Барт и Декарт

        То, что он пишет, состоит из двух текстов. Текст-I реактивен, его движущие силы — возмущение, страх, мысленное возражение, мелкая паранойя, самозащита, сцена. Текст-II активен, его движущая сила — удовольствие. Но по ходу своего написания, правки, подчинения фикции Стиля текст-I и сам становится активным; реактивность слезает с него, как кожа, и остается лишь отдельными корочками (в скобочках).

             Р. Барт. Ролан Барт о Ролане Барте.


       Ещё у Декарта мы встречаем размышление о страстях человеческих, как о двуликом янусе: чувства, вызванные воздействием на нас какого-либо движения, то есть реактивные чувства есть страсти, но и чувства, вызванные нашим собственным движением, то есть активные чувства также являются нашими страстями. И Декарт говорит, что невозможно, в принципе совсем отделить одно от другого, что страсть по большому счёту является движением в самом общем смысле слова - то ли моим собственным, имеющим несомненное начало и причину во мне, то ли ко мне приложенным и всё равно имеющим ко мне какое-то отношение. Многие движения оставляют меня равнодушными, моя душа не колышется, они проходят мимо меня. Эта нейтральность множества существующих в мире движений прямо указывает мне, что моя душа к ним безотносительна, хотя она может быть и не права - я могу просто устать, а могу чем-то и "заставиться" по меткому выражению Хайдеггера, однако сейчас, вот в сию минуту, и мы фиксируем это, данные движения не относятся ко мне. Кроме того, ни в коем случае нельзя делить реактивные движения моей души и активные прямым образом на плохие и хорошие, потому что так работа нашей психеи вовсе не устроена. Не обязательно то, что исходит из меня - всегда хорошо, и вообще, и в любом смысле, даже для меня самого это может быть плохо. И наоборот, движения моей души, возникшие под чьим-то воздействием не обязательно несут негативную окраску в моём мире и мире вообще. Но зато мы понимаем, что активное и реактивное друг друга предполагают, и опять же, не в том смысле, что я - активен, а он - воспринимает и реактивен, а потом я воспринимаю и реактивен, а он активничает. Нет, всё гораздо сложней. Потому что для того, чтобы я мог воспринять какие-то прекрасные движения вовне меня, будь то движения природы, или чьи-либо поступки, или даже движения какого-то лица, глаз, я должен оказывается сам находиться или быть в некотором достаточно активном состоянии, я сам должен мощно двигаться, для того, чтобы моё восприятие словно бы раскрылось. Здесь, во мне самом лишь одна моя активность, как бы формирует базу и для моей реактивности. Соответственно, и многие мои активные действия возможны лишь в том случае, если моя реактивность состоялась - я вдохновился чем-то или кем-то, я воспринял и несу в себе такой потенциал, который не могу не излить в своём свободном действии. Как-будто всё нам говорит о том, что наше подлинное и целое чувство всегда располагается где-то "между" - и всякой нашей реактивностью, и всякой нашей активностью - на стыке, на грани, в переходе, и как таковое не улавливается нами непосредственно, но лишь в своих реактивных и активных окрасах. То есть наши чувства мы воспринимаем чувственным образом лишь когда они распадаются. Не правда ли, интересный момент?!
      И далее Декарт разбирает, какие чувства мы относим по преимуществу к активным, а какие к реактивным. То есть какой именно противоположностью схватываем мы свои собственные чувства. Например, реактивным является "страх", поскольку он всегда чем-нибудь вызван(в крайнем случае так стандартно считают). Или допустим, реактивно "возмущение", которое даже по своему прямому словесному прочтению всегда отсылает нас к внешней причине - возмущены чем? Зато "великодушие", которое так обожал Декарт, мы уже не можем отнести к реактивным страстям, оно даже в самом грубом приближении должно быть активно. Естественно, в мире страстей и чувств происходит очень большая путаница, и вовсе не потому что они, в конечном счёте требуют чёткого разделения и классификации, скорее наоборот, потому, что как только мы пытаемся их уловить и зафиксировать, они мгновенно дают знать о своей двоякой природе, а последнюю можно ухватить лишь в полном движении.

      Теперь вернёмся к Барту. Он, как раз, демонстрирует нам способ, каким можно ухватить полноту своего личного движения души. Барт поясняет нам, как это происходит у него в момент, когда он пишет текст. В порыве своего письма, Барт улавливает оба потока одновременно, и реактивный, и активный, и при том выделяет какими именно чувствами они представлены: реактивный - страхом, возмущением, возражением, мелкой параноей(таокй термин подыскивает Барт), самозащитой, сценой; активный же на удивление представлен менее богато - только удовольствием. Однако "движение движется"( не могу снова не позволить себе каламбур) и происходит чудо - всё реактивное становится практически полностью активным. Очевидно, в процессе движения, в данном случае письма, за которым движется и через которое движет себя душа( как видите и тут мы имеем два, обоюдоострых начала) происходит становление подлинного целого чувства, которое практически невыразимо само по себе, и для того, чтобы рассказать о себе, отсылает нас обратно - к моменту своего формирования.
      Барт никогда не писал специального трактата о человеческих чувствах и страстях, такой трактат писал некогда Декарт, под названием "Страсти души", но практически во всех своих произведениях, Барт выказывает себя внимательным и вдумчивым к страстям и чувствам философом, а может быть даже и художником. И в письме, и в фотографии, и в языке, во всех этих темах, Барт не может обойти чувственную душевную сторону исследуемой предметности. А некоторые свои произведения Барт прямо отдаёт ей на откуп. Мои переживания и воспоминания, любовь.Что же, мы скажем, что это является недостатком для философа? На мой взгляд это является огромным достоинством. Мне кажется, что на этом вообще построен весь Барт, - какой-то странный, не прямой восприемник декартовской традиции.

      Но что, собственно, вообще должен понимать философ в море чувств? Ничего? Так как это не его епархия?! Но чья тогда? Ведь психология не знает что представляет из себя человеческое чувство. Кто же расскажет человеку о том, что его больше всего волнует?
      Декарт в наших привычных общественных и исторических представлениях остался рационалистом, а ведь он первый сказал: смотрю и удивляюсь, как мало у древних философов сказано о страстях, так мало, что мне кажется, что я буду начинать с нуля. Вот тебе и рационалист, взявшийся первым за то, что доныне не было темой! Велико изумление Декарта, обнаружившего себя первооткрывателем!
      Но не стоит называть ни Декарта, ни Барта тонкими психологами, это не сделает им чести. Не психологи они, а философы - рискнувшие, в своих размышлениях оставаться людьми, а не просто интеллектуальными аппаратами. Психология, если она умная, может подмечать какие-то психологические закономерности движения души, связи и порождения, но никогда не рискнёт говорить о том, что есть чувство - что чувство суть? Здесь иная глубина перетекания, иные задачи, совершенно нетипичные ракурсы - психология же изучает, по преимуществу ставшую жизнь нашей души. И то, при условии, ещё раз оговорюсь, что она умная. Каковы уже отлитые, готовые формы нашей души и их проявления - вот что расскажет вам тонкий психолог, под названием писатель или поэт, ибо, как раз они и являются настоящими тонкими психологами, а наши, известные нам, психологи, на их фоне, являются в действительности мясниками по разделке туш - душ.