Две седые судьбы

Он сегодня хромает немного уверенней,
Держит в правой руке старый зонт, словно трость,
У него нет на праздные мелочи времени,
У него что-то странное в жизни стряслось.

А она, словно школьница, ноги под пледиком,
Шарф одернула и отвернулась к реке,
Будет что-то трепать обезумевшим медикам,
Как тащила себя и застряла на бугорке.

Зонт стучит по булыжнику мерно, уверенно,
А нога непослушная шаркает в такт,
Предлагали ведь взять не пластмассу, а дерево,
Отказался в сердцах, ну какой он чудак.

Дождь февральский достал то снежинкой, то моросью,
Зонт раскрыть – значит напрочь утратить баланс,
Удивляясь своей молчаливой покорности,
Был уверен, что смерть в этой жизни не шанс.

Смерть была и терзала до спазма, до одури,
То вгрызалась в него, то куда-то звала,
Он лежал на земле, а над ним небосвод горел,
А под ним, как в аду, пламенела зола.

Вдруг над ним проплыла теплым ангельским маревом
То ли жизнь, то ли чья-то смешная мольба,
Он лежал на земле и с землей разговаривал,
Уверяя, что смерти он не по зубам.

В бесконечной агонии видел и ад и чад,
Но остался живым со щитом без меча,
Пусть об этом историки жесткие скромно молчат,
А стихами кричат те, кто раньше кричал.

У нее прозаичнее было ранение:
Город, пули, бомбежка и жесткий асфальт,
И она улетает в чужое забвение,
Понимая, что это предсмертный фальстарт.

Что потом? Говорить ли кому-то? А надо ли?
Просто жизнь, просто шанс и судьбы огонек.
Он. Она на коляске. А капельки падали,
По зонту и по пледу, ведь тем невдомек,

Что в коляске она, а он, поправляя ей плед,
Прошептал, мол, готов на безудержный шаг:
Что последний аккорд ими вместе еще не спет,
Пусть седые виски, и седая от боли душа.

17.02.2018