Сага. Как будто... мы все вместе живём

Сага о вечных диалогах зрелости с юностью. 
Часть первая: Что такое мудрость?

-Мам, а ты знаешь, что такое мудрость?
-Если и знаю, то самую малость. Во всяком случае, поразмыслив, попробую ответить на твой вопрос.  Приведу один известный пример: твоя прабабушка – Мария Васильевна, была мудрая женщина. Ум ей  подарила природа, а огромный житейский опыт приобрела сама: она прошла всю войну медсестрой, похоронив двух сыновей, и помогала возрождать страну после разгрома фашизма. 

 Ум её формировался в непрерывном труде и общении с природой. Эта неразрывная связь развивает в человеке его наилучшие качества, помогающие выживать, не нарушая распорядка, установленного до него. Это умеют делать исключительные люди. И чем дольше она жила по этим благородным правилам,  тем наблюдательнее становился ум, помноженный на опыт использования его в каждодневной жизни. Она многого добилась сама, став хорошим сельским врачом, и дала превосходное образование твоей бабушке. Ты же, знаешь, свою бабулю хорошо, вот и, чуть-чуть пораскинув умом, поведаешь мне о её мудрых действиях. А они почти что на каждом шагу.

-А-а-а! Я знаю, знаю! – обрадовался сын. Она подшила все наши шерстяные носочки капроновыми  чулками, чтобы не протирались. Это же – мудрость?
-Конечно! Ты тоже умный. В бабушек, вероятно, — улыбнулась мама. Твой ум тебе подскажет:  прочесть стихотворение несколько раз внимательно, вдумываясь в его основное содержание, и оно запомнится без особенных усилий, сэкономив время и распрекрасное расположение духа. И стихотворение непросто запомнится на всю жизнь, но ещё и разовьёт твоё воображение. Проведи опыт — это займёт гораздо меньше времени, чем вялое, маловыразительное мычание с никудышным настроением, размышляя как бы стремительнее улизнуть на улицу. В результате: не одолеешь стих, и не получится прогулки. Неизбежно придётся корпеть и ныть.

   В этом и будет заключаться твоя мудрость; вдумчиво позаниматься, заработав положительный  результат и с наслаждением покататься на роликах. С чувством выполненного долга. Вот и сделаешь  сам вывод, что для тебя выгоднее: быть мудрым, или как все — плыть по немощному течению жизни, надеясь, что как-то все образуется. Тогда тебя жизнь реально не сможет ничему научить, и мудрость достанется другим. Загляни в гости к энциклопедии, и познакомься с горной форелью. Ты там многому сможешь научиться. Потом мне расскажешь. Не забывай мой пример о прабабушке. Если появятся вопросы, вечерком поговорим, — расцеловав, унеслась на работу.


Часть вторая.
Как будто мы все вместе живём...

-Папа, помоги мне, пожалуйста, разобраться в этом тексте… Тут такое написано…
-Мама целый день находилась дома, обратись к ней, а мне надо немножко передохнуть перед второй  работой. Я же должен поддерживать ваш прожиточный уровень, — привычно ёрничал отец, меняя  положение на диване. В комнате повисло выразительное безмолвие, хотя аналогичный диалог случался в этом семействе многократно между родоначальником и сыном, но в этот раз, что-то видоизменилось.

Сын, как всегда, не отправился, по выстроенному отцом социальному азимуту, а продолжал сидеть, неподвижно вонзившись в книгу. Было заметно, что он мучительно принимает какое-то решение и серьёзно готовится к поступку, ранее неосуществимому даже для чисто мысленного восприятия, не  то, чтобы вот так…

- Папа, а ты что, нас с Алёнкой не хотел? Это мама тебя заставила нас полюбить, да? Мы тебе мешаем что-то другое делать?— спешно, с прерывистым жарким дыханием произнёс сын отцу слова, копившиеся в нём уже давно, но лишь только сейчас вылетели из взволнованной десятилетней груди.

- Ты, ты… что такое говоришь?! — как ужаленный подпрыгнул отец. Как это не хотел?! Что означает заставила?! Да меня разве можно вынудить что-то делать, если не захочу? У тебя такой же нрав, сын. Э-э, брат, благополучно дожили мы с тобой до таких ужасных разборок. Будь ты взрослый уже, то я бы сейчас так себя окрестил… уши б завинтились в спираль у тебя, но…

Да я… да я жить без вас с Алёнкой не могу. Это я мать-то поставил перед необходимостью сразу второго рожать после тебя, чтобы уж сразу двое. Да я попросту му… — соберясь, — ну, этот, как  его там – закружился, в общем… значит, — абсолютно разволновавшись, не находя подходящих слов, чтобы выразить смятение.

Понимаешь, — поднявшись с дивана, окончательно придя в себя, продолжил, — работа так затягивает в круговорот разных обязательств, а у меня их две, что ты вращаешься, забывая о себе самом. Конечно же, я понимаю, что на маме лежит самая важная нагрузка в нашей жизни. Она взращивает вас — моё сокровище, смысл… Совершает это так безмолвно  спокойно, и начинаешь привыкать к тому, что так и должно быть, словно совершает что-такое… не требующее ни малейшего напряжения. Чертова привычка, — извини, сын за выражение, но иначе не скажешь. 

Я сам вырос без отца. Ты же знаешь… дедушка твой погиб рано, и дал себе клятву сделать своих детей счастливее, чем жилось мне. Всегда не хватало его. Но иногда так устаёшь, что остаются силы только командировать тебя к маме, хотя должен ходить с тобой на каток, гулять с Алёнкой, играть в футбол. И ведь я этого хочу, но... Мы это делаем, но очень редко. Я… я дьявольски виноват, сын, что заставил тебя жить с таким болезненным вопросом в душе.

-Нет, пап, нет. Ты не виноват. Я тебя очень люблю и понимаю. Только ты… всего только… говори со мной. Мне это очень, очень надо… Понимаешь? Разговаривай… Рассказывай все, как будто... мы все вместе живём. Я все пойму. Уже ведь совсем взрослый. Отдыхай, папа. 

Отец приблизился к сыну, и крепко-накрепко придавил к себе. Его тело вибрировало от душевных беззвучных рыданий.


Часть третья.
Митька-коррупционер...

Плутовато – жалостный рёв струйкой тащился в кухню, не позволяя спокойно делать котлеты к обеду.
-Дима, проверь, пожалуйста, памперсы у Митяя, смени сосочку, если он её обронил, а то у меня руки все в мясе, а дедушка готовит лекцию. Соску возьми чистую в стерилизаторе, он иногда любит побаловаться ей, — попросила мама старшего сына.

-Хорошо, мам, я сейчас. В детской восьмимесячного брата Дима не обнаружил, и заглянул в кабинет деда. На большом столе среди разложенных листов восседал Митяй и заискивающе — доброжелательно одной ручкой проталкивал дедушке в рот свою соску, а другой норовил захватить настольную лампу, которая его прельщала уже давно, но пока не удавалось с ней лично пообщаться. Лампа была и в самом деле соблазнительная: ярко-зелёная, и в момент подключения раздавалась тихо музыка Шопена. Деду её подарили друзья в Варшаве, когда он читал  лекции в университете. Митя с нескрываемым упоением, попискивая, как маленький мышонок от блаженства, пользуясь расположением деда: включал и выключал, контролируя, не обронил ли дед соску.      

-Да ты малявка обаятельная уже коррупционер! — с нескрываемым удовольствием констатировал дед этот, казалось бы, возмутительный факт, но в настоящий момент он сам очутился в плену обаяния «коррумпированной особы» в лице махонького внука.
-Деда, а почему ты Митьку так называешь? Ты же сам против этих… каких там… коррумп…— неудачно пытался выговорить сложное слово удивлённый Дима. По телевизору часто говорят как их сажают в тюрьму, а ты читаешь лекции про них.
-Да, совершенно верно ты все заметил.

А кто же, скажите на милость, эта персона, которая мне запихивает в рот взятку – самое драгоценное, что у него есть, чтобы я его допустил к лампе. Он на неё давненько уже один-единственный зуб точит. Коррупция ведь Димка – это как коррозия. Общепринято считать, что ржавеет все от старости… Ан нет. Коррозии подвержен некачественный металл, ну и, конечно же, и старость тут не без дел. В повальной коррупции ржавеет сознание  некачественной личности, а начинает созревать эта самая личность, показывая на Митьку пальцем, в семье, и если в ней не развевается воздух высокой морали и нравственной чистоты, то из неё выходят такие дяденьки и тётеньки, которые в дальнейшем, используя своё мало-маломальское положение в обществе, начинают им злоупотреблять, извлекая собственную выгоду. 

Все начинается с пелёнок. Если в семье обманывают друг друга и открыто обсуждают, как бы что утащить на работе, обвести вокруг пальца того, кто от него хоть немного зависит. И ржа окутывает все пространство, где обитают эти самые особи с вороватыми ручонками и пустопорожней душой, а позже вырастают и те, о которых  слышишь по телевизору. Это уже в больших масштабах, — вздохнув, — международных.
Да, кстати, я вчера краем уха слышал, как мама тебя пытала о каком-то бинокле… В твой адрес неслись  такие эпитеты, что у меня возникло желание и самому поучаствовать в ваших внутренних разборках, хотя ты знаешь – мы не влезаем в разговоры друг друга, пока нас не пригласят. Я свою дочь нечасто видел такой возмущённой, и как мне, кажется, справедливо. Ты мне можешь поведать, откуда он у тебя.

-А для чего тебе это?- Дима, сконфузившись, нахмурился.
-Ну, мы же с тобой приятели, а я, оказывается, не в курсе, что у тебя есть бинокль. Вещь-то довольно дорогостоящая и занимательная. Мне же тоже хочется взглянуть в него.
-Дед, да перестань прикидываться. Я же тебя знаю. Тебе уже все известно.
-Предположим. А я хочу слышать твою версию.
-Ну-у... Мама меня отправила в магазин за хлебом, а я там увидал Серегу из второго подъезда. Ну, тот,  у которого отец пьяница, а мать больная… Ещё у них маленький ребёнок, как наш Митька.
-А это такой небольшой рыжик?
-Да второклассник.

Он предлагал какому-то дяде бинокль, а дядька на него стал ругаться, обзывая воришкой, а он заплакал и сказал, что не крал, а это подарок его дедушки, который в прошлом году умер. Я тогда подошёл к нему и спросил, за сколько он хочет продать, а он сказал, что мамка плачет…  нечем кормить малышку, а ему её жалко. Папка пьёт уже целый месяц, а дома нет еды, и не на что купить памперсы. Ну, я и купил ему молока из своих сбережений от школьных обедов, а он мне дал бинокль. Я хотел только на время, а потом вернуть, а мама мне сказала, что я думал только о личном удовольствии, не понимая, как тяжело было расставаться Сереге с подарком деда. И ещё… что бинокль стоит дорого, а я откупился молоком, используя тяжёлое положение мальчика. Сказала, чтобы возвратил его: купила два пакета памперсов и детского питания целую сумку. Я вернул. Они там плакали вместе с матерью. И я немного…

- Вот, видишь, Димон! Как семья оказывает влияние на сознание. Мама твоя это вобрала с молоком своей матери и, не без моей, конечно, помощи. Из нашей семьи не должен выйти уродец, который будет потом поглощать то, что ему не принадлежит. Вы, небось, в своём пятом классе нередко вымениваете у неопытных малышей их драгоценности на что-то вам ненужное? У нас такое явление  тоже было в школе. Это, брат ты мой что ни на есть самая доподлинная коррупция низов. Так что, если за тобой водится грешок неравных обменов, настойчиво рекомендую навести в своей резиденции полную ревизию и поступить как подобает настоящему мужчине, который хочет, чтобы в его дальнейшей жизни окружали честные и достойные люди. Немедленно начнём с себя. Дадим в семье бой этой ржавчине,— улыбнулся дед, с любовью потрепав за кудряшки внука.

Задумавшись, Дима поплёлся в свою комнату.
-Димочка, как там дела у малыша? – высунулась мама из кухни.
-Нормально. Митька сидит на столе у деда, а он ему читает лекцию о коррупции.
-О коррупции? – не удивилась мама. Соображаю, а тот, небось, слушает разинув рот?
-Ещё бы. Он подкупил деда, чтобы, ему с лампой разрешили играть.
-Судя по твоей всклокоченной шевелюре и озадаченному виду, тебе тоже прочли?
-Немножко. Иду бой ей давать, — заулыбался задумчиво сын.


Часть четвертая -  Это... самое.
Золотистый наполненный силой колос.

Сашенька, почему-то ты мне в последнее время незнакома, — с вкрадчивым подъездом к четырнадцатилетней внучке, бабушка пыталась вызвать на доверительный разговор. – Не обращаешь внимания на любимые сырнички  с черничкой. Может, я, что не так сказала, так уж прости. Ты же, знаешь, как я тебя люблю, а в беспорядочной суете, что-то выпустила и брякнула не то.
-Бабуля, да ты не страдай и не изводи себя. Все у тебя вкусно, как всегда. Просто не трогайте меня… Утром мама пытала, а сейчас ты. Что у меня не может быть своих проблем?! Я же к вам не лезу с настойчивыми расспросами разными.
-Так, и напрасно не пристаёшь, как ты говоришь. Мне бы так это сильно помогло управиться со своими хворями. Порой не хватает, чтобы с тобой поговорили, устремили внимание, отвлеки... Чтобы я хоть  время от времени испытывала, что нужна, не становлюсь поперёк дороги… да, ладно чего там.

    Дело не во мне. А то, что мама справлялась, так, а кого же больше должно приводить в смятение, если не мать?! Чтобы не приключалось в твоей жизни, кто бы в ней не заводился, заделавшись вдруг бесценным на всю жизнь, как тебе может показаться, но мать должна быть на первом месте. Если тебя не будет волновать эта великая женщина-мать, ничего путного из тебя не получится. Ты не сможешь любить по-настоящему никого, и тем более кого изберёшь в суженные, а потом и твои дети тебе отзовутся тем же. Ты можешь отмахиваться от меня, но мать – это твоя жизнь. Без сомнения, пока этого, вероятно, тебе не понять, хотя вы находите себя продвинутым подрастающий поколением. Никто и не сомневается в вашей техно-продвинутости, но есть, главное – это реальный мир. Невозможно отмахиваться от тех, кто тебя любит до самозабвения. Их не так много. Надобно беречь ИХ. Не обижайся на меня, что все это без твоего разрешения высказала, но я боготворю свою дочь, и желаю, чтобы её не терзали незаслуженно. Она превосходная мать и заслуживает от вас участливости и, если вы неспособны на любовь, то почитания, — завершив праведный монолог, бабушка покинула кухню,  удалившись в свою комнату.

Прошёл час...

    -Бабуля, бабуль! — скреблась в запертую дверь внучка, – бабуль, можно к тебе?
-Да, чего же это нельзя?! Тебе и без стука можно. Я поджидаю тебя всякую секунду с самого твоего появления на свет, – бабушка расплакалась, а Саша разрыдалась в голос, кинувшись к ней в объятие.
-Извини меня, пожалуйста, и за себя, и за маму.
-Да что ты! Мы никогда в жизни на тебя не разобидимся, разве чуть только будем отрезвлять, чтобы не зарывалась в свои новоявленные печали без нас. С нами – то полегче будет всплывать из проблем, а  там уж наберёшься сил и отправишься в самостоятельное плавание.

    -Бабуль, я просто маму не хотела расстраивать, потому что очень её люблю, а у тебя  давление…
- Милая наша девочка, отрада моя неземная! Да все мои давления только от вашего безмолвия. Примитесь со мной беседовать, да я скалистые горы стану ворочать, а за вас мир изорву на части, чтобы не допустить к вам боль. В первый раз за несколько дней, Саша улыбнулась. Она знала хорошо свою бабушку и вообразила все воочию.

    -Бабуль, Костя пригласил меня на день рождения… Ну ты помнишь… неделю назад. Вы мне с мамой ещё помогали подарок выбрать. Кстати, ему очень понравился. После… — девочка на мгновение задумалась, пробиваясь сквозь смятение. – Затем мы пили шампанское… не беспокойся, я только два глотка сделала. Да мне и не понравилось: сильно кислое, а я не люблю кислоту. Он позвал меня в свою комнату показать гитару — ему подарили родители, и там кинул меня на кровать… - Саша сконфуженно наклонила голову. Ей с трудом давался непривычный для общения с бабушкой текст. Я вначале испугалась, а потом разозлилась. Я же пловчиха…ну и оттолкнула его так сильно, что он стукнулся об стенку головой. Он стал так меня обзывать… Таких слов никогда в жизни не слышала даже от мужчин во дворе, где они часто ссорятся возле своих машин.

    Бабушка! — потерянно глядела внучка, глазами, наполненными глубоким отчаянием. Я же считала, что он меня любит. Он же говорил, и я всегда это чувствовала, а что… Это САМОЕ - главное, получается?! Я ему не нужна, а, только…- боясь вслух обозначить – ТО САМОЕ… И ещё он сказал, что другие девчонки гораздо интереснее меня и при этом не строят из себя… Я, я не могу это слово сказать вслух.
-Милая ты моя девочка! Конечно же, ты стеснялась этим поделиться и огорчить маму, но солнышко ты моё! Мы все прошли сквозь – Это САМОЕ, или почти все. Но только это никакого касательства не имеет к тебе. Тем более то, что наговорил этот, с позволения сказать, неискушённый, невежественный  парнишка, не имеющий мало-мальского понятия о воспитании.

     Гормональная буря, бушующая внутри его, неминуемо привела к неконтролируемому  эмоциональному взрыву. А все потому, что дома, по всей видимости, этим процессом никто и никогда не интересовался, как, впрочем, и всеми остальными. Сбой в эндокринной системе часто является причиной неуравновешенности подростка, его раздражительности, взрывчатости, а то и вовсе  противоположных проявлений: периодической вялости и апатии. И если в семье нешироко культивировались возвышенные моральные и нравственные принципы, то он полностью становится, ведом дефектами, сопровождающими переходный гормональный возраст.  У всех играют гормоны… И у тебя, и у нас в своё время… да и сейчас, — бабушка многозначительно ухмыльнулась.

    Ведь и ты, не станешь же скрывать, что тебя влечёт, и приводит в смятение что-то неизведанное, таинственное от прикосновения мальчика, тем боле того, кого... как тебе представляется – полюбила. Но правильное воспитание, здравый смысл, говорящий о том, что еще не время: чувство должно вызреть вместе с возрастом. Что кроме всего прочего, есть ещё и обязанности: завершение школы, поступление в вуз. Личность должна развиваться, а не увязнуть в половом недоразвитом болоте, постепенно деградируя умственно. Все вместе и называется – Счастье.
   
   Когда ничего не превращаешь в развалины, никем не пренебрегаешь, вкушая близость с любимым человеком. Не крадёшь, и где попало, не отдаёшь ему, мимоходом самое драгоценное. А когда случится самое настоящее, главное, твоя душа известит:
- Вот ОН! ОН твой. Он будет бережно, ласково брать то, что берегла для него, а не поспешила когда-то раньше срока отдать свою маленькую драгоценность тому, кто её был недостоин, а ещё хуже, если попросту надругался. Может появиться ребёнок, к воспитанию которого вы оба не готовы. Вам нечего ему предоставить, сообщить, подсказать, ибо сами невежественные и опыта жизненного ни на грамм. Сколько детей, брошены, по этой безнравственной причине.

    Сколько судеб загублено, когда появляется на свет не долгожданный ребёнок, а случайный. Должны оба хотеть, оба. Тогда дитя родится в любви и воспитываться будет в любви.  Для всего, моя девочка есть свой срок. Свое время. Семя должно созреть, чтобы превратиться в золотистый наполненный силой колос. А твой Костя не обласкан воспитанием, и с сознанием у него недружеские отношения. Мы это видели, но ничего тебе не говорили. Просто тебе верили, и знали, что ты сама разберёшься. Ну, ты и разобралась. Хорошо, что не насмерть пришибла, — внучка с бабушкой дружно рассмеялись, скинув с себя первый невесёлый опыт любимой девочки.

    -Бабуль, мы маме ничего не скажем, да? Я просто её поцелую и скажу, что в спортивной школе были  проблемы, я и волновалась.
- Папе, тем более запрещено, даже прозрачно намекать, — остерегла бабушка, — он не станет с ним сочинять педагогические поэмы — переломит надвое. Ой, у меня же тесто созрело к пирогу! – воскликнул  семейный дип консул, и помчался на своё рабочее место.


Часть пятая - Почему?! Почему я не нужен?!

    Моросил мелкий дождь… промозглая погода подгоняла прохожих скорее укрыться в серых подъездах  унылых домов, где кого-то поджидал тёплый уютный уголок, а кого-то угол, может, даже – угОлище, но… И  как раз в этом — НО и суть моего повествования. На одинокой, полуразрушенной скамейке, как и всё, или почти всё, что окружает нашу жизнь; сидел маленький мальчик, безжизненно опустив голову, не замечая того, от чего разбегались люди по своим  убежищам, а, может, и замечал, но у него уже не было сил сопротивляется, да и, возможно, некуда было убегать. Как же это страшно, когда у маленького человека, делающего свои первые, неуверенные шаги по огромной планете может оказаться, что ему некуда идти, или ещё страшнее: есть куда, но там невыносимо… там, ещё страшнее – его отсутствия могут не заметить вовсе.

    Лидия Нестеровна – классная руководительница 11-го «А» — средней школы №144 возвращалась домой  после прогулки на речном трамвайчике, куда она вывозила своих «деточек» — так она называла любимый класс выпускников. Начинался дождь и она спешила, оказавшись без зонта. Вдруг краем глаза заметила маленький комочек… уже мокрый с ног до головы, съёжившийся и вздрагивающий.
-Мальчик ты что же не идёшь домой?! – одновременно пытаясь удержать над ним свой шарф, которым безуспешно защищала себя от дождя. - Ты же весь промок… Так, давай-ка мы с тобой нырнём вот в этот домик, — оглянувшись, по сторонам она обнаружила маленький детский домик на детской площадке, где вполне можно было спрятаться на время.

    Мальчик сидел неподвижно, не реагируя на слова сердобольной женщины, которая взывала к небесам, отчего же никто не разыскивает своего ребёнка.  Обняв его бережно за мокрые плечи, повела к домику, но в нём со всех щелей капал дождь. Тогда она решительно повела к себе домой. Он не сопротивлялся. Ему уже было все равно. Как будто вынес сам себе приговор. Она жила в соседнем со скамейкой доме.
Оглянувшись, не ищут ли мальчика — решительно отправилась домой. В прихожей, прежде всего, сняла с него рубашечку и закутала в свой тёплый халат, и сказала, чтобы он снял мокрые брюки. Он безропотно стащил с себя потрепанные брюки. Лидия Нестеровна усадила его в большое кресло и велела поджать под себя ножки, прикрыв  шерстяным пледом.
-Ты пока посиди, а я переоденусь. Мокрая совсем, а потом мы с тобой будем пить чай, и если захочешь, ты мне поведаешь свою историю.

Переодевшись, она быстро накрыла маленький сервировочный столик на колёсах и подкатила его к креслу, сама уселась на диван. Давай познакомимся: меня зовут Лидия Нестеровна, а тебя?
-Я, Сережа, - тихо буркнул мальчик, взглянув на неё. От этого взгляда  перехватило дыхание и сжалось  сердце до боли. В этих маленьких глазах было невыразимое отчаяние и вопрос… Один немой вопрос: «Почему?! Почему я не нужен?! Что я делаю не так?! Я же стараюсь! Почему, почему, поче…»
Перехватив дыхание,  Лидия Нестеровна суетливо воскликнула:
-Вот и замечательно, Сережа! Давай подкрепимся, а потом поговорим, – и стала его угощать пирожками с капустой.

    Он вначале ел очень робко, но вековой голод, видно, взял своё, и постепенно детское сердце, отогревшись, а греются они очень быстро, только их надо греть… стал, есть торопливо,  жадно.
- Серёженька, ты только не спеши. Ешь медленно, а то будет плохо твоему маленькому желудку. Тебя, наверное, разыскивают родители, волнуются. Ты чего-то боишься?! – аккуратно пыталась прорваться к детскому испуганному сердцу.
-Нет. Меня не ищут. Меня хотят убить.
-Кто?! Кто это тебе сказал?! — не поверила своим ушам Лидия Нестеровна.
-Папка. Он мне сегодня сказал, когда тащил домой, а дома сильно ударил вот сюда, — и показал спину, подняв халат. Через всю спину сиял рубец от удара, чем-то длинным и острым.
-Он, что же был пьян?!
-А он всегда пьяный.
-А мама, мам… не защитила!
-Маму он побил ещё утром, и она потом лежала под одеялом. Она беременная.
-Боже мой! Как же можно таким рожать?! Когда даже одному нет жизни, а они ещё и второго на свет выпускают?! — задохнулась от возмутительной боли.
-Это папка её заставляет. Он говорит, что хоть за этого ребёнка ему заплатит долбанная страна, а меня называет беспонтовым придурком, за которого даже денег не заплатили, говорит, что будет лучше я совсем сдохну. 

    -А ты в школу ходишь?
-Уже две недели не хожу. Сильно болела голова… он ударил бутылкой, а ещё меня дразнят в классе...  У меня нет своего телефона, а у всего четвёртого класса есть… Я сегодня, когда папка был пьяный, взял его телефон и пошёл во двор, чтобы всем показать… Я уже его хотел нести домой, но тут выскочил папка во двор и схватил меня за шиворот, вырвал из рук телефон, обзывал вором и перед всеми ударил кулаком в лицо и сказал, что лучше убьёт меня и освободит в комнате место новому ребёнку. Я вырвался и убежал.
-А вы с мамой не обращались в милицию?
-Нет, нет! Мамка просит не ходить. Я хотел, но она боится, что не сможет одна с нами справиться. Денег нет совсем, а она не работает. Лидия Нестеровна замолчала. Глаза её сделались влажными. Вдруг, что-то вспомнив, она схватила телефон и стала торопливо звонить.

    -Алло! Данила, ты уже дома, или ещё в академии? Ой, как хорошо! А ты сможешь быстренько подъехать ко мне? Очень, очень срочно ты нужен. Ай, спасибо, мой мальчик. Постой, постой! Одна просьба – быть в курсантской милицейской форме. Потом, потом. Ну, ты же, знаешь, меня.
– Сейчас приедет мой племянник, и мы с ним поедем к тебе домой, но ты зайдёшь позже… Минут  через двадцать. Подождёшь в машине, если идёт дождь, — обратилась она к Серёже.  Твоя одежда уже высохла в машинке. Не бойся, я не скажу, что ты был у меня. Ничего не бойся. Я тебе плохо не сделаю. Когда зайдёшь домой, сделаем вид, что ты меня не знаешь, и если я тебе задам какой-нибудь вопрос ты промолчишь и уйдёшь в свою комнату.
-А у меня нет своей комнаты. У меня раскладушка на кухне…
- Ах, ты…  Да что же это такое! А второго куда?!
- Ну вот папка и хочет меня убить, чтобы... — плечики задрожали, и Лидия Нестеровна его крепко прижала к себе.
-Нет! Я не дам тебя мучить. Пока не знаю как, но не дам… Он прижался к ней и затих.

     Через полчаса позвонил Данила, и они спустились к нему в машину.  Сережа жил через квартал от дома Лидии Нестеровны. На улице ещё крапал мелкий дождь, и они оставили мальчика в машине, велев ему идти, домой, когда махнёт рукой Данила в окне. Они  поставили машину напротив окна, которое указал мальчик. Сам он спрятался за сидение, чтобы его не было видно, но ему было видно хорошо  окно.
Звонить не пришлось, дверь была открыта, и Лидия Нестеровна постучала, но никто не ответил. Они тихо вошли в прихожую. Данила – курсант милицейской академии был информирован тётей, и теперь  играл роль молчаливого блюстителя порядка, сопровождая представителя соцзащиты.

    В квартире слышался, отборный храп и постанывание, доносившийся из кухни. Они увидели за столом  опухшего мужчину непонятного возраста с откинувшей назад головой и открытым ртом, из которого рвался наружу храп вместе с  запахом, несовместимым с жизнью.
-Здравствуйте! — громко возвестила о себе Лидия Нестеровна, – здравствуйте! – повторила ещё громче.  Мужчина приоткрыл посоловевшие глаза и непонимающим взглядом пытался смотреть на неё.
- Ты кто? Чё здесь потеряла, — но увидев Данилу в форме, тут же выпрямился и безуспешно пытался обрести осанку аристократа.
-Где ваша жена? Здесь есть кто-нибудь способный соображать?
-А я, что вам не подхожу? — хотел оскорбиться хозяин дома, но тут из комнаты вышла женщина с разбитым лицом — глубоко  беременная.
-Здравствуйте, а вы кто?

    -Я из соцзащиты. Сегодня на улице люди слышали, как ваш муж грозился убить маленького сына, а, кстати, где он сам? — оглянулась. Он его при всех бил на улице, и как мы видим, и вам здесь достаётся от этого орла, — она с презрением и негодованием посмотрела на слегка струхнувшего  отца Сережи. Такие орлы всегда, как правило – большие трусы. Их храбрость распространяется только на беззащитных женщин и детей. Так, где же ваш ребёнок? На улице дождь и уроки в школе уже давно закончились.  Беременная женщина заплакала и стала просить, чтобы не забирали сына.
- Я знаю, вы можете лишить меня материнства, но как же я тогда буду жить?! Мне нельзя без него жить.
-Вы не волнуйтесь, пожалуйста. Я пока пришла уведомить вас и предупредить. Вам повезло, что это  дело попало ко мне.

    Я не сторонница немедленного лишения материнства и наказаний. Пытаюсь дать шанс родителям, а уж потом принимаю окончательное решение. Вас мы берём на учёт, — обратилась она к обалдевшему вконец мужчине, начинающему соображать, что пахнет жареным. У нас записано, что вы на улице грозили своему сыну и обвиняли его в том, что он у вас лишний, и вам нужно освободить место для другого ребёнка, за которого вы ждёте деньги.  И вам не поможет, что все это вы говорили в состоянии опьянения. Это только усугубит ваш чудовищный, бесчеловечный поступок относительно маленького сына, который ждёт от вас тепла, понимания и любви.

    Так вот — вы не только не получите денег, но ещё вам придётся познакомиться с  уголовным кодексом. Вы в короткий срок должны немедленно устроиться на работу, если в настоящее время не работаете, и хоть однажды поднимете на жену и ребёнка руку и свой паршивый язык, мы примем решительные меры. За вами будет установлено наблюдение, а каким образом, вам это не положено знать. За вашей семьёй теперь будут  строго следить.  У вас, на удивление, чисто в маленькой квартире, а это значит, что ваша жена замечательная хозяйка и аккуратная женщина, которой вы недостойны. Не сметь её обижать.

    Будете иметь дело с самым строгим представителем соцзащиты! – Лидия Нестеровна ощущала себя  императором  Рима, а у Данилы вылезли из орбиты глаза от удивления. Такой он никогда не видел свою тётю, которой была свойственна неизменная мягкая улыбка и озорнинка  в глазах.
-Во даёт, аж колени дрожат, — с улыбкой подумал он.  Тётя его подтолкнула к окну, и он незаметно для родителей за их спиной махнул мальчику.  Когда сын вошёл в прихожую, мать бросилась к нему со слезами, а он со страхом смотрел на отца и не узнавал. Его вечно хамоватый, грубый отец изображал жалкое подобие улыбки и озабоченности за сына.  Чтобы не смущать мальчика, Лидия Нестеровна не стала ему ничего говорить, дабы он не выдал их знакомства.
-Ну я надеюсь здесь все всё поняли, — и распрощалась.

 
    С Сережей они ещё раньше договорились, что он будет к ней часто заходить чаёвничать и рассказывать, как обстоят дела.

     Вечером она созвонилась с отцом Данилы, своим родным братом и просила его посодействовать в поступлении очень хорошего мальчика в суворовское училище. Они договорились при встрече обсудить этот вопрос.   Весь вечер Лидия Нестеровна была непривычно задумчива. Она мысленно готовилась выступить на педагогическом совете завтра. Она уже знала, о чём будет говорить.

Десять часов утра.

Педагогический совет.

    -Моя речь, вероятнее всего, мало будет напоминать педагогическую, и вы подумаете совершенно справедливо, что я не имею права с ней здесь выступать, но я уже здесь, поэтому придётся меня немного потерпеть. Да, я не педагог.  И вот что я, увидела, и успела понять, живя в вашем коллективе с погружением в маленькие судьбы моих деточек... Они не в надёжных руках…  Эти трепетные судьбы. Нет, нет я не выношу вердикт вашим педагогическим степеням и достоинствам. Боже упаси. Не моего это ума дело. Я имею в виду, другое, более важное качество, которое  в полнейшем дефиците здесь у вас, да и думаю в других школах.

    Вы живёте, отстаивая свою честь. Честь учителя, а мне думается, что вам следовало бы отстаивать и культивировать, укрепляя честь ваших подопечных, которые вручили вам свои маленькие судьбы. Дома не у всех образованные родители, а если и образованные, то не всегда воспитанные и умные, ибо этот не одно и то же. Порой не имеющие ни малейшего понятия о правильном воспитании. ЭТО ГЛАВНЫЙ  ПОРОК  обучения в нашей стране, да и во всем мире. Нет единого, связующего, доверительного, уважительного, сострадательного контакта с семьями сдетей.
Нигде их не учат тому, как следует учить, и как должно учиться. В ИТОГЕ ОБРАЗОВАЛИ ДВЕ АНТАГОНИСТИЧЕСКИЕ ГРУППИРОВКИ - УЧИТЕЛЯ И УЧЕНИКИ. Кто кого. Вот такой печальный вывод я сделала, а почему? Отвечу.

    Мне довелось несколько лет работать в Японии. И что больше всего меня поразило - это отношение Японцев к учителям. Там в течение месяца проходило по два-три митинга учителей. Они постоянно добивались каких-то усовершенствований в своей деятельности. Причём все эти митинги проводились в позитивной, музыкально-театральной форме. И они добивались своего в силу того, что детство там поднято на щит – САМОЕ ГЛАВНОЕ. У нас же болото, в которое мы все погружаемся глубже, и глубже, боясь пошевелиться и пытаться совершенствоваться, чтобы становиться самой важной отраслью нашей жизни. У вас в руках самое дорогое, что у нас есть, и то, что же здесь происходит — это ужасающе бескультурно, низко, малограмотно и, конечно, никакой любви к детям. Будь все это так, вы бы трубили в рог, били во все колокола, не давали покоя правительству, требуя бОльшего внимания к семьям. Ведь в нем  живут и ваши дети.

     От внимания правительства зависит морально-нравственная закалка наших цветов – жизни. От семьи зависит качество поколения. Вас должны волновать проблемы неблагополучных семей БОЛЕЕ чем все остальные. Их множество, но вы пресмыкаетесь перед псевдо благополучными, от которых ждёте благ для школы, но при этом теряете в нравственной определяющей, как педагоги. Блага должны исходить от государства, а вы должны стоять на защите чести учеников и их семей,  помогая грамотно им учиться жить. Дети чутко понимают и видят искренность и любовь. Даже самые отпетые покупаются на тепло, а его у вас мало. Но детей не должно быть, не может быть ОТПЕТЫХ.

      И уж совсем невыносимо, что это в стране, где огромные залежи алмазов, золота,нефти, газа, но все это природное богатство, хозяева которого в свой краткий миг жизни являются и маленькие граждане страны, отдано государством  в частные руки. Вместо того чтобы, подниматься внутри страны, давая достойные рабочие места родителям, а не стремиться использовать  дешевую трудовую силу, обогащая другие государства. Пусть изыскивает иные пути сотрудничества, поддержки со своими соседями. Семьи сделали  заложниками материнских капиталов - стимулом для рождения  детей в семьях, где единственным  средством для существования являются детские пособия. А каждому вновь рождённому гражданину однокомнатную квартиру, чтобы у родителей не болела голова о том, что будет дальше? Как жить? Вместо того чтобы просто, жить, трудится с радостью, ходить по чистым красивым улицам, быть уверенным за своих детей и внуков и молиться на государство.

    Что можно ждать от семей с уродливым, тупым рылом - бесхребетных нелюдей. Амёбы, инфузории, туфельки и одноклеточные, неспособные жить сами, как люди, и уж тем более помочь своему ребенку.  Дети из таких семей не все Ломоносовы. Не то время. Циничное время интернет влияния, которое и загоняет подранков времени куда угодно: хоть в террористы,  хоть в фашисты,  только бы уйти из этого равнодушного, жирующего мира, где они лишние на  вакханалии рыгающего фуагрой пира. И все это, должно исходить от вас — учителя. Но для этого вы должны сами: учиться, учиться и учиться.  Вы должны иметь право требовать от государства  ответ на эти вопросы. Мы должны быть только с детьми. За детей! Для детей! Во имя детей! Тогда мы имеем право называть себя — УЧИТЕЛЬ.

     Вы должны поставить себя так, чтобы с вами ВЫНУЖДЕНО было государство считаться, прислушиваться. А вы погрязли в поисках спонсоров. Вам ближе унижение, тем самым культивируя в школах с малых лет вопиющее неравенство. Антагонизм между детьми. Вырабатывая у одних всемогущество необоснованное, и чаще всего паразитическое, а у тех,  родители которых неспособны быть спонсором — ощущение изгоя, а отсюда бегство в подвалы, чердаки от уродливого лица действительности и агрессия сопротивления, как подскажет маленькое, неопытное сердце. А над его опытом никто и не собирается работать. Всем не до него. Учителя выживают, как они сами любят постоянно говорить.

     А кто, если не вы просвещённые люди будете  разговаривать с государством и наставлять его, что дети – ЭТО будущее в которое надо вкладываться в первую очередь, ибо оно потом может больно ударить по носу это самое государство. Причём в своих изысканиях учителя должны идти рука об руку с родителями, а ведь государство – ЭТО СОДРУЖЕСТВО  РОДИТЕЛЕЙ, БАБУШЕК, ДЕДУШЕК. Конфуций даёт удивительное понимание государственности.  Он не раз говорил – страна является одной большой семьёй. Это и означает любовь и доброе отношение ко всем людям. Человек всегда должен оставаться верным себе и своим идеалам, а также быть справедливым по отношению к другим людям. Все его поступки и действия направлены на улучшение жизни общества.

      Как-то так.

   Извините, если что не так. Я после выпуска ухожу. Не буду вам мешать пресмыкаться, а не выходить на взлётную полосу в своей деятельности, поднимая знамя учителя выше всех знамён. Разве что наравне  с врачами. Какие учителя и врачи, такое и государство. И ещё, знаете, почему у вас не получается? Вы  не культивируете классическую музыку. Вы просветители, проводники в мир познаний. Не делаете её повсеместной в школе. А ведь именно в классической музыке все законы физики, математики и архитектуры общества и жизни в целом. Читайте, господа Германа Гессе. Разумеется, среди учителей множество настоящих, любящих детей профессионалов, и они на меня не обидятся. Они поймут, что я имею в виду — систему никчёмных методичек, в которых не учитывается живая трепетная душа ребёнка и главное назначения учителя:расти самому, ведя за собой общество  к качественной жизни.


А наш Серёжа заканчивает четвёртый класс и уже готовятся документы о его поступлении в суворовское училище.


Лидия Нестеровна не учитель - она ученая.
Можно о ней  узнать из рассказа:-Ну что, деточки! Поговорим о сексе…


Audio — сопровождения произведений
вы можете услышать на Fabulae.ru
автор — sherillanna
http://fabulae.ru/autors_b.php?id=8448
https://poembook.ru/id76034