XI. Двор наш проходной. Венок сонетов

1.

Друзья-подруги с нашего двора,
Я много написал о нашем прошлом –
Старался слогом не развязно-пошлым,
Кто были мы? Простая детвора –
Шубейка, из-под шапки три вихра,
Мог сдачи дать задирам и пройдохам
Почти что каждый – хоть поврозь, хоть чохом,
Полны карманы всякого добра:
Осколки лупы, гайки и болты,
Улитки и мышиные хвосты,
Патрон, кремень и старое кресало.
Мы ссорились-мирились – не шутя,
Но что-то с другом полчаса спустя
Нас крепко-накрепко объединяло.


2.

Нас крепко-накрепко объединяло –
Что? Общий двор и общий детский сад?
А, может, брошенный вдогонку взгляд,
Пронзительный, как колющее жало?

ИНАКОВОСТЬ нас с другом уравняла,
Он, финн, стал мне, еврею, друг и брат –
Да, так и было много лет назад
И длилось вплоть до самого финала.

Я всё живу, а друга больше нет,
С его уходом не померкнул свет, –
Быть может, где-то птица прокричала
И известила близких и родных,
Что живо в единении ИНЫХ
Неистребимо вечное начало.


3.

Неистребимо вечное начало –
Начало жизни, детство, а потом?
Как разобраться в этом непростом
Вопросе? С детства всё во мне кричало,
Что надо думать – не трепать мочало –
Мозгами думать, а не животом,
Я понял в классе, кажется, в шестом1, –
Потребно, как бы в брюхе ни урчало.
Так – для других негаданно-нежданно –
Я погрузился в книги Перельмана2,
Считая, что всё прочее – мура.
Нас с другом ошарашил мир науки,
В нём было интересно – не до скуки,
И чужды внешний блеск и мишура.


4.

Нам чужды внешний блеск и мишура
Высокопарный стиль и отстранённость,
Презрение во взгляде, беспардонность,
Модельная походка «от бедра» –
Ну да, мы все носили свитера,
Все знали, что такое окрылённость,
И другу, отмечая одарённость,
Сулили путь прямой в профессора.

Нет, не был этот путь прямым и гладким,
Кому-то мостик показался шатким,
Но многие, в ком теплилась искра;,
С наукой в жизни были – заодно.
Не все добрались до вершины, но
Мы знали, что есть труд, а что – игра.


5.

Мы знали, что есть труд, а что – игра
И что потехе час, а делу – время3,
И взрослые, посеяв это семя,
Учили нас с утра и до утра
Не млеть от скуки – с царствия Петра,
Во всём стремиться следовать системе,
В науке уходить от мелкотемья, –
Усвоили мы это не вчера.

Ещё мы отвергали экстремизм,
Но нам вполне был впору аскетизм –
И многим это в жизни помогало.

Нас не смущало старое пальто,
Плевать, что лет ему, наверно, сто, –
Носили перешитое, бывало…


6.

Носили перешитое, бывало, –
Из папиных протёршихся штанов
Мне куртку – как у многих пацанов –
Сварганили, и это лишь начало.

Да, наше поколение застало
Эпоху незаполненных шкафов,
Портных, что из разрозненных кусков
Могли пошить чего недоставало:

Рубашки, брюки, куртки, трикотаж,
Пальто и даже ситцевый коллаж –
Лоскутное на вате одеяло.

И я носил костюмчик – из старья,
Об этом знали все мои друзья –
И каждая соседка точно знала.


7.

И каждая соседка точно знала,
Что у кого сегодня на обед,
Куда и с кем гуляет наш сосед,
Что Витьке надо сдать анализ кала,
Что в пятой ввечеру трубу прорвало,
Что я в прокате взял велосипед,
А свой купить – у предков денег нет,
Что Борьку лупят – крик на полквартала,
Что в гастрономе окорок – по блату,
И кто намедни получил зарплату,
А кто напился вдрызг позавчера,
Кому вскружила голову Наташа,
И у кого с утра сгорела каша,
Как время проводила детвора…


8.

Как время проводила детвора
В смердящее войной десятилетье?
Глаза закрою – слышу междометья,
Летящие из нашего двора;
Всё живо – эти дни и вечера,
У пацанов наколки на предплечье,
Сосед своё военное увечье
На солнце греет, – видно, доктора
Советуют; а что, скажи, он может?
Он рад, что жив, ещё один день прожит, –
И отрешённо смотрит в пустоту;
В своих ребятах он души не чает,
Сидит с женой и молча примечает,
Кто рвал цветы, а кто играл в лапту.


9.

Кто рвал цветы, а кто играл в лапту, –
Карельским летом каждому есть дело, –
Конечно, Вовке за цветы влетело, –
Орал, что было слышно за версту;

Потом досталось бедному коту,
Метавшемуся в страхе оголтело, –
Пустая банка звякала-гремела,
Привязанная к тощему хвосту.

Кому-то это было для забавы,
А для кого-то – подвиг ради славы,
Но Сашке наплевать на суету –
Он сам себе сварганил лук и стрелы,
Он точно знает, кто здесь самый смелый,
Кто сбил вчера ворону на лету.


10.

Кто сбил вчера ворону на лету –
Весь двор молчал об этом деликатно,
И лишь Сашок поведал мне приватно,
Что жахнул по вороне, et c’est tout4,
Из лука жахнул прямо в черноту
Вороньего крыла – так аккуратно,
Что птица только каркнула невнятно
И канула навечно в немоту.

Нет, это живодёрство не по мне,
Я птиц люблю в небесной вышине,
Когда они летают там – живые.
Ещё – на марках, и кого там нет!
Я знал уже про кляссер и планшет5
И у кого есть марки мировые.


11.

И у кого есть марки мировые,
И где ещё их можно раздобыть –
Сменять, а если деньги есть, купить –
Ходили с папой в клуб, где в выходные
Толпой филателисты записные6
Не пестовали суетную прыть –
Старались нечто новое открыть,
Там страсти клокотали неземные.

Я с детства понял радость обладанья –
И то, что надо приложить старанье,
Чтоб раздобыть желанный раритет.

Лишь я остался коллекционером
Из многих, поклонявшихся химерам, –
Друзья мои далёких детских лет. 


12.

Друзья мои далёких детских лет,
Не так-то просто встретиться нам снова,
К кому-то жизнь была, увы, сурова,
А тот – не чей-то! – потерял свой след,
Стал то ли зав, а, может, зампомпред,
Башка не лыса, а бритоголова;
Я помню, в школе Валька Журавлёва
Ему ссужала несколько монет,
Чтоб мог поесть чего-нибудь в столовке, –
Ведь было не ему, а нам неловко,
Что у него нет денег на обед.
Достоинство он больше не уронит –
Он нас не знает и давно не помнит,
Кто с нами, а кого в помине нет.


13.

Кто с нами, а кого в помине нет –
Судьба-злодейка так распорядилась.
Кому из нас, кому, скажи на милость,
В миры иные выписан билет?

Тот был, как древнегреческий атлет,
Сложён, как бог, не ведал про унылость,
Но, видимо, попал судьбе в немилость,
Врождённый не помог иммунитет.

Глаза всё чаще застилает муть,
Саднит и тяжко сдавливает грудь,
И слёзы, словно капли дождевые,
Полосками стекают по щекам –
Друзья, то грусть размыта по строкам,
Во сне моём вы снова как живые.


14.

Во сне моём вы снова как живые,
Мой сон опять тревожит ваш покой,
Мы снова в том районе за рекой,
Где жили с давних пор мастеровые;
Дома, на крышах трубы дымовые,
Несёт из окон жареной треской
И серой неизбывною тоской,
Уныло жезлом машут постовые,
Полуторки по Волховской7 грохочут,
У бочки с пивом пьяницы хлопочут,
Их мучит жажда с самого утра.
И всё же здесь мы очень славно жили,
Играли в мяч, влюблялись и дружили –
Друзья-подруги с нашего двора.


XI. МАГИСТРАЛ

Друзья-подруги с нашего двора,
Нас крепко-накрепко объединяло
Неистребимо вечное начало –
Нам чужды внешний блеск и мишура.

Мы знали, что есть труд, а что – игра,
Носили перешитое, бывало,
И каждая соседка точно знала,
Как время проводила детвора:

Кто рвал цветы, а кто играл в лапту,
Кто сбил вчера ворону на лету,
И у кого есть марки мировые.

Друзья мои далёких детских лет –
Кто с нами, а кого в помине нет –
Во сне моём вы снова как живые.


ПРИМЕЧАНИЯ

1) Аллюзия на строку из пародии Александра Иванова «Заколдованный круг»:

Площадь круга... Площадь круга... Два пи эр.
– Где вы служите, подруга?
– В АПН.
Юрий Ряшенцев

Говорит моя подруга, чуть дыша:
– Где учился ты, голуба, в ЦПШ*?

Чашу знаний осушил ты не до дна,
Два пи эр – не площадь круга, а длина,
И не круга, а окружности притом;
Учат в классе это, кажется, в шестом.

Ну поэты! Удивительный народ!
И наука их, как видно, не берёт.
Их в банальности никак не упрекнёшь,
Никаким ключом их тайн не отомкнёшь.

Всё б резвиться им, голубчикам, дерзать.
Образованность всё хочут показать...

*) Церковноприходская школа.

2) Я;ков Иси;дорович Перельма;н – русский и советский математик, физик, журналист и педагог, популяризатор точных наук, основоположник жанра занимательной науки.

3) Во времена царя Алексея Михайловича (1629 – 1676), вписавшего эти слова в сборник правил соколиной охоты, слово «час» не было точной мерой, царь использовал его как синоним «времени» и писал о том и другом с соединительным союзом «и»: «Делу время и потехе час». Иными словами, речь шла всего лишь о том, что, уделяя время работе, необходимо не забывать и о потехе, забаве, усладе, увеселении, развлечении. Да-да, до XVIII века не говорили «делу время, а потехе час»! Смысл изменился после Петра Первого (1672 – 1725). Теперь эта фраза ограничивает потеху. Делу – всё время, потехе – не более одного часа.

4) Et c’est tout (фр.) – и это всё, и точка.

5) Кля;ссер и планшет – филателистические альбомы специального изготовления, предназначенные для хранения марок.

6) Записно;й – завзятый, заядлый, отъявленный.

7) Улица Волховская – одна из улиц Петрозаводского района Зарека, примыкавшая к Зарецкому кладбищу. На Волховской располагалась наша 8-я школа.