Ведь любовь это ты, моя Родина

...Ведь любовь —
это ты, моя Родина,
злая женщина, с лицом перекрёстной феи,
с походкою ветерана без ордена,
что проглотил аршин.

Ты пьёшь водку на сцене, закусывая
лепестком орхидеи,
чтоб выхаркивать дальше мою перчёную жизнь.

Ведь любовь — это ты, моя радость, моя поэзия,
самый крест, что из позвоночника вырос руками:
я привыкла бежать, как по лесу, — по самому лезвию,
наугад, всей собою неся тебя, будто знамя,

ведь моя любовь — это ты, это именно ты, дурёха,
до последнего вздоха, не зная, что хорошо, а что плохо,
ведь моя любовь — большая, как этот город,
даже если мне запрещают твердить — люблю.

Это маленький мальчик — ему в темноте не спится,
это бабушка,
чьи гордые руки выросли в спицы
и до ужаса вяжут не что другое,
как вот это,
о чём я Бога,
коль есть,
молю.

...Видеть с крыши — значит стать хоть немного птицей,
потому что небо, какое бы ни было, а коптится,
и на грани него, я,
летать не рождённая, —
как на причале,
всё стою и смотрю, как любой, кому всё запрещали.

Всё стою и смотрю этот вечный оконный огонь —
этот вечный иконный лик, улыбающийся, как юродивый;
так и хочется вскрикнуть самой — иго-го,
и, вскочив на метлу, полететь над тобою, Родина,

моя злая любовь, моя кровь без оттенка крова,
если б знала ты, как мне весело, как хреново;
если б знала, какая большая ты, хорошея,
этот галстук ума мне накинув, как петлю, на шею.

Вот глядишь ты снизу землёю, и небом — сверху,
и тобою мы все юродивы тем, что поэты.
Серп сощурился в месяц в попытке нашего века.

Лично я не знаю, чем объяснить всё это.