В ожидании Красной Луны 4 - из писем в облака

В ожидании Красной Луны 4  - из писем в облака.....

Здравствуй!

   « Фламинго с правого плеча, а с левого – закат…» Так я представляла себя, стоящей отдельно от линии контуров-фигурок, ожидающих восхода Красной Луны. Стояла и окутывала мысленно свою, пока ещё никому не видимую точку отсчёта… Отсчёта чего, не понимала. Ты ведь тоже, наверно, не всегда понимаешь, где начинается твоя точка отсчёта… А ведь если бросаешься в неведомое самому себе отдельное стояние, тем более ни себя, ни этого стояния не осознаёшь. А само понятие «точка отсчёта» выглядит Домокловым мечом в форме гигантской сосульки, которую небесный свод за чем-то вдруг водрузил над твоей бренной головой…
    Макушка Красной Луны уже во всю полыхала над трепещущей линией ожидания. Согбенность одиноких существ, выстроенных по окружности горы, уже во всю занималась саморазрушением желаемого. Ярый шёпот ожидающих уже перерастал в громогласную словесную войну. Этот шёпот почти срывал моего фламинго с правого плеча. Все согбенные фигурки, как я поняла, из сообщества элитарных искусств, пробивали друг друга остроязыким несогласием. На склоне снежной горы возникла такая деморализующая метель, что я уже усомнилась в истинности моего отдельного стояния. Уже усомнилась, что вокруг утопающей в сугробе точки МЕНЯ может образоваться круг или хотя бы потянется хоть какая-нибудь новорожденная линия…
     Красная луна медленно и тягуче поднимала свою окружность над  фламингово порозовевшей горой. Где-то за дальними дворами послышался отрывистый перелай дворовых сторожей. Где-то из самого сердца лесной усыпальни раздавался слабо-прерывистый волчий вой. Певцы Луны будто  забыли ноты своей завывной песни. И никак не могли сориентироваться в трудно просачивающийся сквозь лесные чащи  огненно-лунный мотив….
   Просящие силуэты, собравшиеся на линии лунного огня, напрочь забыли о, о чём собирались просить великое светило. И в сей торжественный миг восхождения округлого лика лунного Магикана, контуры существ вдруг принялись обсуждать ранее раздававщийся шёпот.
      - Я! – кричало существо в мантии росомахи, - не потерплю критики современных великих столпов нашей великой литературы!  Прищепкин – гениальный писатель! Я сама в  цитодээле накачивалась с ним вискарём. Он перепил всех сидящих рядом пиитоманов и прозоеристов!  Только гигант кривосвербящей мысли может одолеть столь неуёмный порцион!
   - Да все вы, в литературу – юбками шурша! – возник с другого конца окружности уже знакомый мне громогласный шёпот  бородатого.
     Странно, - подумала я, - а ведь силуэт бородатого существа показался мне очагом здравомыслия изначально. Изначально, когда впервые услышала его речевание в окружение двух контропунктивных дам.
    Фламинго с моего правого плеча  на этих словах бородатого вдруг вступил в неистовый спор со стихийно налетевшим вороном-говоруном.
    - Первое впечатление всегда обманчиво! – уже без грассирования произнёс ворон-говорун.
     - Не всегда, - начал оспаривать  ворона-говоруна мой фламинго с правого плеча.
   - Это не имеет значения! – всколыхнулся вдруг упавший с моего левого плеча закат.
   Я не понимала, зачем закат-то разговорился? Зачем разговаривать, когда уже и так упал? Ведь, когда упал, то конкретно стал неслышимым. Хоть убейся, разговаривая. Всё равно останешься неслышимым.
   И вдруг в моей пока ещё одиноко обозначенной точке своего не образовавшегося пространства возникли инетовские слова. Слова, относящиеся к тому времени, когда я уже не была автором и ведущей своей  передачи на радио «России» - «Поверженные короли». Слова, упивающиеся насмешкой над «поверженной» королевой: « Ну, как тебе теперь  в провинции? Тебе, слетевшей со всех своих столичных высот?»
     Глядя на  раскалённый диск восходящей Луны, я вдруг поняла, что убиваю себя воспоминаниями о чьём-то торжествующем хамстве. Хамстве ничтожного человека. Человека, который на моих высотах никогда не боролся с непредвиденностью. Просто не бывал на них. Не бывал и потому не имел представления, насколько они мучительно сотканы из ткани мучительной жизни людей. Я там не торжествовала. Я, улыбаясь, плакала со всеми… Плакала и призывала к вершинам своей горы. Призывала каждого, кто готов был погрязнуть в болоте безысходности, но вдруг получал спасение…
     - Ах, вы про дам в литературе! – возник вдруг с неизвестной линии молчания заполошенный крик. – А что мы ещё можем, кроме как встретить близкое по духу существо противоположного пола!  Ничего не случается без встречи с этим существом! Оно может быть абсолютно бездарным, но надо внимать его имени! Преклоняться и понимать, что это – твой единственный шанс пробиться!
   - Дурра! – услышала я уже знакомый шёпот бородатого.  – А по чесноку, разве никак?
    - Никак! – горестно взвыл дамский контур. – Не побываешь в объятиях Демона, не будешь ни кем! Что ни пиши! Всё равно останешься никем! Мужлано-похотливая литература стоически застолбила мир!
     - Молчи и не замешивай свой голос в чужую кашу! – сказал мне непонятно откуда взявшийся Зимарь.
       Всем, в элементарно замершем почтении пред восходящей Луной, было  в этот момент плевать на само её восхождение.
    И моё означение точки в стороне от общепринятой линии ожидания выглядело бы совсем нелепо, если бы не Зимарь…
     Но о том, что сказал Зимарь, я поведаю позже.
     До свидания.