Из книги Осетия! Волшебный край...

Часть  XI


ЦАРГАС . КУРТАТИНСКОЕ
УЩЕЛЬЕ.


Он  ехал в горы. Где-то в подсознаньи
Ему  казалось - в этот выходной
Избавиться он может от страданья,
И  обретет душа его покой.
Он вспоминал. Знакомая дорога,
Где взбухшей жилой бился Фиагдон
Клокочущий, напоминала много,
И звал на юг извилистый каньон.
Зачем-то завернул Чермен к селенью,
Остановился, перешел мосток,
Зашел в церквушку, сделал подношенье:
«Где  сын  мой, Боже? Как же ты жесток!
Верни мне сына и мою невестку,
Иль весточку какую-нибудь дай,
Мне жить невмочь, не нахожу я  места,
Прости за все и так не обижай».
С востока все еще темнела Тбау,
Но уж пылало солнце на  стенах
Горы, где старый Дзивгис   и Фашкау 41
Ютились на террасных берегах.
Отвесная стена в своем молчаньи
Морщинилась, весь  север заслоня,
На фоне неба грозным изваяньем
Стояла, тайны древности храня.
Под ней лепились церковь, склепы, башни,
Развалины построек и домов—
Весь древний  Дзивгис, словно день вчерашний,
Затерянный в сумятице веков.
Стоял  Чермен, печально  вспоминая,
С какою радостью Царгас бежал,
Подпрыгивал, на камни  залезая,
И  все  стремился выше, к  граням  скал.
Как  до горы они тогда поднялись,
В проем зияющий  вошли вдвоем,
И долго по пещере пробирались,
Пока  крутым не сделался подъем.
Когда-то от кочевников жестоких
Здесь прятались, укрытые стеной,
Все  жители  селений одиноких
И  месяцами  жили под горой.
Куда  ведут огромные  пещеры?
Что  спрятано в  их  темной  глубине?
Не  настигала  ли  людей  Химера?
«Теперь уж  все  неинтересно  мне» -
Подумал  он  и,  возвратясь к  машине,
Поехал  дальше,  в сердце  диких гор,
В  Хилакское  ущелье по долине,
Где  нить судьбы  сплела ему узор.
               
2

Однажды, молодым, меж скал гуляя,
Забрался он под  кручи, где  орлы
С гнезда  пытались  выманить, летая,
Орленка, чтоб он прыгнул со скалы.
И  он слетел, и  неуклюже падал,
Но  с  двух  сторон,  подставив два  крыла,
Две  взрослых птицы, выстроив  триаду,
Его  держали,  и семья  плыла.
Вдруг  выстрел  грянул.  Тройка развалилась.
И  молодой,  неловко, кувырком,
Упав  на  склон,  лежал,  и  кровь  струилась.
Беспомощно он бил другим крылом.
Чермен  забрал подранка  и уехал.
Над  ним летели долго два  орла.
Привез  домой,  и  славная  утеха
Его теперь надолго  увлекла.
Лечил  Чермен  орленка, нежил, холил,
Кормил  с руки, с  ним  много  говорил,
Вольер просторный  во дворе  построил,
Дав  имя  Марс,  колечко  закрепил.
В  морозы  забирал  домой питомца,
Не  стал ему  он  крылья  обрезать,
А  как пригрело  ласковое  солнце,
Возил  за город, чтоб учить  летать.
И  с  каждым разом был  орел  смелее
И крылья  на просторе расправлял,
И  шнур  Чермен  все  отпускал  длиннее,
И  свежим  мясом Марса  поощрял.
И  день настал. Желанную  свободу
Он  дал орлу. Тот, высоко  паря,
Над  домом  сделал  круг по  небосводу
И  растворился,  где  цвела  заря.
Недели  две смотрел  Чермен  на небо.
Он  верил, что вернется  Марс  домой.
Он  так  привык  к  нему, что, где бы  не был,
Спешил, как будто к матери  родной.
И  вот  на небе точка  показалась,
И   Марс  с барашком  беленьким  в когтях
Спустился гордый, возложив ту  малость,
Как  будто  долг  частично  возместя.
Три  раза  приносил  ягнят орленок,
Хвалил  его  Чермен, кормил, ласкал,
И  вдруг  пропал  надолго, постреленок,
И  наш  Чермен  совсем затосковал.
Но  через  месяц  закружил  он  снова,
Упала  наземь  тень могучих  крыл,
И  в лапах  великана  молодого
Качался  сверток, где  младенец был.
Тянул к нему он тонкие ручонки
И  что-то лопотал беззубым ртом.
Мгновенно  прикипел Чермен к  мальчонке.
Орел  же  навсегда  покинул  дом.

Вот где  уж радость! Был Чермен  бездетным.
О сыне постоянно  он  мечтал.
Мольбы  к богам  остались  безответны,
И  вот  орел  его молитвам  внял.
               
3

Назвали  сына  в честь  орла  Царгасом,
И  столько  суеты  принес он  в  дом,
Взорвав покой своим горластым гласом,
Что все пошло веселым кувырком.
И  больше  не  смотрел Чермен на небо,
Не  ждал орленка и  не  тосковал.
И  где  бы  и когда  теперь он не был,
Момента  встречи с  сыном  только ждал.
И  рос  мальчишка  с рыжими глазами,
Веселый, любознательный, живой,
Своими  занят важными делами
И  удивлял  родителей  порой.
Любил он прыгать, юркий, как бесенок,
Не  думая,  что  может быть беда.
С  кровати, табуретки, постреленок,
Он  шлепался, не  плача никогда.
Став старше, прыгал с гаража, сарая,
Крича: «Лечу», - и падал, но опять
Влезал и, руки-крылья  расправляя,
Все  верил, что научится  летать.
Использовал то ветки, то картонки,
То  зонтики, за что отец  ругал.
Смеялись все  соседские девчонки:
«Орел, Царгас,  летает  среди скал».
Животные  Царгаса  не терпели -
Пес  сторонился и  спешил удрать,
Шипел котище, и глаза горели,
Петух  всегда  готов был  поклевать.
По лестнице, вскарабкавшись  до  крыши,
Он  объявлял: «Я  презираю вас.
Дождетесь  у меня.  Я всех  вас  выше!
Я  царь  средь птиц.  Великий  я  Царгас!»


4

На  запад шла, стелясь асфальтом, трасса,
Свернули влево за  святым  селом.
Впервые в горы  взял  Чермен   Царгаса,
И  тот  в  стекло почти  уперся лбом.
С березок, лип  слетали поцелуи
Изящных, пухлых, золотистых губ,
Еще  ольхи зеленой вились струи,
Горел расплавом  красной меди дуб.
По-детски, не скрывая интереса,
Вопросы без  конца  он   задавал.
И  почему  вода бежит из леса,
Где  нет реки,  и лишь уступы скал.
Кто  красками  разрисовал  все  стены,
Где  мергели  цветные  возлежат,
И  кто поставил стелы, как антенны -
Одну  отдельно,  а  не  все  подряд.
Чермен  старался  выслушать спокойно,
Показывал  все  сыну, объяснял,
Чтоб  рос  мальчишка  умным  и достойным,
Чтоб Родину  свою  любил  и знал.
Легенду, как  косили братья  травы,
А младшая  сестренка  принесла
Им  суп  горячий. В  качестве приправы
В  него  гадюка глупая  вползла.
И  братья  все  поели,  не заметив,
И  все  поумирали  в  тот же час.
Отец  от горя жить  не мог  на свете,
А память в цыртах   дожила  до нас.
Приехали  на взлет  Кадаргавана  ,
Где  Фиагдон  щель узкую  прорыл,
И  кудри вод, сокровища  Сезама,
Упрятал  в  берегах  скалистых  крыл.
Где  сосны лепятся  на голых  скалах,
Тут верх одной и рядом корни вниз,
И  где  недавно  над водою шалой
Построили с перилами  карниз.
Когда-то  наверху лишь тропка вилась,
С  опаской всадник  мимо проезжал.
Теперь  машина  их остановилась,
И  здесь Чермен  легенду  рассказал.
Убить врага у горцев - дело чести.
Клеймо  позора не смывал тот род,
Который пренебрег  законом  мести—
Столетьями губил  себя  народ.
И  тяжек  был адат, судил  жестоко,
Пытались правила изобретать,
Чтобы с моралью древнего востока
Дружить, но все  же  кровников спасать.
И  вот на скалах, в узенькой ложбинке
Случайно  повстречались два врага.
Сражаться? Повернуть? Сойти  с тропинки?
Их разделяло только три шага…
Тогда один вдруг бросился к обрыву
И  прыгнул в воду с грозной высоты.
В потоке, средь камней, держась за  гриву,
Тонул он, бился, наконец, в кусты
Его  снесло  и  чудом  зацепило,
Дрожащий, слабый, стал он  вылезать,
Скользя, цепляясь  и  теряя  силы,
И  тут  увидел  кровника опять.
Но  улыбался  тот ему  как другу,
Его  отвагой, мужеством  сражен
И  подавал  спасительную руку—
Знак  будущего мира  с двух сторон.
Поехали назад. Уснул  в  машине
Наш  мальчик, утомленный долгим днем.
Во  сне он видел горы и отныне
Мечтал о них  и по ночам, и днем.
               


5

Подрос  Царгас. Уже ходил он  в школу,
Но  прыгать, как и раньше, не  бросал,
Всегда  уверенный  в  себе, веселый
И  все  летать  по-прежнему  мечтал.
С  отцом  по выходным не расставался.
Любили оба горы посещать,
Считали – день тогда лишь  удавался,
Когда  сумели  где-то  побывать.
Осетия  такая  небольшая,
Но, как  волшебный, сказочный  цветок,
Тому,  кто  хочет  видеть,  открывает
Души своей  заветный  лепесток.
Однажды  мальчугану  сон  приснился,
Как  будто,  пробираясь среди  скал,
В  пещеру  он  нечаянно  свалился,
И  странно  было  все, что там  видал.
Сидела важно  грозная  старуха
С  осанкой  гордой, острый  зоркий  взгляд,
Седые  пряди, словно  клочья  пуха,
Нос длинный  и  заметно  крючковат.
Его  увидев, клацнула  зубами,
Сказала: «Наконец – то  ты  пришел,
Наш  милый  мальчик, наделен  орлами
Ты  даром  славным – прыгать  хорошо.
Но  постарайся,  чтоб  никто  на  свете
Об  этом  тайном  даре  не  узнал,
Твои прыжки по скалам  не  заметил,
Чтобы  тебе  завидовать  не  стал.
Ведь этот дар для всех большое диво,
Чисты должны быть помыслы твои,
Не доверяйся женщинам красивым,
Уйдет твой дар – поберегись любви!»
Худые  пальцы  с  длинными  ногтями
Держали  на  цепочке  талисман –
То  был  орел  с разверстыми  крылами:
«Владей  и  наслаждайся,  мальчуган».

Царгас  проснулся  очень удивленный,
Но,  будучи  подвижным и живым,
Опять  скакал, резвился  увлеченный,
И  странный  сон  развеялся,  как  дым.
Бродя  с  отцом в пещерах  Тагардона  ,
Протиснулся  он  в  узенькую  щель,
Где  своды  скал  казались так  знакомы,
Как  будто  побывал он  здесь досель.
На  камне  в  обрамленьи  сталагмитов,
Куда  луч  солнца  чудом  попадал,
Увидел  он  тот талисман  забытый
И, вспомнив  сон, его  себе  забрал.
Надев  цепочку очень  осторожно,
Такую  легкость в  теле  ощутил,
Что  сразу  понял – впредь  мечта  возможна,
Как  будто  приобрел  он  пару  крыл.
И,  выбравшись  поспешно  из пещеры,
Нашел  отца. Не  в  силах  скрыть восторг,
Носился, прыгал,  будто  бы  без  меры,
Интуитивно  зная,  ЧТО  он  мог.
               
6

Теперь  вся  жизнь  Царгаса  изменилась,
Чтобы  свободно  прыгать и летать,
К  чему  душа  так  истово  стремилась,
Он  стал  уединения  искать.
И   не  тянуло больше  в лес,  в  пещеры,
Теперь он рвался  к  скалам, высоте,
Где  мог своим  особенным  манером
Предаться  восхитительной мечте.
Любил  Куртат  ,  где  как  в  ковчеге  Ноя,
Меж  двух  отрогов, двух  огромных  гор,
Запрятались  от  штормов  и прибоя
Селенья  осетин  с далеких  пор.
Конем  норовистым,  весь в  белой  пене,
Бежит  через  долину  Фиагдон.
Гор  снежных  с  юга  высятся  ступени.
Ковчег, как  в  бухте,  в  дрему  погружен.
И  маяки  высоких  узких  башен,
Очертанных  на фоне  неба,  скал,
Векам  навстречу  плывшие  бесстрашно,
Нашли  свой очарованный  причал.
Он  видел  склепы  Тага  и  Куртата,
Тех  предков,  кто  селенья  основал,
И  на ныхасе,  месте  сбора  Нартов  ,
Как  будто  сам  решенья  принимал.
Покинул  колыбель народ  Куртата,
И  мало  кто  теперь в  горах  живет,
Но  жизнь  богатырей – героев  Нартов
Хранит  в  своих  преданиях  народ.
Не  рос  богатырем  Царгас  изящный,
Он  строен  был  и  не  широк  в кости,
С  походкою  уверенной, летящей,
С  осанкой  сильной, гордой  личности.
Со  склонов  Куртатинского  ущелья
Он  часто  видел, как  парят  орлы,
Дороги  к перевалам,  что  бретелью
Выписывают  острые  углы.
Коровы  небольшие, альпинистки,
Нисколько  не  боятся  высоты,
Клубки  овец,  неспешных  и пушистых,
Прочесывают склон  без  суеты.
Немудрено – ведь  Кариу  и  Тбау
Закрыли  вход  дождям и облакам.
Здесь не  растут  в  большом  обилье  травы,
Раздолье  астрагалам,  типчакам.
И  лес  остался  у  Кадаргавана,
Лишь  сосны кое-где  прорвались ввысь,
Да  можжевельников  кусты-фонтаны
По  склонам  каменистым  растеклись.
Зато  как  много ласкового солнца,
Когда  внизу  и  морось, и  туман,
Здесь в небеса  открытое  оконце,
Целебен  воздух горный, как  бальзам.
Из  всех  селений  выделял  он Цмити,
Что  возносилось как  гнездо  орла,
На  грудь  горы,  где  в каменном  соитьи
Сплетались башни, стены и  скала.
О! Эти башни так неповторимы!
Они  как  символ древних  зодчих, знак.
На  что  они похожи? С чем  сравнимы?
Как  камни  подбирались, клались как?
Как  четок  контур, в  небо уходящий,
Как  правильно  разметил он  углы,
Из  тьмы веков, тот  мастер, вверх  глядящий,
И  как  он  встроил  часть крутой  скалы!

Они  любили  подниматься  с юга,
Минуя  склона  голубой  откос,
Где  камни  красовались  друг  пред другом -      
На  них  лишайник яркий, пышный  рос.
Пока  отец  средь  тупиков, развалов
Его  неторопливо  догонял,
Легко  забравшись, чтобы  не  видал  он,
Царгас со  стен  иль из  окна  слетал.

7

Уж  десять лет  бродил  Царгас  по свету
И покорял  Кавказ, Тянь-Шань,  Памир,
Участвовал  в  походах  по  Тибету,
И  вот  вернулся, повидав  весь  мир.
На  свадьбе  друга  увидал  Залину,
Жемчужину  из  створок  снов, мечты,
Ту  девушку, вторую  половину,
Тот  идеал  манящей  красоты.
Достоинство, спокойная улыбка,
Глаза  полны душевности, тепла,
С  походкой  грациозной,  станом  гибким,
Коса  меж  плеч, как водопад,  текла.
И в  танце «приглашенье», где  как пава,
Она  по  кругу  медленно  плыла,
Не  удержался  кто-то, крикнув «браво»,
Хвала  вполне  заслуженной была.
И  в  этом  круге,   в  дрогнувших  ресницах,
Увидел  знак  ответного  огня,
И  понял, что  не  только будет  сниться
Залины  лик  со  свадебного дня.

8

Прожили  почти  месяц  молодые.
Царгасу так хотелось  полетать.
Манили  его  скалы  роковые…
Хотел  он  все  Залине  рассказать,
Той  тайной  сокровенной  поделиться,
Которую  уж  двадцать лет  хранил,
Боялся  испугать, не  мог  решиться,
Он  слишком  эту  женщину любил.
Не  рассказав  и  не  сдержав  желаний,
Повез  ее  в  Куртат, где  так давно
Он  не  был, и  река  воспоминаний,
Нахлынув, опьянила, как  вино.
Пылало  солнце  в  чаше меж  горами,
Мустангом  белым  мчался  Фиагдон…
Все  те ж  вожди   все  также  были  с нами,
И  конь печальный, головой  склонен…
С  такою  радостью  он  возвращался,
Как будто  на родимое  крыльцо,
И близким  каждый  уголок  казался,
И  ветер  детства  целовал  лицо.
Но с грустью  замечал и  перемены,
Которые не нравились ему –
Коттеджи  и  оград  глухие  стены
Вплетали  бутафории  струну.
Проехали  мосток  за  Харисджином
И стелу, где  лежит  джигит  Гисо,
Что не дожил  лишь тридцать три  годины
До славных  лет  в количестве  двухсот.
Он  торопливо  вышел  из  машины,
По  камням  перепрыгнул  Фиагдон,
И  по  откосу  склона до  вершины
Утеса  серого  бежал  бегом.
Он  раньше  столько  раз  с него  бросался,
Как  мяч, касаясь  выступов  едва,
И  никогда  в  себе  не  сомневался,
От  счастья  лишь  кружилась голова.
И  вот он  встал, раскинул  вольно руки,
Взглянул  на  небо. Прямо  перед  ним
Орлы  летали, издавая  звуки,
В  их  исполненьи  значившие  гимн.
Потом  он  помахал  своей  Залине.
Она  стояла далеко  внизу,
У  Фиагдона,  в  узенькой  теснине,
От  страха  за  него смахнув  слезу.
И прыгнул  быстро. Соскользнуло  тело,
Опоры  не  найдя,  как  камень вниз,
Но  стая  подхватить  его  успела
И  унесла,  как  долгожданный  приз.
Стояла  онемевшая  Залина,
Не  веря, что  такое  может  быть.
Садилось  солнце  где-то  за  вершины,
И  тени  торопились  все  укрыть.
Глаза  ее  блуждали  над  горами.
И  вот, словно  во сне,  она  пошла
По  склону, пробираясь  меж  камнями,
Потом, цепляясь,  выше  поползла.
Сдирала  ноги, боль  не ощущая,
Царапались  колючие  кусты,
Мешали  слезы, видеть не давая:
«Царгас, любимый, отзовись, где  ты?»
И  доползла  до  той скалы,  откуда
Царгас  махнул  ей  весело  рукой,
И  прыгнула: «Жить  без  тебя  не буду!
Мой  муж! Ты должен  взять  меня  с  собой!»
               
9

Лежал  Чермен, раскинувшись,  на  травах.
Немолчный хор  кузнечиков  звенел.
Шум  Фиагдона  доносился  справа.
И  безотрывно  в  небо  он смотрел.
А  жирная  смешная  перепелка
Забралась  на него по рукаву,
Вдруг  испугавшись, спрыгнула  неловко
И юркнула  в  высокую  траву.
И  вот  возникли  две  летящих  точки
И,  сделав  круг,  приблизились тотчас.
Упала, звякнув,  на него  цепочка,
Тот  талисман, что  так  любил  Царгас.