ЖЗЛ

ЖЗЛ. Хобот, Тарелкин, Твердопёрдов, Магол, Оглы...

Из ранего.



Беробиджанская древняя легенда «Хобот» в переводе Ядъвиги-Морожъки  Вышл-Заступил-Канюк.


Иван Израилевич Хобот —
Почётный ветеран СОРАН:
Был грациозен словно робот,
Умён, как юный павиан.

Был человечен, добр, как Ленин,
Как Маяковский водку пил.
Писал, как Пушкин и Есенин.
Как Лев Толстой подмышки брил.

Ругался ямбом и верлибром.
В ночи светился, аки тать.
По волнам мог тюленем прыгать,
И в роще иволгой свистать.

Холодным взглядом терапевта
Умел предметы расставлять.
Потом, слепив наган из теста,
Им всех врагов перестрелять.

А если просьба поступала,
Он вмиг вершил народный суд,
Бья с лука в глаз кого-попало,
Как славный рыцарь Робин Гуд.

И делал всё о чём просили,
С улыбкой доброю у рта.
Насилья не любил, бессилья,
Жалел распятого Христа.

Его повсюду узнавали
По гордой поступи коня.
Старухи ноги целовали,
Крестом трёхпалым осеня.

И вдовы, плакая, рыдали,
Бьясь головою о песок.
Цветы и розы расцветали
В грязи окрест его сапог.

Порхали голуби и птицы
Вокруг прекрасного чела.
Бледнели красные девицы,
Глаза уткнувши в подола.

А он всех по головкам гладил,
И не смыкал усталых век,
Кормя зефиром в шоколаде:
Таков был этот человек!

Но, как-то раз с утра побрился,
И сесть позавтракать решил,
Но хлебной крошкой подавился.
И умер — будто и не жил.

***

Бубно-рунический эпос Ямало-Немецких партизан Кайсацко-Игарского чайханата
«Махмудгемахт» в переводе Яцеха Плац-Картного.


Махмуд Руфимыч Гутэнабэнт —
Ямало-немецкий казах,
Родился худеньким и слабым
И мать сказала: — Абгемахт
Мальчёнке будет очень скоро,
И на помойку отнесла,
Где его злая волчья свора
Нашла и в стаю приняла.

Махмуд за жизнь боролся крепко:
Мохнатой шерстию оброс,
Грыз кости, камни и деревья,
Мышей, мороженный навоз.
И возмужавши потихоньку
Волкам всем горлы перегрыз.
И выл на солнце дюже громко:
— Рахмат сиктым генук аррхыз!..
Ловил медведей на лосося,
Другой рукой китов душил,
И в рыбоводческом колхозе
Соляру вёдрами глушил.
Стада оленьи поредели,
Пингвины вымерли почти,
Исчезли нерпа и тюлени
А он всё выл: — Генук сиктыымм!..
Потом угнал аэросани,
И ровно через десять дней,
Возник, как тать, в Туркменистане
Средь буйных маковых полей.
Дехкане головой кивали:
— Нур хойте махен...
— Ничиво!..
И через день за жабры взяли
Легко, чуть тёплого его.

Он отсидел. Освободился.
Подумал. Взвесил. Всё решил.
Женился. Жил. Остепенился.
И умер — будто и не жил.

***

Праздничная мазурка швейцарских англо-цыган (в моём переводе).


Вахтанг Адольфович Оглы —
Из цюрихских цыган —
Имел швейцарские котлы
И вальтера наган,
На вате драповый картуз,
За ухом ганджибас,
Большое брюхо, чёрный ус,
И хитрый карий глаз.

Пошёл по штрассэ он пройтись
Вечернею порой,
Немного чтобы растрясти
Свой старый геморрой.

На юнге фрау поглазеть
В надежде на гемахт.
Пошпрехать кляйне (popizdetь)
На чуждых языках.

Сосиску съев, пивком запить,
В кафе присев за тиш.
И, ганджибас употребив,
Чиркнуть красивый стиш.

Но вдруг запучило живот,
На плаце средь толпы:
Адольфычь понял, что он срёт.
Как будто из трубы

Хлестнул коричневый поток
На мытый с мылом плац.
Он лишь успел достать платок
И мёртвый, сцуко, — бац...

***

Древнерусский страпон-рунический блударь об Абраме, сыне Израилевом.


Абрам Израилевич Рубин
(отец — цыган, а мать — француз)
Любил играть в очко и в бубен.
Всегда имел к десятке туз.

Умел, козлу поставив клизму,
Добыть парного молока.
Учил звонить монаха Изю,
«Варяга», и «Броня крепка».

Летя на тройке с бубенцами
Среди ромашковых полей,
Игриво прял ягодицами
Маня красивых косарей.

Смешав перловку и текилу,
Горох, агдам, аперитив,
Плясал фокстрот, хаванагилу,
Выпукивая лейтмотив.

Приняв из травяной аптеки,
Что собирал себя лечить,
Бодался, блеял, кукарекал,
От петуха не отличить!

Не спал совсем. Всегда был весел,
Пошарив малость в бардачке,
Поя потом красивых песен
На иностранном языке.

Но, как-то раз с утра побрился.
Покушал. Чё-то загрустил...
Достал патрон и застрелился.
И умер — будто и не жил.

***

Кельтско-Еврейские упанишады об Роланде, сыне Арнольдовом.


Роланд Арнольдыч Твердопёрдов
Разрушил свой семейный быт,
Тем, что не мог ответить твердо,
Зачем не серет — а пердит.

Его жена, красотка Роза,
Добыть ответа не смогла:
Роланд вставал в тупую позу
Немого гордого орла.

На замечания соседей
Он неизменно отвечал:
— А вы понюхайте медведей.
Вот у кого воняет кал!

Он пиzджен был неоднократно:
В суде, автобусе, в кино.
(и поделом, кому приятно
чужое (не своё!) гамно).

Поток нерадостных фрустраций
Он у знакомых вызывал,
Пердя и немогя просраться,
Имея оченъ твёръдый калъ.

И кирпичи гамна недели
Лежали в жопе у него.
Все срали — будто песни пели!
А у Роланда — ничего.

Но вот пиzдец к нему подкрался,
Свершив логический финал:
Он говнобомбой разорвался,
Врагов сразивши наповал.

Гамна шрапнелины со свистом
Кромсали всё что есть вокруг:
Так был ужасен и неистов
Последний — главный в жизни пук!

***

Ортопедическая оратория об технике безопасности.


Борис Ефимович Тарелкин
Сидел в воронке у реки,
Держа барашек от горелки
Культёй оторванной руки.

Над ним, магически красиво,
Будто в замедленном кино,
Парили: лодка, водка, пиво,
Шашлык, и белое вино.

Кружили в небе полу-рыбы,
Полу-орлы. Садилась пыль.
Большой бесформенною глыбой
Лежал родной автомобиль.

Тарелкин грустно догадался,
Не обнаружив ног и рук,
Что газовый баллон взорвался.
И испустил предсмертный хрюк...

                ---

Из гор-газа прислали:

Как был златой закат прекрасен,
Увы — уже не видел он...
Товарищ, знай — взрывоопасен!
Пропан-бутановый баллон.

***

Чувашская рапсодия-акапелло о бренности и непредсказуемости, на фоне дорожного разгильдяйства.

Марлен Натанович Магол,
Неадекватен, бледн и гол,
Стоял вдоль незнакомого забора.
Он много выпил натощак,
Его раздели только щас,
Вернув сандали с головным убором.

И тут его подобрала
Марина Карловна Юла —
На тити прямо в тёплую машину.
Марлен икнул, слюну пустил,
Юлу за титю укусил,
И... далее повёл себя мущиной.

Они зажили дружно всласть,
Деля супружеский матрас —
Любовь страницы светлых дней листала!
Но раз гуляя вечерком,
Их переехало катком.
И птица щастья песню отсвистала...