Можно видеть

/Ать-два, три солдата.
Ать-четворы, все ребята.
Домоходчие, трезвы́е,
Планомерно шебутные./

/Косили-косили, не выкосили,
Бросили-оставили, так зажили.
Но некошено, не спрошено, да не голо.
Почему-то людей мало долом,
Коль идти скрозь поля, скрозь засевы;
Кто за нами не шел, тот не первый./

/От рассвета до заката
Нам поет печаль, ребята,
А о чем поет как знать,
Важно в мир душою стать,
Чтобы выше, значит, свята
Чтобы больше понимать./

***

Далью пахнет лист осенний,
Прилетевший из-за туч,
Павший мимо рук, он гений.
Он задумчиво летуч.


Катился мячик по траве;
В руках для гольфа клюшка стынет
Горячим помыслом, дерзанием,
И тень улыбки по губе,
И сила чувства телом двинет,
И станет миг тот [прозреванием]*.
Зигзаг усилия руки, расчет высокий,
Немолодая дама взвизгнет «браво!»
Тут где-то рядом, звук далекий
Легко застрял и канул в мысли вздорной,
Что следует сказать ей что лукаво, —
Да просто так, от праздной прыти сердца
Во мысли той мечтательно-уморной,
От вида лунки, что сглотнула мяч.
И на пороге всех времен тут ржаво дверца
Вросла веками что в проем подвигнет пыль,
И взор от прыти и успеха стал горяч;
И там за дверью-невидимкой быль.
И мир стенами плача рвет кусок
Из рук руками нищего достоинства.
И верой знаем притчу назубок;
Но более души порядок [естества].

***

Искомые аккорды зла на струнах памяти,
В чести моральной ереси стяжания,
В заблудах слов стараешься расти,
Но лишь влекут курьезов очертания
На дорогой парче умильной совести,
Чтоб любоваться тайно и для всех;
Потом слеза омоет след на гни́лой паперти,
Потом, расчетом понукая, взви́рзнет грех.
Судьба раскрошисто подаст нечаянно,
Идя как будто мимо сдобна вся,
Роскошно видя свою стать, отчаянно,
Глазами нашими фигуристо вертя.
Вот здесь мы все: в расчетах обездоленных,
Ведь нет опоры в шустрых мыслях дня;
И рушится и дом с углов намоленных,
И из подушек пух струей летя,
Посуда треснет пополам, на окнах дрожь,
В бессмыслии зеркал мы убедимся тут же,
По потолку как будто шорох трещин, что ж,
В стена́х еще беззвучие и хлад по коже
Морозной ощупью гусиных лапок с кряком,
А может гоготом, а может только с криком
Всей лебединой стаи, что ушла за свет...
И в горизонтах будто память ёжит,
Над миром [Облаком]** поднимется ответ
Который дух уже ни в чем не потревожит —
Возможно лишь предсмертно изничтожит,
Спасаясь истово из цепких лап борьбой,
Но тут же падая небесной синевой
Как тенью млечных всех путей, тревожно.
И чувствуя прибыток сил подкожно
Опять взовьется пеплом снов в ничто.
Неколебим и дерзок, властен. Что? —
Да-да, еще и мощен сутью осторожно.
И кручей ливня рухнет до земли.
Мы оглянемся мимо — теней всех,
Что нам мешать предчувствовать могли.
Подспудно выймем взором сон
Из тайников нутра, сердечно вверх
Мы бросим скученным наитием поклон
Толь небесам, толь вечности самой,
Которая неведома, больная верой,
Дающая момент лишь будто свой,
На деле же как знать: все сон пустой.
И вот сыры сады, стекают в ямы
Ручьи прохладные, зовущие во плеск
Вместилищем дыры, стихают будто громы.
Из окон и дверей закрытых верно вопли,
Да рвущихся картин бесценных треск;
И мы ли в сердцевине этой жути, драмы,
Тря по ланитам бледным слезно сопли;
И мы ли здесь последний человек,
Трудящийся судьбою — чтоб навек,
Да чтоб по крышам голуби курлыча топали,
Что просто сохраняет ладный способ
В себе самом да и вокруг весьма,
В ор не сорваться, не столкнуться об
Углы и стены, косяки дверей, и тьма
Не поглотила дабы сущей мразью
Всей стонущей безмеренно души.
И оставаясь для судьбы лишь частью,
Возможно деланной, но прочной властью,
Встаем и голосим: не сокруши.
Наш зов сольется с плотным адом шорохов,
Что обретают над землею свой парад.
И в небе темном череда неясных сполохов.
И вот бежит уж первый — ликом рад.
Мелькнувши в зрении он канет прочь,
Отчаянный, умом потронутый, визжащий молча.
А просто движет по лицу ужимно мочь:
Как будто счастье это, а не порча.
Иль что иное, что ему навек.
Пока еще способен чуять время.
Пока еще достойно человек.
Несущий разумом напутственное бремя
Себе и самому и ихним чадам,
Соседским ли, родным ли, — ярок свет!
Блуждающий укромно взгляд по пешеходам,
И «что иное» — лишнего там нет.
Всё то его, измеренное жизнью,
Нарочное к моменту вышних дум;
Испитое любовью к бытию;
Лишь к старости в мозгах нахлынет шум,
В котором будет чудиться отчасти
Премилое скупое естество
Несбывшихся желаний, но во власти
Усилий разума с рассветами родство.
Поскольку «что иное» то этюд
Лишь промелькнувшей мимо вихрем пыли.
Ее не увидать, она как смрад,
Секундное присутствие могильной гнили.
Не распознать ее и не закрыть лицо
Уж приготовленною санитарной маской.
Коль был для жизни истины бойцом,
Тогда и смыслу бытия не стать указкой
Ни разуму, ни духу, ничему,
Что делает из нас творцов усилия.
Но ведь живем по праву одному:
Мечтать, да понимать лишь от бессилия
Безнравственно чужое «я» щекотное
В себе самих, исто́мленных прозрением,
В котором миг и сразу полночь, и стезя...
И чувство совести почти не рвотное;
И по утру уж новый день с терпением
До нас великим, светом, прытью...
Но остаемся только звездныя скоплением,
Мерцая во даля́х кромешной сутью.

***

Ти́хи сады в истории сией;
Над головою чистым небом дня прибытие.
Земля покойна и тиха, и иже с ней,
Пусть пребывает верою наитие.

Позывы памяти как зеркало причин.
Надменно мерзлота души пахнет напраслиной.
Глаза устало вынут с неба зов вершин.
И время мигом станет тайным и участливой
Улыбкой сердца отроку скажи
О том, что жизнь бывает только призраком;
Но в этом призраке судьбою дорожи:
Той связью дум и лет, что чтя́ трудом,
Простым трудом заносчивого пьяницы,
А может быть лауреата лир,
Трудом вот этим доживи до пятницы;
А далее иди до церкви, слушай клир.

***

На земле уже и утро; экскаваторы шагают
Великански бодро, где-то, мрак ночи позарывают
По накопанным канавам, где вода стояла летом.
А зимой уж хлад и морозь; и закончим уж на этом.

_____________
* Прозябанием.
** Призраком.

ТЕРМИНЫ
Взвирзнет, —
Взви́ровать твр. (врать) причудничать; хотеть то того, то сего, то не зная чего. /У насъ баринъ временемъ взвирываетъ./
(Толковый словарь В. Даля)