Бутырские посиделки 4

    Вернувшись из удивительного сна на эротическую тему, я был в блаженном расположении духа, что подвигло  смотреть на Мир и  жизнь в нем,  более оптимистично, благо,  такие видения были частыми гостями под сводами Бутырских камер, что спасло не мало жизней подследственных, но не меньше и сгубило!
    Проснувшись и открыв глаза, я окончательно очнулся, овеваемый и продуваемый, запахами дурных ветров гуляющих по камере, которые иначе как дурманом, не назовешь.  Этот дурман, спустивший меня из сладострастных садов любви в грешное наше узилище, был замешан на десятках запахов. Они были разными: приятными и абсолютно противными, вредные и не очень, но это были запахи нашей жизни. Запахи сотни с лишним редко моющихся полностью мужских тел, закрытых в одной "общественной уборной" и их жизнедеятельности! Никогда не забыть мне эти "духи" -  запахи общей хаты, в Бутырке 90 х годов
    В этом духе, замешанном на дорогом каждому Моршанском самосаде, дыме фирменных сигарет и «Примы», человеку, обладающему тонкими манерами и изысканным обонянием, улавливались и другие ароматы -- веселящий дым голландской марихуаны,  бодрящий запах миндаля от самодельного «Винта», и резкий, уксусный дух кислоты... Все было здесь!
    Перебивал все это, тяжелый дух «редких яств», называемый нами просто и коротко - по тюремногму, «Баланда». Кому - как или «Каждому свое», но для многих, в противоположной от решки части камеры, это был «Основной Инстинкт» и три раза в сутки, настоящий наркотик. Люди, пораженные «кишкоманией», а это как известно,  самая сильная, не излечимая форма обжорства, теряют покой и сон или, как мы говорили, "маму теряют" Ближе к обеду, они бессмысленно суетятся, высматривая когда же откроется заветная кормушка и вожделенный голос провозгласит долгожданное слово, «Баланда»!
    Только на это время, бедолаги, подверженные этой мании, вдруг, как по мановению волшебной палочки, вскакивают со своих мест, гремя мисками и ложками, чутко подрагивая ноздрями, принюхиваются, и вот; издавая не понятные, радостные звуки, роняя из дрожащих рук кружки, бегут, толкаются, обмениваются теплыми репликами, в предвкушении жратвы. Течет, несется ручей очереди к кормушке, и вот она, долгожданная пайка...
    Представители этой, не лучшей человечьей породы, страдающие "кишкоблудием", часто теряют самоконтроль, опускаются, начинают "крысятничать" и погибают, как разумный индивид. В условиях тюрьмы и лагеря, этот порок ведет в "чесотку", в "петушатник" или приводит к суициду...
    Так или иначе, голод, это одно из тяжелейших испытаний, которое не выдерживают люди со слабой волей. Многие, выносят неимоверные физические и эмоциональные нагрузки, соскакивают с сильнейших наркотиков, выдерживают прессинг администрации и тюремных порядков, но не все могут справиться с простым, но жестким недоеданием, не потеряв арестантского достоинства...
    Другие представители преступного мира, обитатели этих же камер, более сдержано относятся к этому тяжелому испытанию и закаленные, ранее выдержанными в жизни сроками, контролируют свои потребности. Они обычно легко приспосабливаются, и без труда выживают, в сложных условиях нехватки "салоина", такие не ведутся на суету вокруг баланды, и до поры - до времени, лежат спокойно на шконках, почесывая пузо и делая безразличный вид, гоняют клопов или вшей... Тихо, степенно переговариваются, некоторые покуривают или дремлют, но на самом же деле, просто с достоинством проводят и убивают время, ловко и умело манипулируя своим сознанием...
    Тасуются по броду - центральному проходу между рядами двухъярусных шконок, бывалые мужики -  терпигорцы  Они меряют аккуратными шагами пространство, от дубка до вокзальчика, что у самых тормозов камеры, эти ходят плавно, красиво и умело, не задевая других. Они ходят и разговаривают достойно и тихо, чтобы не побеспокоить окружающих, и не разбудить спящих!
    Натерпевшиеся лиха и горюшка в лагерях, по всей «Стране - родной и широкой», хапанув чифирку и покуривая крепкий Чимкентский табачок, вспоминают былые времена, потерянные от чая и цинги зубы, посылки и душистую махорку, мамку, кума и жену с детками и бабками. Смахнув скупую слезу, поминают приятелей сгинувших на этапах и пересылках, лесоповал и биржу с "кедровками", блеск штыков на вышках и лай собак по периметру. Нет – нет, и вырвется соленное, матерное словцо, когда речь заходит о хозяине, конвое и режиме, мол «Япона – мать - Перемать», «Туды  - сюды», и с философской безысходностью успокаиваются, в надежде на лучшее!
    Присев за дубок, наливают крепкий чифирь, закуривают новую козью ножку или сигарету и если их не достают "первоходы", своими Почему да Как, теперь уже молча, без слов, понимая друг – друга, возвращаются к своим невеселым мыслям!