Ежевичное. Из Сильвии Плат

Ежевичное

Никого на тропе, и ничего, ничего, кроме кустов   ежевики,
Ежевика с обеих сторон,  разве что справа погуще,
Ежевичная тропка  зигзагом  спускается,   
Где-то в конце неё   взбухло, вздувается море.
Крупны ежевики, 
С подушечку пальца большого,  и бессловесны,  как будто глаза,
С  изгородей чернеют эбеново, наполнены
Сине-красными, по пальцам текущими, соками.
Я не просила об этаком кровном родстве;  должно быть,  они меня любят.
Плющат бока,  помещаясь  в  молочной  бутылке.

Носятся над головой чёрных галок  неблагозвучные  стаи -
Хлопья  сожжённой бумаги  во взорванном небе кружатся.
Все как одна голосят, голосят, протестуя.
Море, мне кажется, и  не покажется вовсе.
Луга яркой зеленью озарены, словно  светясь  изнутри.   
К кусту подошла;  его переспелые ягоды мухи обсели,
Отвисшие сине-зеленые брюшки, а крылышки словно китайские ширмы.   
Празднество  ягод сладчайших  их ошеломляет;  в рай уже верят они.
Новый  зигзаг —  больше  нет ни кустов и  ни ягод.

Единственное, что  появилось сейчас  — это море.
Внезапно  ветер, просочившись меж  холмов, сосредоточился на мне,
Швырнул в лицо  фантомное своё бельишко после стирки.   
А те  холмы уж слишком зелены и благовидны, чтобы во вкусе ветра ощущалась   соль.
Тропой овечьей прохожу я между ними. Последний поворот меня приводит
На северную сторону холма, к  оранжевой скале,
Вперённой в пустоту,  в пустое,  но громадное пространство,
В его белёсый оловянный свет  и  шум,  как будто дел серебряных умельцы
Куют, чеканят  неподатливый металл.

21 сентября 1961

* * * * * * * *

Blackberrying
by Sylvia Plath

Nobody in the lane, and nothing, nothing but blackberries,
Blackberries on either side, though on the right mainly,
A blackberry alley, going down in hooks, and a sea
Somewhere at the end of it, heaving. Blackberries
Big as the ball of my thumb, and dumb as eyes
Ebon in the hedges, fat
With blue-red juices. These they squander on my fingers.
I had not asked for such a blood sisterhood; they must love me.
They accommodate themselves to my milkbottle, flattening their sides.

Overhead go the choughs in black, cacophonous flocks —
Bits of burnt paper wheeling in a blown sky. Theirs is the only voice, protesting, protesting.
I do not think the sea will appear at all.
The high, green meadows are glowing, as if lit from within.
I come to one bush of berries so ripe it is a bush of flies,
Hanging their bluegreen bellies and their wing panes in a Chinese screen.
The honey-feast of the berries has stunned them; they believe in heaven.
One more hook, and the berries and bushes end.

The only thing to come now is the sea.
From between two hills a sudden wind funnels at me,
Slapping its phantom laundry in my face.
These hills are too green and sweet to have tasted salt.
I follow the sheep path between them. A last hook brings me
To the hills' northern face, and the face is orange rock
That looks out on nothing, nothing but a great space
Of white and pewter lights, and a din like silversmiths
Beating and beating at an intractable metal.

21 September 196I