Самое страшное стихотворение - 2

                - 2 -

Торжественно интонируя и отделяя слова, как на сцене, Вельта спросила:

- Какое — самое страшное стихотворение — вы знаете?

Вопрос был обращён ни к кому конкретно, и в то же время ко всем, кто находился в переполненной артистической.

Раздумье было недолгим:

- «Бабушка внука в гости ждала...» — начал было кто-то, но тут же замолчал под негодующим взглядом Вельты — мол, заткнись, лузер, сейчас серьёзно.

Повисла тишина.

К общему удивлению фанатов, ничего действительно страшного не припоминалось. Шептались, перебирали в памяти песни, городской романс, бардов, кино... Кино!

- А напоследок я скажу! Ужос!
- Да какой это «ужос», самоубийца, легко сдалась...
- Точно! Ты попробуй поживи, тогда узнаешь, что такое настоящий «ужос».
- А стихотворение красивое...

Эпатажный вопрос неожиданно пришелся как-то очень к месту, переключив  внимание с досадного сценического конфуза на загадочный квест. Все, конечно, понимали, что речь идет именно о музыкально-стихотворной форме, по профилю наших занятий.

Реальная возможность блеснуть эрудицией, выделиться быстротой или оригинальностью ответа всегда была по нраву этим продвинутым подросткам. Они с таким оживлением принялись за дело, что даже наш арт-менеджер Франц, вальяжно-серьёзный господин в очках, прислушавшись, поднял голову от своих бумаг и устремил задумчивый взгляд куда-то в пространство. Кто знает, возможно, явилась ему из далёкого оркестрового прошлого танеевская кантата... И верно, нет ничего «страшнее» Иоанна Дамаскина... но ему здесь точно не место.

Всеобщее возбуждение постепенно угасло, убедительного ответа не находилось. Так с ними бывало каждый раз на арт-встречах или после репетиции — вспыхнут, поспорят, запутаются, потеряют интерес и разойдутся. В этом возрасте много дел — занимаются одновременно в двух-трех студиях, на каких-то курсах, кто-то и в школе искусств, да ещё  надо успеть на городские фестивали, выставки, конкурсы.

Вот и отлично, наконец-то останусь в студии один! Закажу что-нибудь из театрального буфета, включу тихую умиротворяющую музыку... Куперена, или там Люлли... пока никто не видит. Эта вокалистка, с её джазовой фразировкой... грохот, вопли, вакханалия... Господи, как можно так выть! Ведь праздничная программа, военно-патриотическая тематика, всё внимание на концовку, а тут... Макс, видимо, знал, что делать! Но чем же теперь завершать программу? Всё заезжено, ничего нового в запасе, два дня до выступления... Эх, Макс... Когда же всё это закончится!..

Но всё только начиналось.

После долгого молчания тот парень, что невпопад пошутил про бабушку и внука, вдруг серьёзно и значительно припечатал:

- Эрлкёниг! Лесной царь. Это — страшное.

Все оторопели. Определённо, такое знание классики должно было  реабилитировать эрудита в глазах Вельты, но она, скользнув взглядом в мою сторону, только мотнула головой. Остальные, смеясь, подхватили:

- Кто скачет, кто мчится прохладною мглой!
- Да не «прохладною мглой», а «под хладною мглой», Жуковский!
- Это Гёте, а перевод Жуковского, ведь из школьной же программы...
- Мистика, хотя... страх вроде бы идет...
- Какой? Какой здесь страх?
- Ну, типа — экви... экзистенциальный, вот какой!
- Вельта, Жуковский?
- Холодно. На музыку, не понял?
- Вроде была... Шуман... или Шуберт...
- Давайте спросим Макса!
- Говорили тебе — Макс устал, тупица... Свой мозгочип включи!
- Вельта, скажи!
- Пусть Брюс скажет. Он ведь поэт.

«Поэт» было сказано с ударением на «о».

Все мгновенно умолкли и разом повернулись в мою сторону. Прямо как сценические прожекторы, подловившие кумира в тот момент, когда он, забывшись, опустил микрофон, а песня-то ещё идёт. Вот коварная девчонка! Так подловить... Ну, не зря же взяла себе ведьминское имя! За что, за что мне ещё одно испытание! После репетиции! После провальной репетиции!

Франц насмешливо поглядывал из-за своих бумаг то на меня, то на возбуждённых фанатов — мол, давай, Брюс, как справишься? Социальная инженерия — это тебе не с компьютерами возиться. Вспомнилось — Франц как-то говорил, что скоро арт-проекты станут коллективными, и однажды фан-сообщество решительно и бесцеремонно вторгнется в творческий процесс со своими радикально новыми идеями. И это может быть всё, что угодно.

А Вельта ждала ответа. Они все ждали моего ответа. Даже Франц перестал подписывать бухгалтерские бумаги и ждал моего ответа. Сам я тоже ждал своего ответа. Ведь с этой нетерпеливой командой просто беда — промолчишь ещё немного, и тогда кто-нибудь непременно скажет, манерно так: «Я — по-эт! Зовусь я Цветик...». А что подхватят остальные, не хотелось даже представлять.

Второго за день удара по авторитету допускать было нельзя. Ладно, переведу дискуссию в ироническое русло, выиграю время, а обсуждение перенесу на следующий раз.

Тут я поймал укоризненный взгляд Франца. Он как бы говорил — смирись, Брюс! Ну, после репетиции. Даже после провальной репетиции. Считай, что это внеплановая арт-встреча, ведь жизнь артиста по определению полна неожиданностей. Давай, соберись, выверни тему в правильное русло, не затягивай! Найди убедительный ответ, на котором сейчас, в этой прозаической закулисной комнате, возможно — кто знает! — балансирует дальнейшее благополучие студии.

Это было правдой — по договору со спонсорами мы обязаны проводить регулярные арт-встречи патриотической направленности, и, если что-то пойдёт не так, доверие будет подорвано, интерес к студии угаснет. Францу я верил.

Арт-менеджер Франц, а в далёкой прошлой жизни — Савелий Томбак, выпускник военно-дирижёрского факультета, всегда давал ценные советы. Давным-давно он где-то служил, потом уволился, — говорили, вроде бы даже майором,  долго работал в каком-то оркестре, потом — администратором филармонии, а затем,  уже от министерства, при разных комиссиях, конкурсах, жюри, и даже чуть ли не в театре или кино.

И вот теперь — voila! — успешный и авторитетный менеджер: модный жилет, ослепительно белая сорочка, элегантный красный галстук с золотой заколкой в виде изогнувшегося кота, обходительные манеры, связи в любых сферах, нарасхват у культур-чиновников, спонсоров и филантропов.

Правда, было непонятно, зачем он взял нашу непредсказуемую, полу-экспериментальную команду, и носится с ней. Ведь вокруг полным-полно богатых и респектабельных коллективов. Как-то я прямо спросил его об этом. Ответ был неожиданным:

- Ну, вот сам посмотри... Ведь всегда-то вам удаётся выкрутиться! Скажи, Брюс — как? А, не скажешь? Потому что и сам не знаешь — как. Кураж это называется, покровительство тайных сил, или — муз, если угодно... и не всем дано. Да и Макс ваш этот... чувствую, он себя ещё покажет... Хочу при этом присутствовать.

Все эти мысли промелькнули за секунду.

Золотой кот, притаившийся на галстуке Франца, подмигивал мне — не думай о тайных силах, а вот кураж — это да, это наше! Под его заговорщическим взглядом время как-то очень плавно и комфортно замедлилось, а в висках, нарастая, зазвучал невесть откуда всплывший дьявольский ритм —  Consumite furore!

Мятежная аудитория, прочитав в моём мстительно-кротком взгляде: «Это вы заказывали страшное?», разом посерьёзнела.

- Вот что, фан-наты... Страшное, говорите... Так вот, объявляю внеплановую арт-встречу... Тихо!.. на которой мы обсудим... Будет, будет перерыв, но сначала... Отвечаю на вопрос. Итак... если подумать хорошенько...

И тут случилось такое... Последняя фраза оказалась поистине волшебной!