Отрывки из книги Тот уголок Дигорией зовётся

ВСТУПЛЕНИЕ
И лежит тот уголок
В стороне от всех дорог,
Опоясанный хребтами
И скрываемый веками.
Как жемчужинка в горах,
Приоткроешь створки – ах!
Вмиг полюбишь, не забудешь
И мечтать о встречах будешь.
Только створки отворить
И порог переступить
Не было легко и просто,
Дыбились крутые вёрсты:
От грузин – снегами, льдами,
Кабардинцев – скал клыками.
От соседей алагирских
Тоже путь не очень близкий,
Перевалы высоки,
А снега зимой мягки,
Очень рано там ложатся,
Чтоб потом легко срываться
И катиться, всё сметая,
По ущельям завывая.
А от плоскости, петляя,
Шла дорога грунтовая
Вдоль шальной реки Урух,
Где захватывает дух,
Если глянешь в эти воды
С крутосклонных берегов,
Поражаясь, как породы
Обтесались средь веков,
Этим рвущимся потоком
Бесшабашным и лихим,
Что мужал от всех заскоков
Младших, что сливались с ним,
Разгрызая берега.
К расстоянию в аршин
Не приблизится нога,
Если жизнь Вам дорога.
А внизу рябит вода,
В переливах, как слюда,
Где прозрачна, где мутна,
Где от тени зелена.
Где от пены вся кипит,
Мощью вековой грозит.
Хором тысяч голосов
Оглушает средь лесов.
Кто там жил давным-давно
В памяти погребено
Гор высоких и крутых,
Взоров каменных, немых.
Но они нам не расскажут,
Стройный ход времён не свяжут.
Молча будут созерцать
На попытки всё узнать.
А когда однажды кто-то
Близко к знаниям ворота
Приоткроет хоть чуть-чуть,
Могут всё перевернуть:
Завалить лавин снегами,
Сдвинуть камни ледниками,
Русла рек загородить,
Грязевым потоком смыть.
Всё! И девственна природа!
Только в памяти народа
Есть какой-то узелок
Ниточки, что всё ж помог –
За собой меня повлёк,
И с фантазией людской
Чуть приблизил к жизни той,
Чтоб в легенде взять зерно,
В песнях, былях есть оно.
Экспедиции, догадки,
Жизни непростой уклад,
Всех обычаев раскладки,
Ведь и камни говорят.
И возник событий ряд.

СОЗВЕЗДИЕ ЛАДАРТА
Ушёл Тимур в расцвете славы,
Весь край аланов растерзав,
Но здесь соратников кровавых
Поставил, узами связав.
Они внедрялись также в горы,
Аланских женщин в жёны взяв,
Что без защитников в ту пору
Остались, горе обуздав.
Тимура подвиги воспеты
В легенде [2]. Назван он звездой,
Звездой, известной всему свету,
Возле Медведицы Большой.
Как будто бы в село Ахсау 6
На белоснежном жеребце
Заехал он в расцвете славы,
Прекрасен, с торжеством в лице.
В то время девушка младая
Спустилась за водой к реке.
Семь братьев, этого не зная,
Косили травы вдалеке.
Краса той девушки манила,
Подобно волшебству реки
Билаги-дон, что струи била,
Переливала и катила
Меж камней, пела и бурлила,
И пеной белой серебрила
Свой цвет небесно-голубой,
Кудрей, завившихся волной.
И, воду зачерпнув кувшином,
В объятьях оказалась вдруг
Чужого дерзкого мужчины

5 Ладарта – созвездие Большой медведицы (на дигорском языке).
6 Село в Дигорском ущелье, на левом берегу реки Урух.

Красавица. И взмыл авсург7.
Семь братьев бросились за ними,
Но к Богу обратился он,
Чтобы через хребты, вершины
Был на авсурге вознесён.
Он стал Полярною звездою.
Семь братьев гонятся за ним
В ковше Ладарты над землёю,
Но путь к звезде недостижим.


ВСЕГО ЛИШЬ БАРАНЫ
Почти не держат уж баранов,
Стране российской для казны
Ни шерсть, ни мясо не нужны
Как атрибуты старины.
Но плохо ли на самом деле,
Когда все склоны так пестрели
Стадами белыми овец?
И наши души веселели,
Услышав, как поёт агнец.
Зачем же нам это теперь,
Коль есть из-за границы дверь?
Как огорчился бы Фалвара 16,
Когда б об этом он узнал,
Святой добрейший, об отарах
Остаток жизни б тосковал.
Он счастлив был беречь стада,
Не зная, что придёт беда,
И его овцы дорогие
Исчезнут, как в песке вода,
И времена придут другие.
Исчезнет и овечий сыр,
Который кто-то очень любит,
И скоро всяк его забудет.
И плакать будет сам Тутыр 17,
Что выполнил волков заказ,
Фалваре выбив левый глаз,
Как бы нечаянно, играя,
Чтоб нападала слева стая,
Удачливей чтоб были волки -
Теперь и в этом нету толка[2].
Но то, что расскажу сейчас,
Наверно, всколыхнёт и Вас.
Всё связано в земной природе

16 Фалвара – (осет. мифол.) покровитель домашних животных, в основном, овец.
17 Тутыр – (осет. мифол.) покровитель волков, хищников.

Единой цепью пищевой,
И, коль звено одно уходит,
Грядёт обвал большой бедой,
Порою очень роковой.
И вот она уж наступила.
Я не зоолог, я поэт,
И кличи журавлей мне милы
Как дивной осени привет.
И для меня – то день услады,
Когда услышу их рулады.
И долго я на них смотрела,
Как в небе чисто-голубом
Три клина стаею летело.
И вдруг, словно зимою гром,
Внезапно увидала рядом
Огромных, хищных, чёрных птиц 18
В строю зловещего парада,
Конвой врагов, конвой убийц,
Что вёл колонну на расстрел,
Под кровожадный взяв прицел.
Считала. Тридцать! Боже! Больше!
По одному на журавля! -
И обмерла душа моя,
И день не радовал уж дольше.
И вопли бедных журавлей
Неслись с востока всё страшней.
Я не могла ничем помочь,
И ясный день затмила ночь.
Голодные теперь орлы,
И есть хотят они, увы!
Тысячелетья наш Кавказ
Их содержал. И вот те раз!
И недалек тот день, поверьте,
Что жертвами их станут дети.
Простите, мысли все уходят

18 Виденное произошло в районе села Попов хутор.

Туда, где чувства хороводят,
Ассоциации растут,
И хочется вписать их тут.
Стихи мои легки и просты,
Бегут как вдоль дороги вёрсты.
И всё зовут меня куда-то,
Простите, если виновата,
Что увлекаюсь не по сути -
Не обессудьте.

ЧЁРТ САГКАЕВЫХ 60

В ущельях запертый народ,
Где каждый выход – риск
И радость, если повезёт,
А нет – предъявит иск
Судьба жестокая, живёт,
Трудясь среди веков,
Своих кумиров создаёт,
Своих святых, богов.
А я решилась повторить
Стихами этот Эпос,
Чтоб Вам напомнить, сохранить
В наш быстрый век прогресса.


Присутствует в одной легенде[2]
Сам чёрт, что жил в селенье Кельде.

Косила травы на лугу
Семья Сагкаевых
И вдруг
На параллельной стороне,
Не при какой-то там луне,
Чёрт косит эту же траву.
И наяву!
Но деревянною косой,
Другой ведь нету под рукой,
Да где же он её возьмёт,
Ведь он же чёрт.
Во всём старался подражать
Мужчинам. Сели отдыхать.
И он под кустиком присел
И засопел.
Тогда, чтобы его поймать,
Верёвку из травы вязать
Взялись мужчины, также чёрт
Не отстаёт.

60 Фамилия придумавших небылицу.

Им удался манёвр такой:
Связали ноги той травой,
А чёрт всё это повторил -
Наивным был.
И вот железною косой
Верёвки режут, а герой
Пытается и так и сяк,
Вот влип босяк!
Поймали чёрта они враз,
Ведь пятница была как раз,
И можно было его стричь,
Чтоб приручить.
При доме чёрт рубил дрова,
Таскал всем воду и едва
Мечтал о чём-нибудь другом,
Знал, что почём.
Возможно, хорошо в плену,
Но всё же волосы ему
По пятницам спешили стричь -
Он всё же дичь!
Но вот однажды позабыл
Иль ножницы не наточил,
Умелец чёрта подстригать,
Что толку знать?
И получил свободу чёрт,
Умчался, где река течёт,
Перескочил под шум и рёв -
Он был таков!
И там средь массы валунов
Других чертей услышал зов,
Один валун подковырнул
И вглубь нырнул.
А где схватился пятернёй,
Как будто чёрной головнёй,
В тот камень пальцы втёр свои:
Накось возьми!


ЛЕВЫЙ БЕРЕГ УРУХА
На правом берегу Уруха
Поляна та - и Вам ни пуха,
Ни пера, а мы
Рассказ продлить ещё должны
О левой чаше меж хребтов,
Подковой окружившей то
Место, где со склонов гор
Леса сползают, как ковёр
Расцветок разных малахита,
Где меж берёз рябин элита,
Куртины светлые лещины
И скал торчащие морщины.
А вдоль дороги облепиха,
Что осенью как щеголиха,
Так манит ягодой своей,
Что взгляд прикован только к ней,
И даже алый барбарис
Пред красотой такою скис.
А сосен изумрудных чудо,
Дигорских, воспевать я буду
Всегда – они меня пленяют,
Когда по склонам забегают
Как дети малые - гурьбой,
Или подростки - вразнобой,
Влюблённой парой, прижимаясь,
Иль барышнями, чуть стесняясь,
Иль дамами, располагаясь
Солидно, с крепкими корнями,
Раскидистыми куполами.
И смолянистый ствол ржавеет,
Слоистой чешуёю клеит.
А аромат вокруг идёт,
Что существо моё поёт
Внутри и уходить не хочет,
А взгляд по сторонам хлопочет:
А может, у её корней
Запрятался сам царь груздей.
Средь них чуть сонные берёзки,
Не сохранившие причёски
От рос, туманов иль дождя,
Что их лохматил, не щадя.
И в этой сказочной подкове
Гремит несущийся Урух,
Разносится цветочный дух,
С вершин сползают покрывала
И, отрываясь, как кинжалы
Вонзаются под груди скал
Под оглушительный хорал.
Любуясь видом из долины,
Анфасом Таймази 87 вершины
И ниспадающих высот,
Не видим даже половины
Тех восхитительных красот,
И обаянья, и движенья,
Весёлости, и притяженья,
И вод летящих обрамленья.
87 Таймази, Кубус, Лабода – горы в верховьях реки Урух.

Здесь всё в развитии, всё юно,
Все устремления вперёд.
И миг, и час даёт фортуна,
Открыв надежды горизонт.
О, как божественно рожденье
На Таймази из ледников
Прекрасных фей, чьё появленье
Из глыб, капканов и оков
Рождает сказку феерии
Воды, летящей как на крыльях.
От их нарядов серебристых,
Прозрачных, шумных, вольных, чистых,
Так услаждающих глаза.
И там же неба бирюза.
И там же пышной белой ватой
Висит, лежит агнец крылатый,
К полёту лёгкому готов,
Из складок платья, скрытых швов,
Из углублений сокровенных.
И вот уж стайка постепенно
Поплыла к Кубусу гурьбой,
Закрыв всю Лабоду собой.
А феи бурные шумливо
Летят меж складок торопливо,
Им дела нет до облаков,
Их путь начертан средь веков.
Их быстрокрылое теченье
Рождает взоров восхищенье,
Их повороты, жемчуг брызг,
Их мощь и сила камни грызть,
Их хищной ярости рывки,
И через глыбы кувырки.
Нам кажется, их только три,
Но чуть поднявшись, изнутри,
Увидим слева, в затененьи
Каньон глубокий. По нему
Слетают воды с упоеньем
В зелёном, бархатном плену.
Ещё поднявшись, обнаружим
Среди зелёных леса кружев
Таинственный закрытый грот,
И сквозь него поток течёт,
Такой наполненный, игривый
Под радугою прихотливой.
И вот уж виден весь анфас,
Что не охватит сразу глаз.
Из белой шубы Таймази
Кистями вольной фэнтези
Повсюду плещутся и бьются,
И серебрятся, и смеются,
Как ожерелья, как монисто
Ручьи с водой ледово-чистой.
Сквозь зелень леса, обрамленье,
Из стерегущих валунов,
Меж трав, их буйного цветенья,
Нашедших здесь любви альков.
А меж берёз, рябин и сосен
Сидят роскошные грибы,
Где подберёзовик под осень
Встаёт от плоти на дыбы.
А грузди и волнушки, споря,
В тени расщелин затаясь,
Страдают только лишь от горя,
Что не съедят их люди всласть.
И подосиновик огромный
Краснеет шляпою нескромной.
При встрече все, сплетясь в клубок,
Они помчатся на восток,
И белоснежный Тана-дон 88
Поглотит Харес, как дракон,
Чтоб уже вместе, во весь дух,
Загрохотать рекой Урух.

88 Реки, образующие Ираф, который ниже по течению зовут Урухом.




ОХОТНИЧЬИ ЛЕГЕНДЫ.
РЕБРО ХАМИЦАЕВЫХ[2]
Охотник Хой из Стур-Дигоры
Решил пойти однажды в горы,
И там он тура подстрелил,
Но только ранил, не убил.
Кровавый след привёл в пещеру,
Где сам Афсати обитал,
И там, в потёмках интерьера,
Хой его женщину застал.
«Кто ты такой? Ты ранил тура?
Любимца мужа моего?
Печален этой авантюры
Финал – взъярится божество.
Скорее прячься в эту яму,
Идёт он, слышу его шаг.
Под шкурами твой запах, знамо,
Слабей. Потом дам тебе знак».
Афсати с туром за плечами
Вошёл. Почуяв дух людской,
Вскипел, но льстивыми словами
Жены и жареной едой
Был отвлечён (такие ж сами).
Когда ж наелся и напился -
Мужчина ведь - то подобрел.
Тут Хой к нему и подкатился,
Заговорил и осмелел.
Прощён был Хой самим Афсати.
И чудодейственным ребром
Был наделён, уж очень кстати.
Ведь по ночам росло на нём
В избытке мясо вожделенно,
Съедаемое каждодневно.
Род Хамицаевых расцвёл,
Когда ребро то приобрёл.
И так невестки все заелись,
Что зароптала вдруг одна,
Что мясо это, вроде, прелесть,
Но пища разная нужна.
Когда же снова повторила
Она неумные слова,
Ребро наутро голым было -
Вот так гласит о том молва.



ФАЦБАДАНТА
Ходила по Осетии чума,
Ходила и безжалостная оспа,
А, главное, ходила не сама,
А превращаясь в человека просто.
Идёт мужчина, вроде бы, ан нет –
То странный пробирается субъект
Аларды. Божество, что тащит в шляпе
И корь, и оспу, и глазные бяки.
И вот считали горцы, что полезней
Дружить с ним, чтоб не раздавал болезни,
И незачем совсем с ним воевать,
Молились, чтоб задобрить, отвлекать.
Выращивали в честь него зерно,
На южном склоне чтоб росло оно,
И жертвовали белого ягнёнка,
И накрывали стол, чтобы ребёнка
Не трогал бы, а мимо проходил
И только издали им шляпой погрозил.
Но я Вам расскажу о Емына,
Чуме, что в Стур-Дигору дотемна
Явилась в образе обычного мужчины
И постучала в двери, скрыв личину.
Но ещё раньше житель повстречал
Его в дороге, быстренько узнал
Про замыслы, и в вежливой беседе
Сказал, что встретят хорошо соседи,
А сам короткою дорогой поспешил
И всю свою семью предупредил.
Все знали о коварстве Емына,
Закрыли окна шкурами овна,
Притихли, будто никого и нет,
Но, как всегда, виновница всех бед,

105 Фацбаданта - дословно ( с осет.) – место, где вонзилась стрела.
106 Аларды, Емына – по древним поверьям осетин - божества, раздающее болезни.

Невестка молодая, чьё молчанье,
Незнанье дел семьи и послушанье
Ценилось старшими превыше всех заслуг,
Отозвалась на незнакомца стук
И Емыну с почтеньем привечала.
Она ж, бедняжка, ничего не знала.
Он обратился в пар, и всё семейство,
Вдохнув, вмиг стало жертвами злодейства,
И выбежало с криками из дома,
Чтоб всё село бежало к Газандону107
На луг, где молодёжь резвилась ране.
И там, собравшись вместе на поляне,
Решали, кто поможет им спастись,
В каком святилище чуме не разрастись.
Старейший быстро выстрелил из лука,
Стрела попала в ящик Идауага108,
И все расположились у дзуара,
Где Емына не мог взять гонорара.
Стал облаком – святой его прогнал,
Стал волком – сотней псов перепугал.
Тогда он вспыхнул деревом сосновым
И полетел к толпе в обличье новом.
Он был уже совсем недалеко,
Но тут река Ираф109, как бы легко
Прорвалась с шумом в узкую теснину,
И, потушив чуму, помчалась мимо.
И это доказательство спасенья
Рекой Ирафом знают, без сомненья,
Все те, кто спорил, чей же он, Ираф,
Откуда мощь он приобрёл в горах.
А ствол обугленный лежит там и поныне
На левом берегу реки в лощине.
С тех пор Идауагу благодарны
Все Стур-Дигорцы. Отмечают славно
Зимою в середине января
Конец Фацбаданта и, строго говоря,
Недельный соблюдают карантин,
Чтоб никакой заезжий господин
Не смел уехать от столов накрытых,
Стал счастлив, пьян, ну и, конечно, сытым.

107 Газандон – река, протекающая недалеко от села.
108 Ящик Идауага - одно из святых мест, где собирались жители села, принося жертвы.
109 Название реки Урух, бытующее в верховьях.



ПРОЩАЛЬНЫЕ ЭТЮДЫ
Ложатся на ночёвку облака.
Поплавали, на небе покружились,
На горы посмотрели свысока
И плавно в колыбели опустились.
Их не было совсем ещё вчера,
Но день горячий так хотел прохлады,
И испекла их дерзкая жара
В печах узорных ледяного сада.
А юные проказники-ветра
Хватали пышки, в небе развлекаясь,
Потом умчались, бросив до утра,
Об участи рождённых не печалясь.
И вот, поплакав, дав напиться всем,
Они уходят за вершин каскады.
И новые ветра их тащат в плен,
А утро дарит свежести усладу.
И в травах между сосен и берёз
Начнут расти весёлые созданья.
Появится то ль шляпка, то ли нос,
Желающий увидеть мирозданье.
Где группой, где, как выскочка, один,
Различной формы, цвета и размера,
О, гриб дигорский, ты как господин
Для слуг, пришедших подсмотреть премьеру.
Грибник готов себя преодолеть,
Ползти порой почти на четвереньках
По склонам меж деревьев, чтоб узреть,
Кто поселился на другой ступеньке.
И испытать несдержанный восторг
При виде груздя, рыжика, маслёнка,
А если вдруг боровика найдёт,
Расцеловать способен, как ребёнка.

УЕЗЖАЮ
Всё уже круг знакомых и друзей,
Но веточки поэзии моей
Цветут порой, а иногда и плод
На них румянится и исподволь растёт.
Но сокращается шагреневая кожа,
И я, увы, не становлюсь моложе.
Тем драгоценнее, прекрасней миг,
Когда не сдался ты и не поник,
Когда душа ещё взмывает птицей,
Когда не плачется и не грустится,
Когда, презрев все немощи свои,
Ты восторгаться можешь от любви
К природе, к жизни, диву красоты,
Когда ещё влекут к себе мечты.
И путешествия - как благо, как лекарство,
Откроют пред тобой ворота царства.
И Вы в Дигории, Даргавсе, Фиагдоне.
Протянут они вам свои ладони,
Осыплют лепестками впечатлений,
Незабываемых, волнующих мгновений.
Но вот пора настала уезжать,
Дигорию надолго покидать,
А за окном ещё совсем темно,
Лишь россыпь-кружевное полотно
Из звёзд, и фары торопливо освещают
Всё то, что к ним в объятья попадает.
Вспорхнули птицы, впрямь, из-под колёс,
В камнях нагретых хорошо спалось.
А зайцы резво по дороге мчатся,
То ли горды собою, то ль боятся.
Коровы нехотя и тяжко встали,
Так сладко на булыжниках дремали.
Садятся женщины у Стур-Дигоры,
Собрались ехать к родственникам в город.
Жизнь продолжается, не станем унывать,
Приедем мы в Дигорию опять!