Оборотническое

Не меня тебе нужно страшиться в густом лесу.
Знаешь, нынче такое время – не разобрать
У овцы ли в овечьей шкуре овечья суть?
Человек человеку правда ли кровный брат?
Что ты смотришь так, будто морда моя в крови,
Будто я при тебе кучу глоток переглодал!
Нынче, знаешь, ведь даже бог не имеет вид,
Ибо образ его ему нереально мал.
Ты так загнанно дышишь, пальцы твои дрожат…
Не меня тебе нужно бояться, ведь я один!
Если хочешь, я сделаю вид, что мне очень жаль,
Только всё же тропой в чащобы ты не иди…

Там живёт порожденье ужаса и смертей.
Эта сущность страшнее в тысячу тысяч раз!
Даже Ангелы не спасут из её когтей,
Из горящего золотом омута ясных глаз.
Она будет смотреть и чуять твой вязкий страх,
Обволакивать твою душу тугим кольцом…
Она даст тебе от удушливых слёз устать,
Чтоб свершиться единственным в жизни твоей концом.
На деревьях не колыхнётся ни жёлтый лист,
Ни слетит с почерневших веток толпа ворон…
Даже холод, в тебя вонзающийся как хлыст,
Примешь ты, не промолвив даже и тихий стон.
Она будет, конечно, довольна твоей игрой,
Будет кошкой ластиться и падать к твоим ногам…
Но когда озарится чащоба её луной,
Рысьи когти пройдутся ласкою по бокам.

И тебя захлестнёт пониманием! Вот она –
Это ужас, клокочущий где-то за мозжечком!
Тихо будет смотреть улыбчивая луна
И косить на тебя нетрезвым своим зрачком.
Ты не сможешь сбежать, как сильно бы не хотел.
От неё не уходят, не те, с кем она мила…

Потому-то, вгрызаясь ночью в десятки тел,
Видя чёткие тропы тяжёлых когтистых лап,
Помни то, что не я был зверем в густом лесу.

А теперь уходи! И больше сюда не рвись…
Как овца не имеет нынче овечью суть,
Так девчонка легко превращаться умеет в рысь.