перламутра:
прошёл истребитель в молчании сверхзвуковом.   
Так тихо, как будто коснулся хрустального   
а      
не гулким, латунным, но ломким   
Зимою всё небо, как сгорбленный стебель. На щебень

3

похожее небо, тяжёлое небо в дыму...
Но летом в России настолько высокое небо,
что можно простить эту зимнюю низость ему.
* * *
Дремлет в недрах земных червь.
Спит в пучинах морских кит.
Одноразовая чернь в многоразовой тьме спит.
Многоразовых слов бред. Одноразовых крыл взмах.
Если тьма, что во мне свет, какова же тогда тьма?
Я не то чтоб жил изо всех жил,
выбрав - Бог простит! - грех и смех.
Улыбается мне - во сне - жизнь.
Усмехается мне в глаза смерть.
Ты не плачь, старик, и не сетуй -
сколько сердцу осталось биться.
Все, кто умерли - уже дети.
Снова - дети, цветы и птицы...
Ты не плачь, старик, пусть - плацебо
в пользу бедных - Рай. Рай Жар-Птица!
Всех, кто умерли - примет Небо!
В крайнем случае - прослезится.

Чем дышит одуванчик? Летним ветром?
Мёдом пространства, сказочным на вид?
И верой в то, что богом-геометром   
воск времени спасёт и сохранит
руно от новолуний золотое -
трав горностаевых серебряный отлив?
Пчелиный рай - от звона сухостоя
до колокольчиков земных молитв...
И наш удел - молиться неумело
в темнице тела, каясь тяжело.
И верить, что душа покинет тело,
как одуванчик, вставший на крыло.
* * *

4

Вот море медленное - бриз!Чуть шелестящее, при
этом,
ещё нетронутое светом, едва лишь сотканное из -
(блюз!) капель, сорваных со дна,
им уготованной разлукой, –
ещё нетронутая звуком, мерцающая тишина...
...как ни гульливы, ни вольны они,
как ни увёртливы на блещущем просторе, -
взлетев от закипающей волны,
чаинки чаек оседают в море...
Чтоб море, золотой венок,швырнув на ложе
скал,лакало
из тёмной глубины бокала заката алое вино!
* * *
Море зимней слезы, пепел лоз виноградных, холодный
одинокий раскат одинокой январской грозы...
Есть и в небе Тавриды, мой Север,олень
благородный!
Свет берёзовых рощ, след апрельской твоей бирюзы.

Возьми с собой в дорогу крутизну отвесных скал,
атласную упругость зелёных волн, прибоя белизну, -
прохладу моря и пустыни сухость.
И, уходя на север, оглянись
на гроздь заката – чаячьего крика!
По склонам гор, скользнув, уходит вниз
день Таврики – тень русской Эвридики!*

Свободно осень переходит в стих,
в слова и в одиночестве заката
мне кажется,что листьев золотых
невосполнима поздняя утрата.
Мне кажется: прозрачной чередой
проходят, улыбаясь виновато,
все женщины, любимые когда-то,

5

но так и не разгаданные мной.
Всё золотыми слитками покрылось -
надгробиями осени, взгляни!
Ты полагаешь, листья - не молились?
Не плакали: "Спаси и сохрани!"?
Всех этих дам - красивых и не очень!
(Все эти листья, втоптанные в грязь.)
Чтоб кто-то, вслед за мной, смотрел им в очи.
Смотрел, смотрел, смотрел - не надивясь...
С той нежностью, с которой угасает
янтарный лист, не смеющий шепнуть,
о том, что осень - всё же привирает
о красоте земной. Совсем чуть-чуть.

Чем пахнет осень? Осенью, конечно.
Листвой опавшей, утренней росой.
Землёй. Звездой остывшей. Жизнью млечной.
Вселенной всей над нашей головой.
Земной тревогой. Музой шелестящей.
Бессмертием. Прозрачной тишиной.
Последней каплей. Жизнью уходящей.
Но это тоже - счастье, боже мой...
...Не холодно ещё. Возня букашек,
затеявших альков из лепестков.
Марш несогласных с осенью ромашек
и не готовых к смерти мотыльков.
И этот лист, ещё совсем зелёный,
что закружился в танце надо мной,
как изумруд, сверкнёт в моей ладони,
когда обронит осень - золотой.

Как долго длится снег - ему дано
сводить с ума пространство! Воедино
он свёл, накинув белое сукно,
дома, деревья, улицы, витрины,

6

посты ГАИ, границы государства -
шестую суши, брошенную псу
под хвост! Вернув в единое пространство
раздельную - на глобусе - попсу.
Смысл жизни в том, чтобы тебя держала
в ежовых рукавицах, дурака,
не крохотная - женская - рука,
но прежняя - железная - держава!
Час узничеств? Одиночеств час.
О разум-мученик! Вновь стая, голосуя,
век ставит к стенке. Время отвечать
за камни, брошенные всуе.

 ...должно быть так взывают по ночам -
наперекор запретам-суховеям -
уста пустынь-монахинь - к родникам,
от ереси невольной холодея...

Вот паучок раздавлен - пустячок!
Какая малость - мёртвая улитка...
Улитка - оттиск солнечного слитка,
Вселенная - размером с пятачок.

Пора, мой друг, весенняя – наряд
весь этот – одноразовый, не боле!
Земную жизнь прожить – что выйти в поле,
где годы-одуванчики летят.

Закат у ног. Замри, не шевелись!
Заставший осень! Вот твоя награда:
прозрачной тишины упавший лист
в артезианский холод водопада.

В дремучем колодце во тьме обитает вода.
В скрипучем колодце на свет потемнела слюда.

7

В певучем колодце землёй зарастают года.
Вода умирает. А с ней умирает звезда.

...День на меду настоян; загустевший
гул насекомых – певчих мух; возня
злых гусениц; ком тли заплесневевшей.
И мух, и тлю, и гусениц казня,

снуют по им одним знакомым тропам,
с мужицкою смекалкой – муравьи,
рассматривая через мелкоскопы
окаменевших куколок айвы.

О нежности, с которой угасает
янтарный лист, не смеющий шепнуть
о том, что осень всё же привирает
о красоте земной. Совсем чуть-чуть.

Настанет миг – и он не за горами:
последняя сорвётся капля - сверху.
И тишина расширится кругами,
от на одной ноге стоящей цапли - смерти.

И это всё. И вся твоя награда
в том, что ты видел, как во сне лунатик:
кошачья недоверчивость зелёных виноградин,
алмазный пепел тлеющих галактик...

От века - вина ль его? - сна виртуального
останется вечно дрожащая тварь.
И только поэт - допотопный дикарь -
убеждён в уникальности неуникального.

Июньским утром, рано, мир – на грани...
Лишь затаи дыхание, замри –

8

и отразятся в капельках тумана
все родники – все родинки – Земли.

Жил-был Витя. Стоит и об этом!
Жил! (А почему в прошедшем времени?
Витя на горЕ и этим летом –
в-о-о-н стоИт! На самом её темени.)
Вру – "стоИт"! Пространством овеваемый,
движется! В пути! Перемещается
в сторону грозы. Обуреваемый
мыслями. (С прогулки возвращается.)
А над ним – вселенная! (Как таинство.)
А за ним дождь-бомж с горы смещается.
А под ним – в прострации пространственной –
в лужах шар земной переливается!
В капельках, звеня, меж звёзд вращается!
В стаях трав полынных – горностаевых!
Взгляд у Вити тоже полон таинства:
вдаль скользя, едва земли касается...

Закат угас... И там, внизу, в долине
Зажглись огни. Я дожидаюсь звёзд.
В спокойном одиночестве вершины.
Среди отвесных скал и птичьих гнёзд.
Затихло всё. Ночь потеряла голос.
Отброшен день за кромку суеты.
...ДрЕмлют холмы, лиловые по пояс.
И облака чеканны и чисты.
Я не уйду отсюда. До рассвета –
На чёрном с золотом – я перелью в слова
Те слёзы, что униженная ветром,
На ложе скал роняет сон-трава...
....мелеет Млечный Путь... В дЫмке завьюженной,
На первом лучике, на солнечном ростке,
Там, в облаках, рождается жемчужина

9

И отражается в моей строке...
* * *
Да перестань ты "быдло" клясть в
отчаяньи!
Какие, к чёрту, "толпы почитателей"?!
Поэзия рождается в молчании.
Ей не нужны оравы и издатели!
Ей ни к чему вопить в Политехническом,
в дрожь девочек-кликуш бросая в бантиках!
Чтобы потом, в величии эпическом,
посверкивать на пальце бриллиантиком.
Поэзия - не истина, - сомнение.
Не слава, не почёт. (Что, очень хочется?)
Она в тебе таится от рождения
и умирает в полном одиночестве.
Она не для читателей! Для Бога ли?
(Спроси себя: "А за кого в ответе я?")
Для одного кого-то. А не много ли?
Нет, в самый раз! И пусть лишь раз в столетие.
...Место ночлега - Земля,
   Спит неприметная тля.
   Спит, улыбаясь, во сне,
   видя себя на Луне...
Как калека - за крест зацелованный,
как смертельно больной - у икон,
я держусь за стихи - за соломинку,
за светящийся в море планктон.
За сгоревшие в поле соцветия.
За невидимую черту.
За сияющие созвездия.
За зияющую пустоту.
Как ты, болезная? К слову сказать, бесполезная.
Вечно нетрезвая, вредная, словом, весьма!
Всё ещё держишь поэта ночами над бездною?
Иль соскочила, съезжать заставляя с ума?

10

Как там Высоцкий пел: пятками ходим по лезвию?
Жизнью ответив, но смертию смерть не поправ...
Я бы повесил того, кто придумал поэзию,
к наркоторговцу его, подлеца, приравняв!
...Ночь напролёт, ещё одну - не ту!
Перетерпев, весь - ожиданье чуда!
Поэт, как филин, ухнет в пустоту...
Ещё ему аукнется оттуда!

Словно крохотный остров дрейфует покоем:
утка с маленьким выводком в тихой воде.
Облака проплывают влюблённо – по двое –   
не на глади – за гладью – за гранью – на дне.
А из лунной дорожки – к хорошей погоде –
серебристая рыбка блеснёт над прудом...
Сколько маленьких таинств сокрыто в природе!   
Сколько маленьких радостей – в сердце моём.