Пограничник

Коротки в июне ночи, дерева стоят в цвету.
Птичьи трели слух ласкают, опьяняет аромат.
Но граница есть граница, и сегодня на посту
Не зевает и не дремлет Красной Армии солдат.
Вот чихнул, но по уставу не положено апчхи.
Вдруг начкар тебя услышит – и схлопочешь нагоняй.
За рекою в бывшей Польше запевают петухи.
Над водою шепчут ивы, ветви длинные клоня.
За спиною Украина, Кострома и Ашхабад,
Впереди лежит Европа под фашистом – это факт.
Но война еще не скоро: хоть, конечно. Гитлер – гад,
Он нарушить не посмеет этот самый мирный пакт.
А рассвет уже занялся – вверх ногами бутерброд:
Купол неба черным хлебом, горизонт – клубничный джем.
Через реку нарушитель не пройдет ни вплавь, ни вброд,
Коль боец в ночном дозоре на священном рубеже,
Озирая побережье и дубов неровный строй,
Он стоит, за ним – застава, нашей доблести оплот…
Что там? Грозное жужжанье, самолетов серый рой,
И немецкий берег ожил – подал голос пулемет.
Комиссар руками машет: «Не стреляйте! Провока…»
Но слова его застыли в окровавленных устах.
Командир вскричал: «К оружью! Нам, бойцам, не привыкать:
Тяжело в ученье было, да в бою неведом страх!»
Потянулась через реку на плавсредствах немчура,
В новых свеженьких мундирах, на войну как на парад.
Пограничная застава дружно грянула «Ура!»,
Часовой – винтовку к бою… но накрыл его снаряд.
Он в раю теперь, конечно, хоть и в церкви не бывал:
Всех погибших за Отчизну ждут небесные врата.
И глядит он с того света на военный грозный шквал,
Трупы сбитых самолетов и развалины застав,
На рокочущие танки, бомб фугасных адский град,
На истоптанные пашни в неприятельских крестах,
На траншеи под Москвою, на горящий Сталинград,
На бои под Будапештом и поверженный рейхстаг.
Столько лет все так же смотрит он с заоблачных высот,
То ликует, то горюет этот вечный часовой.
Рядом с ним как в сорок первом весь погибший в битве взвод,
Пограничники, державу заслонившие собой.