Время, время...

               
                рассказ
        - Тебя  ждут, - крикнула  сестренка  из  окна.  Странно,  подумал  я,  поднимаясь  по  лестнице  пятиэтажки,  кто  бы  это,  о  встрече,  мы  не  с  кем  не  договаривались,  наверное,  сюрприз  какой  то.  На  всякий  случай  поправил  солдатскую  шапку,  оставшуюся  после  дямбеля,  и,  сделав,  как  умел,  лицо  равнодушным -  спокойным  и  безучастным,  перешагнул  порог  квартиры.  В  коридоре,  я  задержался  дольше  обычного,  по  голосам,  стараясь  определить,  виновников  моего  беспокойства.  Интересно,  что  это  за  таинственность  такая,  никто  не  выходит,  тишина,  какая  то  странная.  Да  и  сам  я,  вел  себя  иначе,  не  крикнул  у  порога: « Всем  привет,  чем  кормить  будете – голодный,  готов  целого  барана  съесть.»  Вся  эта  неизвестность,  тайна -  подогревала  интерес  к  гостям  и  немного  смущала.  Не  освежил  даже  и  холодный  душ.  На  кухне  тоже  ни  кого  не  было,  но  пахло,  чем – то,  очень  вкусным.  Да,  дорогих  гостей  встречают, снова  подумалось  мне,  но  почему  виновнику  торжества  ни  чего  не  известно,  тоже  мне,  родня  дорогая,  мои  гости,  а  я  об  этом  узнаю  в  последнюю  очередь.
     - Витя,  Витя,  где  ты  там! – кричали  младшие  сестренки  и  мать, -  давай  быстрее,  иди  сюда,  сколько  еще  ждать  тебя,  гостья  и  так  уж  сама  не  своя,  вот  обидится  и  не  приедет  больше. Стоило  мне  войти  в  комнату,  как  все  родные,  загадочно  улыбаясь,  покинули  ее,  а  мама,  шутливо  пригрозив  пальцем,  прошептала, - приходите  за  стол  по  позже,  ты  голодный,  небось,  а  еще,  в  ее  глазах,  он  прочитал  какую  то  многозначительность,  недосказанность -  толи  это  было  своего  рода  согласие  или  наоборот,  неприятие.  Правда,  всего  этого,  он  просто  не  успел  осмыслить,  хотя,  сразу  догадался,  она,  она  приехала.
      -Вера,  Верка, - вырвалось  хрипло, -  да,  возле  окна,  опустив  голову,  стояла  она,  та  Верка,  которой  я  отдал  столько  бессонных  ночей,  ради  которой,  был  готов  отдать  самое  дорогое,  жизнь.  Что  жизнь,  даже  глаз,  ногу  или  руку.  Раньше,  по  наивности  или  по  недопониманию,  мне  казалось,  да  и  до  сих  пор,  иногда  кажется,  что  жизнь отдать  легче,  с  пользой  для  дела  конечно,  святого,  правого  дела,  чем  быть  инвалидом.  Живут  и  они,  но  лучше  быть  здоровым,  или  не  жить  совсем,  вот  такая  категоричность.  Знаю,  что  не  прав,  а  все  равно,  думаю  так.
     - Верка, - шептал  я, - как  же  так,  почему  так  случилось?
     - Витя,  милый,  родной, -  крикнула  она,  уткнувшись  мне  в  плечё, - прости,  так  вышло…
      - Верочка, - не  переставая,  шептал  я, чувствуя  каждый  ее  вздох,  биение  сердца,  сильнейшую  внутреннею  энергию. Она   показалась  мне  совсем  маленькой,  беззащитной,  от  ее  волос  исходил  чуть  уловимый  запах  чего  то  особенного,  родного – своего. Зыбкие  воспоминания  овладели  мной,  и  я,  будто  провалился,  на  мгновение…
        ***********************
      Прошло  уже  целых  три  дня,  как  нас  держали  на  сборном  пункте  для  отправки  в  ряды  Советской  армии.  И  вот,  команда  строиться.  Нас  повели  на  выход,  к  центральным  воротам.  На  улице,  хотя  было  уже  довольно  поздно  и  холодно,  собралась  большущая  толпа.  То  тут,  то  там,  звучали  песни,  слышался  смех,  громкие  возгласы,  всхлипывания  и  крик, - только  ты,  пиши,  сынок,  не  забывай!  Провожающие,  подумал  я,  хорошо,  меня  никто  не  провожает -  лишнее  расстройство,  меня,  слава  богу,  в  деревне  хорошо  проводили,  тоже,  слезы  и  песни    вперемешку – одно  слово - Армия.  У  нас,  какие  парни  не  служили,  так  их  второсортными  считают,  девчонки,  от  них,  вообще,  нос  воротят, - не  полноценные,  говорят.  Вскоре  подошел  майор  с  каким – то  старшиной. 
    - Вот,  ваши  подопечные, - сказал  офицер, -  так,  сколько  вас,  да – все  десть.  Ну,  как  настроение,  орлы, - спросил  он  бодро, -   Познакомтесь,  это сопровождающий,  старшина  Дрозденко,  как  говорится,  ваш  хлеб  и  соль  и  мать  с  отцом.  Кто – то  из  новобранцев,  пошутил: « А  нам  родители  в  тягость -  мы  беспризорные.»
    -Мы,  там  живем, - показывая  большим  пальцем  за  голову,  вставил  другой.
    - А  хлеб  с  солью,  про  между  прочим,  нам  не  нужны,  видите,  какой  вещмешок  с  продуктами,  мамка  подкинула, - съязвил  третий  
  -  Ничего, - вступил  в  разговор  старшина, - два  года  в  полной,  большой  семье  поживете,  а  там,  если  понравится,  можете  сверхсрочно  остаться,  я  вот,  до  седых  волос  лямку  тяну  и,  честное  слово,  не  жалею.  А  то,  что  вы,  на  язык  остры,  это  тоже,  приветствуется -  быстрее  время  пройдет.            
   - Так,  тихо,  заканчиваем  разговоры, - уже  более  сурово,  сказал  офицер, -  команда  для  всех,  товарища  старшину,  слушать  беспрекословно.  Вопросы  есть? … вопросов   нет - счастливого  пути. Он  четко,  по  военному,  развернулся  и  сразу,  пропал  в  полутьме.  Мы стояли  немножко  растерянные, - вот  так,  как  будто,  начинается  служба,  толи  еще  будет…  Дрозденко  обвел  нас  взглядом,  я,  оставаясь  в  приподнятом  настроении,  немножко  нагловато,  с  вызовом,  улыбнулся  ему.
   - Вот,  всю  дорогу,  вы  будете  за  старшего, - показал  он  в  мою  сторону, - поняли  бойцы,  все  вопросы  к  нему.  Как  фамилия,  солдат?
   - Николаев, - в  замешательстве,  ответил  я.
   - Очень  хорошо,  Николаев,  составьте  список  всего  подразделения,  не  будем  же  мы  сейчас  личные  дела  смотреть,  через  пол  часа  едем  на  вокзал,  по  военному  отчеканил  он.
  - Хорошо.
  - Не  хорошо,  а  так  точно,  уже  с  улыбкой  сказал  Дрозденко, - привыкай  боец  к  службе,  понял…
   Оставаясь,  под  впечетлением  от  разговора  со  старшиной,  я  не  сразу  обратил  внимание  на  пристальный  взгляд,  идущий  из  толпы.  Не  может  быть,  Вера,  обрадовался  я,  мы  же  вот,  четыре  дня  назад,  расстались -  откуда  она…
    - Приехала,  еще  раз  проводить  тебя, - сказала  она,  прижавшись, - ты,  будто  не  рад,  извини,  наверное,  я  зря…  знаешь,  чувствовала,  что  ты  здесь,  что  думаешь,  что  ждешь…  Она   была - необыкновенной.  Легкий  морозец  и  волнение,  идущее  изнутри,  слегка  раскрасили  ее  щеки,  сосем  нежным,  чарующим,  сделали  голос,  белый,  почти  прозрачный  иней,  сказочными  нарисовал  ресницы…
    - Что  ты,  Вера,  я  счастлив,  но  как  ты  так,  ведь  нас  тут  могло  уже  не  быть,  ну,  повезло  безмерно,  еще  раз  увиделись,  прямо  чудо  какое  то,  даже  не  верится, -  говорил  я  в  замешательстве, -  сейчас  на  вокзал  поедем,  попрошу  старшину,  может,  возьмет  тебя  в  автобус.
     Мы  стояли  у  заднего  окна,  взявшись  за  руку  и  смотрели  на  убегающий  асфальт.   - Я  буду  скучать,  Витя, - Вера  вздохнула,  очень,  очень  крепко,  как  могла,  пожала  мне  руку,  и  шепотом,  в  самое  ухо  произнесла, - Виктор,  мне кажется,  за  время  наших  встреч,  мы  с  тобой,  не  сделали  самого  главного… это  бы  нас  еще  больше  сблизило.  Она  немного  отстранилась,  как то  по  особенному,  с  тревогой  и  беспокойством,  а  вернее  всего,  с  лёгкой  тоской  и  невысказанностью,    поглядела  на  меня, - чего  молчишь?
Я  не  много  растерялся,  что  она  имеет  в  виду.  Может,  я  что - то  пообещал  и  не  сделал,  или  мы  должны  были  где – то  побывать,  но  не  успели.
   - Не  понял,  что  случилось, - заинтересовано,  не  много  наиграно,  спросил  я?
   - Ладно,  Вить,  извини,  я  так,  о  своем   подумала, - ответила  она  с  растановкой,  опустив  глаза.
   Что -  то,  я  сделал  не  так,  крутилось  в  моей  голове,  почему  она  так  сказала,  может  обидел,  нечаянно, - пиши  мне  чаще, - с  нежностью,  сказал  я, - до  сих  пор  удивляюсь,  как  ты  успела,  мы  должны  были  давно  уже  в  пути  быть,  и  вдруг,  ты, - говорил  я,  бессвязно.
  - Просто,  надеялась  и  видишь,  мне  повезло – везучая  я,  тебя  встретила,  тоже  с  божьей  помощью…
 - Вера,  помнишь, - перебил  я  её, - как  мы  с  тобой,  думали  о  счастье…
 - Зимой,  путник, - начала  она  протяжно,  с  улыбкой  в  голосе, -  замерзает  в  степи,  впереди  ночь,  а  силы  уже  на  исходе, - а  в  это  же  время, - подхватил  я, -  кто – то  лежит  на  печи  и  не  замечает,  какой он,  счастливый.            
   - Правильно  говорят, - опять,  как – то,  грустно,  сказала  Вера, - истина  познается  в  сравнении.  Мы  замолчали,  ее  рука  была  настолько  горячей,  что  мне  казалось,  будто я  прикасаюсь  к  чему  то  огнедышешчему, -  Витя, - начала  она  после  некоторого  молчания, - если  нужны  будут  деньги,  попроси,  я  ведь  уже  работаю…
  - Подожди, - опять  мечтательно,  прервал  я  её, - давай,  ещё  о  счастье… Когда  я  встречу  тебя  совсем,  ну,  например,  через  два  года,  буду  самым  счастливым.
   - И  я,  тоже, - она  опять  крепко  сжала  мою  руку, - хочешь,  Виктор,  я  приеду  к  тебе,  только  скажи  адрес.  Она  замолчала,  еще  крепче  прижалась  ко  мне, - иди,  узнай,  где  вы  служить  будете.
  - Да,  это  идея,  мне  тоже  интересно  знать, - поддержал  я  ее, - подожди,  я  сейчас.  Хватаясь  за  сидения,  я  добрался  до  старшины.  Он  сидел  впереди  о  чем  то  думая,  на  выбоинах  его  подбрасывало  и  он  смешно  кивал  головой  будто  разговаривал  с  кем  то.
   - Простите, - окликнул  я  его.  Он  вздрогнул  от  неожиданности,  мягко  улыбнулся  и  по - отечески,  спросил: « Какие  проблемы,  боец,  слушаю.»
    -  Вон  девушка, - показал  я  на  Веру, - очень  интересуется  местом  моей  службы,  мне  лично,  это  тоже,  крайне  интересно,  скажите,  если  не  секрет?  Старшина  посмотрел  на  меня  как  то  по  особенному,  потом  медленно,  будто  обдумывая  каждое  слово,  продолжил, - нельзя  нам  про  это  говорить,  а  вдруг  что  случится,  ведь  будущих  солдат  везем,  защитников  Родины.  Я  стоял  в  нерешительности,  не  зная  что  делать.
   - Я  обещал, - потупившись, настаивал  я, - теперь  мне  неудобно,  скажите.
  - Плохо,  солдат, - с  осуждением  прервал  он  меня, - не  обещать  и  не  делать  это  одно,  а  вот  пообещать  и  не  сделать  это  совсем  другое – болтунами  таких  людей  в  народе  зовут,  не  любят  их,  не  уважают,  так  что,  слово  свое,  Николаев,  вы  не  сдержали.  Я  стоял,  будто  побитый  щенок,  уши  горели,  рубашка  на  спине  стала  липкой  от  пота.
  - Да,  я не  прав,  что – то  не  подумал,  даже, - мычал  я  в  растерянности.
   - Так  что,  огорчу  вас,  солдат,  а  девушке,  попозже,  я  сообщу.  Давай,  иди,  скоро  приедем, не  успеешь  навидаться.
   Я  вернулся  назад,  щеки  мои  пылали.  Ну  что, - спросила  Вера,  очень  пристально  разглядывая  меня, - наверное,  отругал,  за  назойливость   
    -Сказал,  что  сам  тебе  скажет,  слушай, - начал  я  заинтриговано, -  ты,  как  только  узнаешь  где  мы  будем  служить,  сразу  сообщи  мне,  ну,  может  быть,  брось  записку  из  окна,  договорились?
      Она  снова,  доверчиво  посмотрела  на  меня,  прижалась  близко,  близко, - договорились,  мой  защитник.
  - А  я,  даю  слово, - после  некоторой  паузы,  с  улыбкой  и  очень  нежно, проговорил, - охранять  ваш  покой, - и  уже  совсем  смеясь,  закончил, - смотри,  не  забалуй  тут.
-------------------
     Спотыкаясь  на  стыках  рельсов,  медленно,  будто  не  спеша,  подошел  поезд.  Наша  группа,  состоявшая  из  десяти  человек,  утонула  в  людском  море  новобранцев – безусых  юнцов  и  взволнованных,  заплаканных  провожающих.  Старшина  назвал  номер  вагона  и  попросил  не  расходиться.  Потом,  как – то,  устало,  но  с  напыщенной  бодростью,  словно  оратор,  сказал:
  - Ну,  что  орлы,  покажем  свою  дисциплину  и  организованность, - и  совсем  мягко,  по   отечески, -  давайте  ребятки,  не  огорчайте  старика,  в  вагон  сядем,  тогда,  кто  желает,  может  расслабиться.   И,  улыбаясь,  заучено,   по – командирски,  спросил, - вопросы   есть, - и  после  некоторой  паузы, -  я  так  и  думал,  вопросов  нет.  Ждем  следующей  команды.
       До  отправления  эшелона  оставалось  несколько  минут.  Мы  стояли,  взявшись  за  руки,  не  зная,  что  делать.  Слов,  почему – то,  не  было.  Да,  и  к  чему  слова.  Мне  нравилось  чувствовать  ее  тепло,  слышать  дыхание,  видеть  счастливый  взгляд,  полный  не  растраченных  чувств.  – Ну,  скажи,  что  ни  будь, - прошептала  она. 
    - Я  лучше  напишу  тебе, - так  же  тихо,  проговорил  я, -  сейчас,  я  просто  не  найду  слов,  а  так  много  хочется  сказать.  И  опять,  словно  воздушный  шар,  готовый  взорваться  не  растраченными  чувствами,  вцарилось,  много  говорящее  молчание.
    - Витя,  я  боюсь  за  тебя,  ведь  там,  наверное,  бывают  какие - то учения,  где,  конечно  же,  стреляют,  ты  слышишь  меня,  видишь,  я  уже,  почти,  плачу.
   - Ну,  чего  ты,  зря  все  это, - поспешил  я  успокоить  ее, -  ты  знаешь,  это  не  поможет.  Я  сейчас  напишу  тебе  что  то,  а  ты,  прочитаешь  записку,  после  того,  как  я  уеду.  Хорошо?  На  листке  из  блокнота  я  быстро  написал – ты  не  печалься,  ты  не  прощайся – все  впереди  у  нас  с  тобой.  Подав  бумажку,  я  задержал  ее  руку  в  своей.   Ты,  замерзла, - удивился  я, -  руки  то,  как  ледышки.  Я  взял  их  в  свои,  они  в  самом  деле,  были  холодными,  холодными.  Наклонившись,  я  стал  медленно  дышать  на  них,  потом  прижал  к  щеке,  не  громко  приговаривая, - и  как  ты  без  меня  будешь,  родная ,  замерзнешь  совсем…         
   - Вот,  и  возвращайся  скорее, - как  будто  совсем  беспомощно,  но  с  улыбкой  прошептала  Вера, - будешь  согревать  меня  своим  теплом.    А  вдруг,  у  вас,  там  еще  холоднее,  не  боишься?
  - Может  быть,  а  что  делать,  должен  кто - то  и  там,  как  говорят,  лямку  тянуть  и  если  люди  там  живут,  значит  и  я  выживу,  ты  лучше  мне  самые,  самые  теплые  письма  пиши,  я  от  них,  душу  греть  буду,  ладно?
  Между  тем,  я  обратил  внимание,  что  старшина  тоже  что – то  написал  на  листочке  и  привязывает  бумажку  к  карандашу.
   - Простите,  для  чего  это, - не  выдержав,  полюбопытствовал  я.
   - А  это  смекалка,  бывает,  в  бою,  она  ох  как  помогает.  В  данном  случае,  записку,  для  твоей  подружки,  выброшу  в  окно,  где  сообщу  место  службы, - потом,  задумавшись,  продолжил, - нельзя  этого  делать,  конечно,  но  коли  обещал – слово  держать  надо,  мы  же  мужики,  тем  более  солдаты. Понял,  служивый.
  Мы  снова  взялись  за  руки.  Слушай, - громким  шепотом  сказал  я, -  крикни  посильнее,  может  я,  услышу  куда  нас  повезут.    
    Объявили  посадку  и  сразу  началось,  что   то,  не  вообразимое – кто  то  кричал,  кто  то  плакал – все  двигались  в  каком  то  неописуемом  порыве,  все  это,  называлось - проводы  новобранцев.  Я  вошел  в  вагон  и  из  окна  смотрел  на  Веру.  Она  стояла   поодаль,  с  опущенной  головой,  изредка,  вскидывая  взгляд,  неловко  взмахивала  рукой,  была  растерянной,  одинокой  и  от  этого,  очень  милой.  Я,  прижавшись  к  стеклу,  махал  ей,  говорил, - пока,  до  встречи.  Она  не  слышала,  но  согласно  кивала,  как  - то,  натянуто,  улыбаясь.  Вдруг,  состав  дернуло,  крики  и  плач  стали  еще  сильнее.  Подошел  старшина  и  встал  рядом  со  мной.  Вера,  идущая  за  вагоном,  тянула  руки  к  старшине,  он  улыбался  и  отрицательно  качал  головой.  Поезд  набирал  ход,  моя  девушка  уже  не  успевала  за  ним.
  - Держи,  красавица, - крикнул  старшина  и  бросил  записку.  Вера  поймала  ее  на  лету.  И  тут,  мне  показалось,  что  она  читает,  не  сообщение  сопровождающего,  а  моё  письмо.
  - Я  жду,  Витя,  я  жду – у – у.
  И  вдруг,  опомнившись,  стала  быстро  читать  записку  старшины,  потом  кричать  что -то,  но  голоса  уже  не  было  слышно,  она  размахивала  руками  и  выглядело  это  немножко  смешно – как  регулировщица,  промелькнуло  у  меня  в  голове,               
   - Хорошая,  она  у  тебя, - задумчиво  сказал  старшина, - такие,  ждут  верно,  моя  тоже  дождалась…
   - Да,  хорошая, - прошептал  я  грустно.  Ее  уже  почти  не  было  видно,  только  голубенькое  пальто  ярким  пятном  стояло  в  глазах.  А  может  это  была  не  она,  может    кусочек  солнечного  дневного неба  сорвался  с  небес  и  провожает  меня .
---------------------------
       - Ты,  простишь,  я  очень  прошу, - шептала  Вера.  В  её  словах  было  столько  грусти,  граничащей  с  отчаянием,  что  мне  стало  не  по  себе.  Мне  опять  вспомнились  наши  короткие  встречи,  испуганные  поцелуи,  мальчишечьи  обещания  -  готовность  пойти  на  все,  ради  любви - любви,  придуманной  нами  и  добрые  взволнованные,  искренние - очень  нужные  письма.  - Ты,  простишь, -  повторила  она.  Я  вздрогнул,  витая  в  прошлом,  снова  поглядел  на  гостью.  Передо  мной  стояла  чужая,  совсем  незнакомая  девушка,  с  чуть  заметными  морщинками  возле  глаз.  Что  это,  сон  какой  то,  кто  она,  откуда  эти  морщинки,  яркая  одежда,  чужой  запах…  Да,  это  она,  что  же  я  не  подумал,  она  же  старше  меня  на  целый  год,  плюс  два  года  армии,  и  больше  года  неизвестности.    За  это  время  могло  случиться  всё.