Из книги Осетия! Волшебный край...

Часть VI

ФЕТХУЗ

Если видно  панораму,
То над Лысою горой
Фетхуз из лесного храма
Обозначится  дугой.
От Реданта    до Балты 14
Ввысь он поднимается.
Скалы  белы и круты
В  небо  упираются.
По извилистой дороге
Объезжаем  все отроги.
Слева Терека  долина
И зеленые вершины,
И  Столовая гора,
Что так занята с утра:
Наряжается в цвета,
Чтоб не вяла красота.
Чуть  светает -  вся  лилова,
На заре  уже багрова,
А  теперь оделась в алый-
Каждой  гранью запылала.
Справа белых скал разрезы,
А по  ним,  цепляясь, лезут
Альпинисты - ловкачи.
Тянут тонких  веток ручки,
Острых ноготков колючки
Облепиха,  алычи,
И шиповников   букет,
Ежевика  и малина,
И  кого здесь только нет.
За колючею  оградой
Узников  журчащих стадо-
Фетхуза приемыши,
Мокрые  детеныши:
Ручейки,  туманы, росы,
Туч  растрепанные косы,
Все,  кому  открыл он дверцы,
Пропуская  через  сердце,
Подарил любви частицу,
Что способна раствориться,
Всех почистил, приласкал,
В  закрома свои собрал,
И отправил к нам  в дома.
Потому-то и вкусна,
И прозрачна  та  водица,
Что из крана  заструится.
Фетхуз - щедрая  гора,
Не  жалеет он  добра,
Челюсть мощная  с  клыками
Бок грызет ему с утра,
Доставая  доломиты,
Белой  извести снега,
Что под кожею сокрыты,
А  на ней леса,  луга,
И душистые стога
Дорогими янтарями,
Что  умелыми руками
В  сенокосную пору
Склон  обвяжут поутру.
Вырастая над холмами
Распростертыми  крылами
Птицей сказочной, огромной
От  Реданта к  Гизельдону,
Ввысь  он  поднимается.
Крыл опущенных уклоны,
В  оперении зеленом
В  реки  упираются,
Оттолкнуться, приподняться
И  взлететь пытаются.
Одолев  крутые склоны,
Отдышавшись от подъема,
На крыле его летаем,
Воздух радости глотаем.
Пробираемся лугами,
Прилипаем к ним глазами:
Горечавки, астрагалы,
Колокольчиков  бокалы,
Лепесточки всех расцветок
У  «ромашек»  многолеток,
И  король лугов пушистых-
Анемон с цветком душистым -
Бело-розовый букет,
С  запахом  неповторимым,
Что  нежней и тоньше  нет.
Рыжей  вспышкой  олениха
Припустила  от нас лихо
И  исчезла  меж лугами,
Словно призрачное  пламя.
Слева  модница  Арау
Подолом  своим кудрявым
Фетхуза  касается,
В  Геналдон  спускается.
Ну  а  блузка  слишком  узка,
Где  в натяжку,  где  дыра
Возле  белого  бугра.
Расползается  на  швах,
Но зато  в  каких  цветах!
А  раздетые  вершинки
Все  на  солнце  греются,
Подставляют  свои спинки
Загореть  надеются.
Ну  а  справа,  ну  а  справа
Фетхузят  крутых  орава-
Разнобокие  птенцы,
Остроглавые  юнцы.
Прилепились,  примостились,
Под  крылом  не все  вместились,
Как  зеленые  улитки,
Одноцветки - пирамидки.
Кто  повыше,  кто пониже,
Кто  подальше,  кто  поближе,
Кто  острее, кто   круглее
Возле  папы  веселее.
Только  Лысая  гора
Пирамидкам  не сестра
И  в  сторонку  отползла,
Растолстела,  раздобрела,
Очень  рано  облысела,
Много  ела  и  пила,
Ресторанчик  завела,
И  дорогу подвесную
На  вершину  провела.
А  за  Лысою горой
Мало  виден  город мой.
Но  зато  окинешь  взором,
Как  на блюдечке  с узором
Все  равнинные  просторы.
Обнимающей  стеной,
В  разноцветности  убора,
Встанут  Сунженские  горы,
Водоемы  и  озера,
Край  до  боли дорогой.
Серпантины  быстрых  рек,
С  гор  умчавшихся  в  побег.
Словно  в  вену  все они
В Терек  устремляются.
Ну  а  он,  как  старший  брат,
Их  доверью  очень рад,
На  себя  взвалил работу
Прорываться  сквозь  ворота
Между  двух  холмов  Эльхота,
Чтоб  потом  других вобрать,
В  сердце - Каспий  прибежать.
Видны  ленточки  дорог,
Узелки  сплетения,
И  кирпичиков  клубок,
Там,  где  есть селения.
И  Архонка  ,  и  Беслан,
И  Мичурино,  и  Фарн,
Ну,  а  рядом,  над  Гизелью
Все  кружит  аэроплан  .
К  нам  он  направляется,
Летчик  улыбается,
Совсем  рядом пролетел,
А теперь  спускается.
Как  большие  пароходы
Вдалеке  дымят  заводы.
Рощ,  посадок  завиточки
И  садов  зеленых  строчки,
И  кругом  поля-поля,
Под  лоскутным  одеялом
Вся  кормилица - Земля.







 

 
Часть VII

ДАРЬЯЛЬСКОЕ  УЩЕЛЬЕ, ТЕРЕК,
ВОЕННО-ГРУЗИНСКАЯ  ДОРОГА.

                1

Вязью трещин вспоротые скалы,
Летопись  исчезнувших  времен,
Что  веками  море  создавало-
Автор  без фамилий  и имен.
Ровными страничными  рядами
Громоздятся, свалены  кругом
С  серыми, белесыми краями,
В  переплете  древнем  каждый  том.
Поднимается, ползет дорога,
Огибая  выступов горбы,
Сквозь хребты  до  узкого порога,
Где  Дарьяла  глыбятся столбы.
Промелькнут  известняков  сложенья,
Сланец  серо-черный  заблестит,
Диким  удивит  нагроможденьем,
Чешуею осыпей  из  плит.
Сильный  ветер по ущелью бьется,
Меж  уступов  крутится, как бес,
Терек  торопливо  вниз  несется,
Вырвавшись  из  плена  Эзмин  ГЭС.
Как  его, свирепого, сковали
И  заставили  в  тоннеле течь,
Как  его, беднягу, укрощали,
Чтобы в темную  дыру  завлечь!
Мчатся  теперь воды  к  котловану,
Чтобы  сверху  на турбины  пасть…
Ах, не подобает  его сану
Эта  пытка, но диктует  власть!
Мог  ли думать Александр  Пушкин,
Что  «голодный, молодой и злой»,
Ставши  дрессированной  зверюшкой,
Будет  биться в лопасть головой.
Или  Лермонтов, что с дикой  львицей
Сравнивал  бунтующий  поток,
Когда  Демон  в  Грузию  к девице
Пролетал, печально  одинок.
Все  давно  не  так  вблизи  Дарьяла.
Верхний  Ларс  теперь границей  стал.
Только  камень  в русле  пьедесталом
Возлежит, как и тогда  лежал,
Когда  славный  генерал  Ермолов
Сиживал  на этом  валуне,
С дагестанским  ханом  договором,
Заручился, чтоб не быть  войне.
Этот  камень  серого  гранита,
Как  огромный  трехэтажный  дом,
Скобы  лесенкой до верха вбиты,
Раны в брюхе - бывших дотов схрон.
И  пейзаж  другой - сухое  русло,
Лишь пыхтят  железные «слоны»,
Скрежеща, дымя, ломают с хрустом
Терека родные  валуны.

                2

Дариал  в  значении «ворота»
На наречьи  древних персиян,
Были  разделяющим  оплотом,
Дверью  во владения  алан.
Плохо  горы  разделять чертами,
Стражников  угрюмых наблюдать.
Люди, под  одними  небесами 
Мы  живем, одна  природа-мать!
Грузия,  мы  двести  лет  роднились!
Ты  была  как милая  сестра,
Как к тебе  мечтами  мы  стремились!
Как  любили  мы  тебя  вчера!
Здесь  когда-то  не было  прохода,
И стеной сплошною  горы  шли,
Много  миллионов  лет  природа
Потрудилась, чтобы  мы  могли
Близкими путями  добираться,
Красоту земную созерцать,
Этими  краями восхищаться
И  друг друга  в  гости  зазывать.
Древние  граниты  тут  лежали 
В  грудах  хаотичных диких  форм.
Недра  их давили, поднимали
Всплесками  глубинных  грозных волн.
Где-то дыбились, а где-то  пали
Гребни, что  знакомы  нам  сейчас,
И  вулканов  страсти  клокотали,
Огненная  кровь лилась  не раз.
И потоками  ползла, стекала,
Разрывался, лопался гранит,
И в расколах  лава застывала,
Спёкшись то в базальт,  то в андезит.
В рваных  гранях серого  гранита,
Что  вблизи  Дарьяловых  ворот,
Веточками  даек    все  расшито,
Кварц, пирит иль золото  блеснет.
Или ржавые  видны  наплывы,
Озадачив  любопытный  взгляд.
Наши  горы  щедры  и  красивы,
Много  тайн  они  в  себе  хранят.

                3

Как, когда   родился  Терек быстрый,
Разодрав  покровы  льдистых кож,
Как  прокладывал  свой  путь тернистый,
Вспарывая  горы,  будто нож.
Как ему порой  бывало трудно
С крутизны  бросаться в пасти  скал,
Как, гремя  оркестром многотрубным,
Щеки струй  от напряженья  рвал.
Как пред  ним  стена гранита встала
Непреодолимой  высоты,
Как  ворота  узкие  Дарьяла
Грыз  он,  торопясь, до  тошноты.
Сколько  раз  срывались  льды с Казбека
И катились  глыбы  до  ворот,
Запрудив  теченье  бурным  рекам,
И  озера  сделавши  из  вод.
А  потом, когда  вода  шальная
С диким  ревом  устремлялась ниц,
Все, как жухлый  лист  с пути  сметая,
Ее  силе  не было  границ.
И  ущелье  расширяло  своды.
Тропки  между  скалами пошли,
И  стремились  разные  народы
Побывать в других  краях  земли.
Караваны  с  юга  приходили,
Роскошь и оружие  везли,
Пряностями  северян дивили,
Месяцами сквозь  проход ползли.
Возвращались  с золотом, мехами,
Но опасен путь через  Дарьял,
Были  войны  между  племенами,
И  жесток суровый  перевал.

                4

Спесь и жадность, зависть  и тщеславье
Миром  правили  во  все  века.
Сильный  презирает  равноправье
И  всегда  готов  дать  тумака.
Войны,  войны  между племенами,
Содрогался  и стонал  Кавказ.
То  цветочки - посудите сами,
Что  творится  на  земле  сейчас.
Уж  не  стрелы, копья, меч  булатный,
Пушки, танки, самолет  не в  счет,
Землю  всколыхнут, взрывают  атом
Иль  психозом  изведут  народ.
Научились  управлять  погодой -
Дождь, ветра,  циклоны  создавать.
Не простит  таких  «забав»  природа,
И недолго  нам  существовать.
Но  опять  вернемся  мы  к Дарьялу.
Чтоб  спастись  от диких, алчных  орд,
Стены,  башни, крепости, завалы
Издавна  использовал  народ.
И  до нашей  эры  царь  Мирвана
Приказал  границу  укрепить,
И построить  крепость  для  охраны,
И проход  воротами  закрыть.
В  самом  узком  месте  меж скалами,
Где  вода  от ярости  кипит,
Бревна  с заостренными  верхами,
Створ  железом  кованым  обит.
Из  старинных  записей  известно,
Повторялось это и  не  раз,
А  в  ущельях  становилось  тесно
От  пришельцев, рвущихся  в Кавказ.
И  стоят  развалины  в Дарьяле
Крепости  последней на скале—
Место  в романтичном  ареале,
Там,   «где  Терек  роется  во мгле».

                5

Шли  столетья, все  кипели  страсти,
Жить  кому-то  кто-то  не давал,
И,  чтоб больших  избежать  несчастий,
Слабый  в  сильном  помощи искал.
Двести лет  назад, когда  Россия
«Локтем  на  Кавказе  возлегла»,
Турки, персы  с  юга  шли  лихие,
Грузия  в  ее состав  вошла.
И тогда  необходимо  стало
Провести дорогу сквозь Кавказ,
И  солдаты  по всему  Дарьялу
Разместились  выполнять  приказ.
Смельчаки с  веревок скалы  били,
Часто  обрывались с высоты,
Сколько  душ  солдатских  загубили,
Сколько  люда  рвали  животы…
Горцев  заставляли  феодалы,
Сами  набивая  кошельки,
Возводить  мосты, счищать  завалы,
Техникой  лопаты  и кирки.
Посчитали - если б это  ложе
Золотой  монетой  умостить,
Стоимость  сравнилась  бы, быть может,
С тем,  что  довелось  в него  вложить.
День  настал - колесная  дорога
По камням  меж  скалами  пошла,
Почта  стала  ездить,  слава  богу,
Жизнь  в попутных  селах  ожила.
И коляска с  Николаем  Первым,
Ехавшим  с  визитом  на  Тифлис,
Не  шутя  ему  встряхнула  нервы,
Чуть  не  улетев  с  обрыва  вниз.
Через  сотню  лет  автомобили,
Совершая  первый  свой  пробег,
Несказанно  горы  удивили
Ревом, заглушавшим  песни  рек.
Сколько  здесь  простых  и  знаменитых
Замирали,  красоте  дивясь,
С тихих  рек,  лесов,  равнин  открытых,
Увидав  камней  застывших  вязь.
Где  невольный  трепет  и волненье
Тем, кто  на пороге  побывал,
Как  неповторимые  мгновенья
Дерзновенный  подарил  Дарьял.
Где  сжимают  челюсти  ворота,
Сумраком  и теснотой  давя,
Оставался ль  равнодушным  кто-то,
Вдруг, как  в  сказке,  ставши  с муравья.
Где, беснуясь, о  клыкастый  берег,
Пенным  монстром  поднимаясь в рост,
Ударяется  зажатый  Терек 
И  дрожит  над  ним бетонный  мост.
                6

Но коварны  вдоль  дороги горы,
Камнепадами  ее бомбят,
И  лавины  прогрызают  норы,
Реки, разъярившись, смыть хотят.
Чтоб  сберечь  асфальтовое  платье,
Из  бетона  строй  немых  солдат,
Да  тоннелей  жесткие  объятья
День и ночь дорогу  сторожат.
Так  круты,  опасны  повороты,
И  над  пропастью  идет карниз,
Не  зевай,  водитель,  ни на  йоту,
Многим  страшно  даже  глянуть вниз.
Шесть часов  красот,  переживанья - 
И  прекрасный  город  над  Курой
С  южным шармом и очарованьем
Вас  обнимет  теплою  рукой.
И  туристы  со всего Союза
Ехали  Тбилиси  повидать…
Грузия!  Да  мало ль тебе  груза,
Что б еще с Россией  враждовать!
А  давно ли побывать  в  Казбеги
Не  было  проблемою для  нас,
Дерзкие  мы  делали  набеги
В  рощу  за  маслятами  не раз…
В  Цминда  храме  в купола  крутые
Вглядывались в гулкой  тишине…
Лики  полустертые   святые
Проступали  в  фресках  на стене.
И  Казбека  мантия  сверкала
Парусом, расшитым  серебром,
Бритва  солнца  клинья  отрезала,
Рассыпая  звонким  хрусталем.
Наверху,  под  самыми  снегами
Дом  метеорологов  стоял,
Шли  туда  с большими  рюкзаками
Те, кто  восхожденье  совершал.
Сколько  нас,  веселых, энергичных
Видели  с  Казбека  цепи  гор,
И рекорд  поставили  свой,  личный,
И  гордимся  этим  до  сих пор!

7

Есть легенда  у  народа  «хеви»,
Будто  на Казбеке  с давних  пор
Бродит  неприкаянная  фея,
Чтоб  оберегать  Владыку  гор.
Будто  всех  она  пугает криком,
Кто к Казбеку  близко  подойдет,
Льды и камни  сыплет в гневе  диком,
Слезы  по Дарьялу  бурно льет.
Что  не  злой  она  была  когда-то,
Но, на грех,  влюбилась в Сатану,
И  за то, что  очень  виновата,
Бросил Бог  ее  в  снегах  одну.
И  гостей  незваных, где-то  прячась,
Гонит  поначалу  ветерком,
А потом, озлясь  и  озадачась,
Все  вокруг поднимет кувырком.
И  укроет Голову  седую,
Обмотает снежной  пеленой,
И  завоет, горестно тоскуя,
Нарушая  гор немых покой.
Встретили  мы  эту фею  злую
В  седловине между  двух  вершин,
И  наверх  уже дошли  вслепую,
Утопая  в роскоши  перин.
Но, когда  открылась панорама,
И  Кавказ под  нами заблистал,
Уши  у  Седого  Великана
Вспухли  от возвышенных  похвал.
Это  чувство  сладкого  восторга,
Сопричастности  к  другим  мирам
Крылья  счастья дарит  ненадолго 
И  влюбленность  навсегда - к  горам.

8

За  Казбеги  поползет дорога
По  Мохевской  стороне  крутясь,
Где  красот и древностей так  много,
И  у  Коби, с  Тереком  простясь,
По  Байдарскому  пойдет  ущелью,
Одолев  Крестовый  перевал,
В  Гуд-горе  закружит  каруселью,
Ну  а  мы  вернемся  вновь в Дарьял.
Ближе  он - мы  чаще  здесь бывали,
Каждый  поворот  меж  скал знаком,
И  забудет  кто-нибудь едва  ли
Встречу  с Девдоракским  ледником.
Это  он нежданно  и  коварно
От Казбека  отрывался  вдруг,
Пролетал  свирепым  ураганом,
Все  сметая  на  пути  вокруг.
И, прорыв  каньон  для  Амилишки,
Свой  безумный  и  свирепый  нрав,
Как подросший  сорванец-мальчишка,
Поменял, теперь  спокойным  став.
Возле  ледника давно  из  штолен
Добывали  медную  руду,
И  карниз  по скалам был  проторен
Гужевых  водить на поводу.
Время  шло,  и рушились дорожки
Осыпями  сланцев  и  камней,
Только быстрой легкой  лани  ножки
Без  боязни  бегают по ней.
Между  скал  цепляются  березки,
Незабудки  в  трещинах  сидят,
Крокусов  разбросанные  горстки…
Но  скорей  притягивает  взгляд
Глубина  отвесного  каньона,
Где, как ленточка, бежит река,
И вершины в белых капюшонах,
И клубок колючий  ледника.
Водопад над тропкою летящий
Сверху   от  гранитных, серых плит,
Шубкою песцовою блестящей
К Амилишке впопыхах спешит.

9

Эти  ответвленья  по ущельям,
Лабиринты  до  истоков  рек,
Где  альпийских  ароматов  зелье,
И  чабан,  как  снежный  человек,
Только раз  в году  спускался  к  людям,
Когда  вел  питомцев  сквозь  Дарьял.
Колыхалось  стадо,  словно  студень,
Хор  многоголосый  распевал.
От  шоссе  не  видно той  тропинки,
Что  в  камнях  морены  проплутав,
Выведет  к  красавице  Кистинке,
Что  несется,  радость  расплескав.
Трепетная,  звонкая, живая,
С  пышной  пеной  смеха  на  устах,
Мчится, шаловливо  напевая,
Как  хрусталь,  прозрачна  и  чиста.
Так  круты,  изящны  повороты
Меж  нагромождений  из  камней,
Переливам  бурным  нету  счета,
Поцелуи  солнца  пляшут в  ней.
Сосны  обрамляют  это  чудо,
Зелень  трав  и  воздух,  как  нектар,
Никогда б  не  уходил  отсюда,
Растворившись в струях и  мечтах.
Если  в  ледники к  ее  истоку
Выведет  романтика  души,
Выведет романтика души
Друзы  гор  на юге  и востоке
Перевал  откроет Кибиши.
А  еще  заманчиво  подняться
На  Ох-Кри, где  каменный  хаос,
И по этой  крыше  прогуляться
Среди глыб, посеянных  вразброс.
Их, возможно,  не толкали  воды,
Льды  не  били  острые  бока,
В  первозданной  дикости  природы
Бережет  их  времени  река.
И  предположить  вполне  уместно,
Что  один  из  них  давным-давно,
При  толчке  земли  другое  место
Занял,  рухнув  Тереку  на  дно  .
Вместе  с  ним  опять мы возле  Ларса,
Прорезая  боковой  хребет,
Ветром  подгоняемы, спускаться
Будем  там,  где  миллионы  лет
Расчищал  себе  ущелье  Терек
В  бесконечной  схватке  диких сил,
Тер, терзал, тиранил твердый  берег
И  в  борьбе  с горами  победил.
Вот  оно – бежит,  петляет трасса,
Обнаженные  висят  пласты,
Новая  часовня  на  террасе
Гармонично  смотрит  с  высоты.
Вниз  и  вниз  спешит  теперь  дорога,
И  Дарьял  остался  позади,
Рассказать  могла  б  еще  я  много,
Только  утомила  вас,  поди…
 
Часть VIII

КАРМАДОН 

КАТАСТРОФА

Кто  в  тот  день предвидеть  мог  такое
В тёплом сентябре, когда  закат,
Что внезапный грохот, с перебоем
Тишину взорвёт, словно набат.
Разнеслась  молва - сорвался Колка,
Прокатился  ада страшный  гром,
Пастью  ненасытнейшего  волка
Растерзал  ущелье Геналдон.
Меж  ворот, где  две горы сомкнулись,
Вздыбился, всей  тушею  застряв,
Челюсти  клыкастые тянулись
Дальше, удлиняясь, как  удав.
И  метались, руша  бастионы
Скал, висящих  в русле  над рекой,
И  мостов  бетонные  препоны
Добавляли ярости  глухой.
А  язык  прожорливый  и  грязный
Бесновался, рвался  напролом,
Все  мешая  в  массе  непролазной,
Лес,  постройки,  жизни в один  ком.
Туша, навалившись на тоннели,
Скрыла  правду о делах  своих,
В  стометровой глыбе цитадели
Не  оставив  никого в живых.
Въехали  туда  артисты  «Нарта»  ,
После джигитовки среди  скал
С  лошадьми,  закончив  жизни  вахту,
Сценой   фильма, что Бодров  снимал.
В  базах  отдыха,  что  были  ниже,
Собрался  народ  под  выходной,
Ехали  машины  дальше, ближе
По дороге  этой  роковой.
Лед  и камни, где  асфальт стелился,
Холод, жуть, немая  темнота,
Страх  звездой  пульсирующей взвился
За  людей, кто  оказался там.
А  потом  тянулось  ожиданье,
Но  надежды  гасли  с каждым  днем.
Сколько  ж  нестерпимого  страданья
Узнавать, что  близкий  погребен…
Как  самоотверженно  старались
Над тоннелем  лазы  пробурить,
Как, рискуя  жизнями, спускались,
Чтобы  лед  наружу  выносить…
Люди  с  благородными  сердцами
Разделяли  скорбь  чужих  семей,
Жертвуя  насущными  делами,
Бескорыстно, не считая  дней.
Знают  только горы,  знают  звезды
Сколько  горя  выпало  родным!..
Льдинками  глаза  кололи  слезы,
Души  разрывались  в  толще  льдин.
Но  напрасно. Не  спасли тоннели.
Братство  близких не  могло  помочь.
И  надежды  медленно  истлели
На  кострах, горевших  день и  ночь…
Перед  прежней, страшной  катастрофой,
Что  произошла  сто лет назад,
Слышали - ледник  трещал и грохал
Прежде,  чем  сорваться  невпопад.
И  тогда  людей  погибло  много.
Неизвестен  был  ни день, ни  час.
Кто  объявит  грозную тревогу,
Кто  стихии  может дать  приказ?
…………………………………………
И  стоит  немым  напоминаньем
Памятник  над  Гизельдон - рекой,
Больше  ста  ступеней  состраданья
В  скорбной,  грустной  лестнице  крутой.
Белый  юноша  в мучительном изгибе
Натиск льдов  не в силах  удержать…
Неминуема трагическая  гибель…
Плачь,  горюй  остаток  жизни, мать!


ДО  И  ПОСЛЕ  КАТАСТРОФЫ

Совершают  люди  восхожденья.
Что  влечет  их: риск иль  красота?
Яркие  живые  впечатленья?
Бег  от  будней?  Давняя  мечта?
Как  же  не увидеть Кармадона,
Не пройтись  по солнечным  лугам,
К  перевалу, что  зовут Зеленым,
Повидать  ледник.  Ну,  как  он там?
Самый  близкий  путь шел по каньону
Между обнажений белых скал,
Где Чызджыты  и Арау  склоны,
Геналдон  бурливый  разделял.
Башни  с закругленными  стенами,
Гротов  завлекающий  узор,
Молнии разлома меж  скалами,
Ниш  и узких  галерей  повтор.
И  везде  цепляются деревья,
Корни  свесив, лезут  в высоту,
И  цветы, живые  ожерелья,
Прикрывают  камня  наготу.
Темные тоннели  открывались,
Ослепляло  солнце  с белых  плит,
Тени  потревоженно  метались,
Вод  бегущих  доносился  всхлип.
По  изгибам, как  меха  гармошки,
Левый  берег  вел до ледника,
Встречный  ветер, выставив  ладошки,
Задавал  шального  трепака.
По  весне  белели  шампиньоны
Меж травы и серых  валунов,
Россыпь примул на коврах  зеленых
Всех  расцветок,  яркости,  сортов.
Правый  берег  под махровой пряжей
Леса, что  в  горах  неприхотлив,
Упирались в реку скалы  кряжа,
Где поток  сердился и бурлил.
А  кольчуги  глинистого сланца
До  воды скользили с  высоты
В  черно-сером  переливе глянца
С  латками  цветочной  пестроты.
Листья  на  азалиях краснели
Осенью,  и золотился  лес….
Впереди  шелка  Майли   блестели,
И  сиял  лазурный  свод  небес.
И однажды  там,  под  ледниками
Местный  житель   увидал  фонтан,
Бьющий  вверх  горячими  струями,
Пар  густой  стелился  как туман.
Оказалось, что  вода из бездны,
Где  варилась тысячами лет,
Для  здоровья всем  была полезна,
Избавляя от  ненужных бед.
Тепсарко Царахов  деловитый
Ванны и землянки сотворил.
Место это стало знаменитым,
И народ лечиться повалил.
Он же по Майли, где путь тернистый,
В ледниках и пропасти, и снег,
Хоть и не был вовсе альпинистом,
Все ж решился покорить Казбек.
Как они дошли без снаряженья,
Не имея ледорубов, карт?
Горная болезнь без сожаленья
Положила на пути солдат…
Лишь вдвоём с Андреем Пастуховым 
На вершине водрузили флаг,
Всё измерил, срисовал толково
Наш топограф - умница, смельчак.
Был уже немолодым Царахов,
На седьмой десяток годы шли.
Удалось! Сумели, одним махом…
Мы б сейчас такое же смогли?
Но ледник, этот безумец жадный
Всех, кто во владения зашёл,
С яростью жестокой, беспощадной,
Не жалея, без разбора  смёл. 
Позже снова домик был построен, 
Сланца  здесь хватало и камней,
Путь к  нему  тропинками  проторен,
Грели  воды  вместо  батарей.
Лавок  деревянных  обрамленье.
Там, снаружи,  ветер, снег и лед,
А  в  бурлящем  ласковом  бассейне
В дыры  крыши виден  небосвод.
В  Нижнем  Кармадоне  санаторий
Принимал  гостей  со  всей  страны,
Мягкий  климат, теплым  водам  вторя,
Помогал  здоровье  взять взаймы.
Просто  приезжали  искупаться,
Вод  целебных  выпить и набрать,
Красотою  гор полюбоваться,
Воздухом прекрасным  подышать.
Уж четыре  года миновало:
«Туша» воет,  чавкает, рычит,
И мостом к развалинам Генала
Тая, вся в промоинах лежит.
И несутся,  вырываясь, воды,
Холоден  и грязен их  поток,
Доломита  серого породы
Без асфальтовых везут  дорог.
Нет  мостов. Укатан путь  «Камазом»
До  тоннеля, где его  берут,
Вымахал  кустарник  как-то  сразу,
Будто  кто посеял его  тут.
И  на  камне ленты и цветочки
В память тем, кто был здесь погребен,
Да  кусок  истерзанной  досочки,
Шина, ржавого  металла  лом.
И  теперь добраться  к Кармадону
Можно  лишь,  хребты  перевалив,
Мимо  бывших  рудников, по  склонам 
Субальпийских  разноцветных  нив.
Встретить  пограничную  заставу -
Времени  тревожного печать,
Бывший  санаторий  в ложе  справа,
Котлован  безлюдный  созерцать.
Башни Верхнего Кани со склона
Мудро  смотрят, зная,  что  не  раз
Проносились  руслом  Геналдона
Льды  и  раньше,  в  неурочный  час.
Постоим, печально  вспоминая,
Серую дорогу до  ворот,
Что кончалась, как  змея  вползая,
В  рукотворный, длинный, мрачный грот.
Справа  подвесной  мосток качался,
Высился  стеклянный  павильон,
Пес огромный на цепи  встречался,
И герань  меж  шторами  окон.
Боже! Только  в памяти немногих
Этот незатейливый  пейзаж -
Дети, скот, навоз, барак  убогий
Вдруг  возникнет,  будто бы мираж.
Но,  подняв глаза к Чызджыты-хоху,
Все ж увидишь семерых  сестер,
Что окаменели в ту эпоху,
Когда  жил великий  фантазер,
Рассказавший, что несли  однажды
Девушки попить, поесть  косцам,
Утомленные  жарой и жаждой,
Зароптали  будто: «Лучше нам
Превратиться  в  камни, чем  так долго
Забираться с ношею наверх».
Болтовня,  услышанная Богом,
Явью стала в тот же  миг,  на грех.
А  за корпусами лес  сосновый
Все растет, укрытый  от невзгод.
И  источник зародился  новый,
Но  вода в нем  прежняя течет.
И  забывчивы, беспечны  люди,
Зарастает  лесом стертый  склон.
Лет  через  десяток  снова будет
И любим, и близок Кармадон.