Муза глава шестая
Вот - вижу полчище огней:
Они все ярче, все видней...
Не очень молод и не стар
Екатерины щедрый дар.
Давно я не был в этом месте...
Не « собутыльничал » с ним вместе;
По « Красной » в дождь с ним не бродил...
Да, Краснодар меня родил.
Я молод был, когда покинул
Его пределы - словно - сгинул.
Он думал, это навсегда:
Пропал неведомо куда.
Но я вернулся - как не странно.
Зарубцевалась сердца рана.
Воспоминания горьки
Как на погосте бугорки.
А годы... Годы мчатся в пропасть!
Кто из людей в неё не смог пасть?
Кто перед смертью не дрожал?
Лишь тот, кто Дух Святой стяжал!
Тому, что жизнь, что смерть - едино!
В нем « золотая середина »...
Он умирает только раз,
Чтоб жить живой иконой в нас.
А мы его о всяком просим
И образок у сердца носим,
Чтоб, как и он, увидеть свет
По истечении грешных лет.
« Привет, презент Екатерины!
Я здесь по делу: на смотрины...
Скажи, приятель: где « дурдом »? -
Там походящий ипподром...»
И Краснодар мне дал ответ:
« Дурдома » здесь конкретно нет.
Где же подходящее местечко,
Тебе подскажет то сердечко. »
« Благодарю, Кубани босс!
На мой ответил ты вопрос -
Точнее - дальше некуда!
Лечу туда я беркутом! »
За что я сном своим плачу?!
Все облетел и вновь лечу,
Уж вдоль « Бершанской » улицы,
Слепой подобно курице.
А вот - похоже, то, что надо:
Прямоугольная ограда;
Внутри нее - кирпичный дом;
И дремлет парк на месте том.
Забор из камня. Он высок.
Вдруг еле слышный голосок
Привлек мое внимание:
Сочится он из здания.
Спустился я немного ниже.
И, вот: в окне открытом вижу:
... Сама поющая тоска!
Но то ли это, что искал?
На вид - иной и быть не может!
Уста - рубинов всех дороже!
Глазами за ухо пленит...
Зари вечерней - цвет ланит;
В улыбке грустной - мрамор белый!
Волос каскад - пшеницей спелой;
С античной амфорой схож стан...
В ночи блуждает взгляд усталый.
Похожа внешне - нет и спора:
В ней для поэзии простора...
Ну,хоть, бери и убавляй:
На все кубанские поля!
Однако, главное - не в этом...
Ведь, должно музе знать поэта!
Она должна его любить
И угождать, чтобы не злить.
... Иначе - он творить не сможет.
И конь крылатый крылья сложит
И - снова в стойло, на Парнас! -
Подальше от бесцветных глаз.
Прекрасны амфоры бывают,
Когда вином их наполняют.
А если амфора пуста,
Что онемевшие уста.
Прекрасны губ твоих изгибы!
« Люблю » как тихие шаги бы,
Смущаясь чуть, лаская слух,
Вошли бы в поэта сердце вдруг.
А он, взаимными шагами,
« Люблю » сказал бы, но стихами!
И все то, сказанное в ночь,
Именовалось бы - ваша дочь.
И было бы имя ей - Поэма!
Любви изысканная тема
В конце концов сроднила бы вас:
Для всех - навек; для вас - на час.
Был долгим путь, и мы устали.
Ну что, Пегаска, не пора ли
Нам на земле чуть отдохнуть
Да силы прежние вернуть?
Да заодно - узнать поближе
Ту,что в окошке смутно вижу...
Я не о внешности, мой друг...
Хочу узнать ее на слух!
Она же - меня узнать должна.
А нет - зачем она нужна!
Пусть дальше тешит Айболита
« Сосуд », в который « не налито ».
Стал недоверчив, постарев я...
Как эти скучные деревья.
Садись меж ними, где кусты
Листвой таинственно густы.
Ну вот, в кустах спугнули кошку...
Ты здесь постой, а я к окошку
Украдкой тихо подойду
Как ветерок в ночном саду.
Окно открыто. Тусклым светом
Трава у корпуса согрета.
К окну я сбоку подхожу;
От подоконника гляжу:
О да! Действительно, Венера!
С руками!.. Но - без кавалера...
Не приукрасил наглый « шкет »,
Который здесь оставил след...
Она меня не замечает,
Не ожидает и не чает;
В окошко тихонько поет
И вряд ли что осознает.
Лекарства действуют, как видно...
А, все же, жаль и чуть обидно,
Что так красива и глупа
Врача покорная раба.
Да что тянуть без пользы время!
Спрошу: как звать, и - ногу в стремя!
Во весь я рост неспешно встал.
И речь моя была проста:
« Привет, « восьмое чудо света »!
Не бойся! Свой я... Я « с приветом »!
Иль не признала ты меня?
Я поступил сюда на днях.
Она же, мне на удивление,
Как бы очнулась на мгновение,
Спиной подавшись чуть назад,
Не отводя при этом взгляда.
И ничего: ни « да », ни « нет »,
Ни « ой », ни « ай » - пустой ответ!
Не испугалась, не серчала,
По мне, как видно, не скучала...
Молчит и смотрит, как кино,
В котором все ей - все равно.
Чуть набок голову склонила.
И так при том смотрелась мило!
« Как, говоришь, зовут тебя?
Так - уменьшительно, любя...
То между нами... - я клянусь! »,
Она в ответ мне тихо: « Муся ».
Кхе, кхе... Конечно же ты « Муся »,..
А не Ленуся, не Маруся
И не Галюся, ни Марго.
А я твой « Мурзик » - что с того...
А имя полное - какое? -
Оставить чтоб тебя в покое.
Я удалился бы, наконец,
Как благородный молодец!
А ты лечись, « восьмое чудо »...
Тебя не спросят здесь: откуда,
Куда, зачем стремилась ты?
Увы! Свои здесь методы...
Итак? Молчишь. Допрос окончен.
А, ведь, не так, уж, плохо очень,
Что оказалась та не той,
А лишь красивой, но больной.
Эх, прихватить тебя бы с собою!
Да вот, куда с тобой немою...
Лишь возбуждала бы меня
Как жеребца того - коня.
А мне творить, творить мне надо!
В том есть особая услада:
Услада слуха и души,
Когда творения хороши!
« Ну, что же... Прощай, не обессудь...
Пора мне, Муся, в дальний путь.
Ты мне понравилась и очень...
Ну, все, прощай! Спокойной ночи.
И я побрел как важный гусь тот.
А в сердце чувствуется грусть-то:
Как - будто держит ее взгляд,
В меня сомнения вселяя.
Не оставляй! Не покидай!
Ну вспомнить ей возможность дай!
Она прошла чреду мытарств;
Теперь - под действием лекарств.
Не то-что память! Ум утратишь!
Как ты: когда вдруг лишку хватишь
Обычной « огненной воды »,
Как много вспомнить можешь ты?
Остановился в размышлении.
В душе любви забытой тление:
Любви пылавшей в юность лет;
Любви, которой в мире нет!
Любви, открывшей благодарность,
Изящество, высокопарность
Обычной лирики стихов;
Их аромат France духов;
Манер эпохи возрождения
И христианское суждение -
В певучесть пушкинского слога,
Чтоб тем, хотя бы, славить Бога.
Я повернулся к ней лицом.
Ведь, я бы мог быть ей отцом:
Шагов - лет двадцать между нами!
И нуль - за этими стенами...
Но... невменяема она,
Хоть молчалива и смирна.
Похоже, ей не плохо здесь...
И хлеб насущный есмь ей днесь.
А твоего желания мало:
Необходимо, чтоб узнала
Она тебя! Но - нет, увы!
Вот, кабы если да кабы...
Ну что ты, солнышко чудное?..
Не слышишь близкое, родное?
Не хочешь прошлое вернуть,
Чтоб два в один связать нам путь?
Она же смотрит - не моргнет.
В душе, должно быть, сушь да лед,
А между ними полосой
Трава с алмазною росой.
Она же - иллюзия лекарств,
Смягчить чтоб дерзости контраст;
Чтоб сушь та льда не растопила;
Чтоб то, что вне, не полюбила.
Ну, раз, уж, держит взгляда нитка,
Моя последняя попытка
Лед растопить в душе ее:
« Ах, Муза... Солнышко мое...
Ты ненаглядная моя...
Я облетел земли края,
Ища тебя по белу свету:
Нет света там, тебя где нету!
Где нет тебя - цветы не пахнут!
Без губ твоих они все чахнут;
И небо ищет глаз твоих,
Чтоб отразиться цветом в них!
И солнце - в поисках улыбки;
Ласкать стремится стан твой гибкий
Прохладный летний ветерок;
Рук белых жаждет ручеек.
Нет никого тебя любимей!
Все больше, непреодолимей
Тоска: рук нежных в волосах;
По твоей нежности в глазах.
А ты иди ко мне - в ответ.
Ведь, это я... Я - твой поэт.
С тобой одну мы песнь споем,
Ах, Муза... Солнышко мое... ».
И я томился в ожидании,
Пребыв в сомнительном гадании:
Ну что же, выйдет или нет
На лунной речи мой свет?
Пик бесполезного занятия!
Ее не в праве обвинять я...
Конец терпению настал:
Прекрасна амфора - пуста!
Эх, разудалый мой Пегаска!
В полете ждет нас « свистопляска »...
Иди ко мне. Пора нам в путь,
Чтоб снова землю обогнуть.
Пегас, едва земли касаясь,
Ко мне приблизился, ласкаясь:
Жалеет, видимо, меня...
Есть сердце даже у коня!
В седло решительно запрыгнул;
Как подобает, спину выгнул:
Вперед, дружок крылатый мой!
И вдруг, как шпагой в ночь: « Постой! ».
Я оглянулся. Конь порывом
Встал на дыбы как над обрывом:
« Постой. Я имя... Вспоминала я...
Я - Муза! Муза я твоя! ».
« Так это же другое дело!
Но, вот, зачем кричать так смело?
Охрана, вон, уже бежит,
А с нею « Психо-айболит ».
Так, ты со мною, мое счастье?!
Прочь, узурпатор! Смена власти!
Я Мусю больше не отдам...
Лишь в окончание годам.
И подлетев к окошка краю,
Я Музу под руки хватаю
И помещаю пред собой
Ту, что назначена судьбой.
И над « дурдомом » мы взлетаем! -
Когда балладу с ней читаем.
Она - родная наша дочь;
Как мать ее - красива в точь.
И мы, в гостиной, вечерами,
Как в сотворенном нами храме,
Под треск в камине свежих дров,
Друг друга чувствуем без слов.
На лицах пляшут бликов тени;
Ей согревает плед колени;
В бокалах красное вино
Как дня разрядка перед сном;
Вкруг живописные картины;
Знакомо пахнут мандарины;
В хрустальной вазе виноград;
В фольге кусками шоколад;
Бетховен слышится в сонате...
И в этой царственной палате
Ей, Мусе, лучше быть, чем в той...
Её зову я « ангел мой ».
Ее же прообраз приземленный,
Тем, что услышал, удивленный!
Не выйдет из-под власти сна
С душою черствою она.
Она, что образ Гуимпленна:
Всегда улыбчива Елена!
Сама же несчастна как и он,
Который был в нее влюблен.
О мир двуногих и двуликих!
О мир ничтожных, мир великих!
О мир рабов и мир князей
Я посвятил балладу ей.
2010 г.
Свидетельство о публикации №118022307776