Дед-Птица рассказ часть 3-я

     Больные, простуженные, мы работали, думая об одном: как бы не упасть! -Не то убьют! Пули на нас редко тратили:экономили, видать. Прикладом по башке - и все дела. Только иной раз какой-нибудь немецкий хлыщ отстреливал нас, как больных скотов,да так игриво, будто в тире мастерством хвастался! Он,гад, развлекается, а каждый из нас  на всякий случай с жизнью прощается!- Каково?!
     Вот когда коммунисты и беспартийные сравнялись: верно, есть Бог! Иначе  мы все зачем бы к Нему обращались? - И не стыдно было своего страха, а больно от него:целыми днями по-над спинами хлысты  взвизгивали! Некоторые надсмотрщики давали нам всё-таки какое-то послабление, а  были такие, ну, просто зверьё!

     Вовек не забыть!..Собрали нас как-то на казнь, столь изуверскую, что отродясь не слыхивал! Поставили строем в поле, невдалеке, перед нами, два высоких старых дерева. Могучие ветки их накрепко связаны и прикреплены наперекрест от одного ствола к другому. К месту перекрещивания ветвей привязали беглеца.Перевязь надрезали и... человека на глазах у всех разорвало на части! Дед побледнел и замолчал на несколько мгновений. Свет электро лампочки  высветил на его глазах слёзы, стесняясь их,он кулаками тёр глаза и продолжал:
  Я не выдержал, упал! Спасибо ребятам: быстро подхватили и поставили на ноги,
не то бы - хана.Прикончили бы сразу!
  Эх! Да что там... Разве всё расскажешь? да и есть ли такие слова, чтобы боль эту высказать?!
  Кое-как справившись с собой,проговорил: на войне как на войне, а в плену как в плену.

   А ты думаешь это только в кино " Судьба человека" бывало? Это мы все, вернувшиеся из плена, Шолохову рассказали, а не он нам... Дед попытался улыбнуться. Хорошее кино, не спорю, только смотреть его мне тяжело: я всё это вживую видел.
  Были и у немцев люди, которые сочувствовали... На глаза опять навертывались слёзы, но, силясь не дать им воли,он говорил полусмеясь-полуплача! И я,как другие,однажды решил полакомиться "объедками с барского стола"!

   Хоть и работали в поле, а притащить что-нибудь в барак, морковку, свёклу, картошку какую, не всегда удавалось: следили.

   Как-то нас, группу пленных, послали работать на ферму. хозяйкой которой была довольно молодая немка. Выйдя из дома, она оставила  в углу двора ведро с объедками, они предназначались для корма скота. Ноздри раздражал запах мяса,
да так, что я не выдержал: кинулся к ведру, надеясь ухватить хоть что-нибудь!
   Да вот не подфартило!- Удар прикладом был столь силён,что я так и остался лежать на месте.
   Вечером, когда стемнело, та самая немка, что помои во двор вынесла,
волоком подтащила меня к стогу сена, спрятала , чуть позже перевязала, накормила.Одним словом, всё так же, как бы сделала и наша простая милосердная баба. Вот тебе и немка... Говорю ведь, они не все там фашисты.

   Не зная, как подойти к самому главному, дед смущённо, но с неким оттенком скабрезности, усмехнулся и сказал:
  Длинный нос мой ей что-ли приглянулся? Короче говоря, глаз она на меня положила... А может у них, как у наших русских баб, с жалости всё начинается?
 Пришёлся я ей по душе,ну, и сладились мы с ней как мужик и баба.

  С той поры и пошло-поехало... Я с её помощью жив остался. Чуть оклимался, и через несколько дней вернулся потёмками в барак: пленные мёрли, убывали и прибывали. Здесь, у фермы, нас особо не пересчитывали: моё отсутствие не было даже замечено. Видать, судьба...А то бы, как того беглеца...
  Вблизи фермы предстояло работать довольно долго. Теперь, чего греха таить, было не так голодно: уходим с фермы в барак, а она потихоньку продукты мне сует... Ну. а дальше, как водится: короче, дочку она от меня родила, вот так-то... Я ведь мужик, а она баба ладная, да к тому же сама интерес проявила,
я её не заставлял!
  Если честно, то многие в этом бараке, куда я стал её гостинцы таскать,
Просто не выжили бы: некоторые утром от слабости не могли встать, поднимались только с помощью, и каждый день для них  был ожиданием смерти. А тут, видишь,
наверно, сам Господь распорядился и подкормку в наш барак послал. Гостинцы её всегда были щедрыми: понимала, что что я один. втихаря, ни за что есть не стану!
 
  Каждый хотел выжить! Инстинкт самосохранения замазал всем рот: никто не выдал ни меня, ни немку. Никто не высказал ни слова осуждения, только подшучивали: "Вот теперь тебе точно "подфартило" с особым видом крестьянских работ! Ты уж не подкачай!".

  Расстался он со своей спасительницей безболезненно,хотя по-человечески был ей благодарен, но сердце все эти годы тосковало о свободе, о родине, о семье, об этой берёзовой улице, краше которой на свете не сыскать!

  Вернулся после войны домой. Когда уходил на фронт,  было у них с Катюхой ребят трое , а вернулся -их было уже четверо...Что это? Месть жизни? Или Господь даёт понять, что "на войне как на войне"? Да, это суровейшие обстоятельства войны!

  Все 4-е лихих года Катерина ездила в Украину: только там удавалось выменять вещи на муку. Трое детей и мать... Их чем-то хоть накормить надо!
  Возвращались домой с мешками. Дороги войны нелегки: нелегально в товарняках,
а дальше - на попутках, как повезёт. Всё обычно заканчивалось хорошо, но однажды не повезло: изнасиловал её дюжий хохол ( и среди своих скотов сколько угодно!).
 То хорошо, что муку хоть не отняли... Приехали Катерина с подругой домой.
Подруга пустая, а Катя с приплодом.

  Аборт делать не стала, хоть и порывалась сначала к "бабке" сходить.Господь отговорил, разум надоумил:мать старая, уже перенесла лёгкий инсульт, детей трое...Муж без вести пропал: то ли вернётся, то ли нет?Анна, мать Кати,
каждый день причитала: " Не вздумай!На кого детей-то оставишь? Не дай Бог, что с тобой!".

  Так у Катерины родилась в дни памятного мая
ещё одна дочь! В окно роддома ей кричали: "Мамаша! назови дочку Виктория: победа! Она дала ей чудное имя: Надежда.
       ( продолжение следует)