Аринкин дол или один день на пасеке Хвалынский дне

За несколько месяцев, что прожил в Хвалынске, я завел много знакомств. Гуляя по городу, фотографируя и постоянно записывая что-то в блокнот. Недавно познакомился с молодым пчеловодом – недаром Хвалынск считается яблочным и медовым краем. Иван занимается пчелами около пяти лет, любит их и может дать фору опытным пасечникам. С любовью он мне рассказывает о пасеке, описывает окружающую природу и  читает стихи о родных местах. Я часами слушаю его рассказы, в которых всегда что то новое. В один из вечеров спросил его:
- Вань, а можно хотя бы раз съездить с тобой?
- Почему нет? Я только за, когда кто-то хочет посетить пасеку и попробовать себя в роли пчеловода.
- Я больше натуралист, мне ближе природа, но от опыта с пчелами тоже не откажусь.
-Вот и прекрасно, завтра собирайся, через день моя смена, поедешь со мной.
Вечер вернулся в русло рассказов о Хвалынске и окрестностях. Лег спать уже в предвкушении завтрашнего дня. Сколько нового и интересного увижу! Не забыть бы  блокнот и фотоаппарат. Не заметил, как уснул.
Утро дня поездки выдалось великолепное. Я встал рано с мыслью о поездке, которая вот уже состоится. Позавтракал и начал собирать вещи, нельзя было что-то забыть. Возвратиться не удастся: Иван не поедет обратно, он слишком привязан к своим питомцам. Все было готово, раздался сигнал машины. Я быстро обул кроссовки, взял вещи и вышел. Иван стоял у машины в своем обычном походном виде.
-Привет! Как настроение?
- Привет! Отлично!
- Тогда бросай в машину свою поклажу и поехали.
Нива была забита инвентарем для пасеки. На глаза попались ящики неизвестного предназначения, непонятные инструменты и еще много всего. Закинув свои вещи, сел в машину. Тронулись в путь.
Выехали на дорогу, за город. После привычных глазу деревянных и кирпичных домов начался настоящий художественный антураж, настолько яркими были краски в это безоблачное солнечное утро. Трава, покрытая росой, переливалась на свету, точно усеянная настоящими драгоценными камнями. Деревья покачивали величавые кроны в такт легкому дуновению ветерка, каждый раз вспугивая неугомонных птичек, примостившихся на ветвях. Дальше простиралась темно-синяя гладь реки. Волга всегда привлекала туристов, художников и других любителей прекрасного. Они обретали здесь вдохновение.
Прошло более получаса. Трасса сменилась полевой дорогой, которая вела к пасеке в чащу леса. Природа была девственной, не тронутой грехами человеческого прогресса – чистый лесной воздух, полевые травы, родники.
Дорога, накатанная годами, достаточно широкая, чтобы проехала телега с пчелами, шла в плавно в гору.
- Каждый год ее прорезаем от порослей терновника, укрепляем камнями, горная вода весной делает сильные промоины, – поведал Иван.
Вдоль дороги тянулись поля золотой пшеницы, «упасть бы и утонуть в этой красоте»,- подумал я. Дальше поле ячменя зеленовато-белесое, с колосьями, увенчанными макушками-кисточками, дальше подсолнухи. Красивые большие цветы, на которые неведомый художник пролил желтую краску, вращали свои головы за небесным другом и сейчас смотрели на восток, за Волгу, где поднималось светило. Вдруг – завораживающее зрелище! Показалась гора, фиолетовая от цветов синяка, опоясанная кольцом желтого донника.
- Любой художник отдал бы душу, чтобы написать тут холст, – я вспомнил, как Пришвин описывал поле с фацелией. -  Словно стая синих птиц ночевала здесь ночью, под первыми лучами солнца, испуганно вспорхнула и исчезла, оставив после себя синие краски.
- Это ты о чем?
- Вспомнил Пришвина. Тоже держусь, чтобы туда сейчас не сорваться.
- Так это Аринкина гора.
-Чья?
- Аринкина. Приедем, у мужиков спроси, легенду расскажут, очень интересную.
Вдали замелькала березовая чаща. Именно туда мы направлялись. Дорога шла вдоль оврага, покрытого кустами некольника со свисающими красноватыми сережками, здесь же росли клены и терновник. Спустя некоторое время мы выехали на поляну. Посреди этой огромной поляны, заставленной ульями и телегами, росла старая яблоня. Под ее кроной стоял стол со скамейками. Мангал, в котором уже развели огонь. Я догадался: это своего рода полевая кухня и место для вечерних посиделок. У одной из телег, ближней к кухне, работали двое.
- Красиво? – спросил Иван, увидев на моем лице нескрываемый интерес,  - Я каждый раз восторгаюсь, сюда приезжая.
- Нет слов…, - действительно, я не мог найти слов передать свои ощущения.
- Потом налюбуешься, давай выгружаться.
Подъехав к своей телеге, Иван вышел. Я огляделся. Воздух наполняли пчелы, ритмичное жужжание звучало, как музыка. Но они не нападали, пролетая мимо по своим делам, это успокаивало. Разгрузив машину, мы отправились на кухню, там уже находились эти двое, которых мы видели у телеги, именно их приехал сменить Иван.
- Привет пенсионерам! – весело поздоровался со старшими Иван. – Знакомьтесь, Роман, мой друг. Он - натуралист из Москвы. Хочет узнать о нашей работе подробнее. Покажу ему пасеку во всей красе.
-Александр Васильевич, можно просто дядя Саша или Санек, - дружески протягивая руку, ко мне подошел прихрамывающий на одну ногу высокий человек с играющей на губах улыбкой. – Чай, потом работа – в нашей бригаде это закон. Прошу за стол.
- Здравствуй, Роман! Меня дядей Колей зовут. Присаживайся, скоро чай будет. – Второй похож на маленького старичка-лесовика: пышная копна волос, сам низенького роста и нос картошкой. Они были двоюродными братьями.
Дядя Коля считался старшим по чаю. Чай заваривал на свежих травах, которые собирал сразу по приезде, вот и сейчас в чайнике варился репешок, душица и земляника, наполняя воздух изумительным ароматом.
- Хотите, я вам стих новый прочитаю? – спросил «лесовик».
- Валяй, – сразу сказал брат.
Дядя Коля начал читать, я смотрел на Ивана, зная, какие стихи пишет он. И увидел, как тот иногда морщится. Дослушав до конца стихотворение про туман и вурдалаков, выдал свою рецензию.
- Николай Иванович, вы не думали вместо стихов прозой заняться? Мне кажется, у вас она бы лучше получилась. Нет, стихотворение с хорошим смыслом, отсутствие рифмы – полдела, но у вас идет сплошная монотонность, нет размера вообще, увы…
- Можно подумать, ты разбираешься в стихах, – возмутился «лесовик»
- Он вам ничего из своих стихов не читал? – спросил я и снял с друга гриф секретности. – Вань, прочитай что-нибудь?
Иван отнекивался, но все же уступил и прочел несколько стихотворений о природе. «Лесовик» и дядя Саша слушали с открытыми ртами.
- Что же ты раньше молчал-то, я понимаешь, перед ним распинаюсь! – возмутился дядя Коля.
- Классно! – только и сказал дядя Саша. – Ну ладно, давайте пить чай и работать.
- Иван сказал, что есть легенда про Аринку, вы ее не знаете случайно?
- Есть такая.
Пока пили чай, дядя Коля поведал легенду.
Аринкин дол назван по имени волшебницы Аринки, имевшей здесь стан девушек-разбойниц. Очень давно с Армиевых гор у с. Апалиха, когда там еще стояло войско атамана Кудеяра, пришел сюда старик по прозванию Лысый Атаман. Был он ростом как Ермак, силы непомерной, колдун, чернокнижник, проживший два века. Силою колдовства и взгляда он ставил волжские суда поперек течения. И оно не двигалось до тех пор, пока он не забирал с него часть казны и товара.
В те времена по Волге разбоем промышляли не только мужчины, но и пуще всего девки, стоявшие по маякам Девичьих гор. Отчего и стали они называться горами Девичьими или Девушкиными. Грозой всей Волги была «девушка Пелагеюшка», стоявшая на два стана: один, большой стан на Маяцкой горе, что пониже Меровки, а другой - в самых Жигулях у Девушкина камня.
Услыхала она про Лысого и послала к нему свою младшую сестру Аринку на выучку вместе с12-ю богатырями. Выучил ее Лысый всем наукам чернокнижным, отвел над зеленым долом на самой горе место под стан, и стали они вместе работать на славу! Выйдет Аринка на гору, махнет рукой и стал караван, повисли паруса, весел не поднять. И сами купцы идут на берег, несут Аринке товары да казну. Выйдет к ним Аринка, схватится с добрым молодцем, тот и глазом не моргнет, а уж лежит и зовет к себе на пир!
Дошла слава про Аринку до самого атамана Степана Разина. Не устояла Аринка против Стеньки Разина, забыла свой зарок чернокнижный! За ласку богатыря отдала силу девичью, а с нею и привольную жизнь. На утро пришли подруги, нашли атаманшу мертвой. Обрядили покойницу, похоронили и разошлись по разным шайкам. Только сказывают и теперь по ночам, Степан Огненным змеем слетает на ее одинокую могилку и огнем и жаром рассыпается над горами!
- Вот такая легенда существует про наш Аринкин дол, пасека как раз в нем и стоит.
- Красивая! – я любил легенды и всегда слушал местных жителей, они увлекали в глубину старины.
- Ну, ладно, пошли работать, - сказал дядя Саша. – Мы еще немного и домой.
Начались первые занятия по пчеловодству. Я узнал, что, прежде чем лезть к пчелам в улей, необходимо подымить в летки и подождать пару минут, чтобы пчелы набили зобки медом. Приготовляясь к вылету, при пожаре, они не могут жалить. Что холстик - плотная ткань двунитки. Покрывающая сверху рамки и защищающая пчел от проникновения моли и других насекомых. Поднимать полностью его нельзя, надо сворачивать по мере проверки рамок. Рамка - это одна из ячеек пчелиного дома. Есть гнездовые рамки, в которых матка производит закладку нового потомства, на них происходит зимовка пчел. Медовые рамки служат своеобразным складом для жителей дома, перговые составляют границу между первыми двумя, за нее матка редко выходит. С помощью перги - ее еще называют пчелиным хлебом - вскармливают молодое потомство.
Нужно было очистить рамки от прополиса - своего рода антибиотика, защищающего пчел от различных микробов, а также строительного материала, которым насекомые закрывают лишние отверстия от сквозняка. Но местами избыток прополиса склеивает рамки, поэтому нужно было проводить их регулярную чистку. Узнал, что у пчел все организовано идеально, в отличие от человека.  Разделяются на воспитателей, охранников, рабочих, разведчиков - все знают свою работу, в чужую не лезут. Есть обычные пчелы и пчелы-трутни, куда же без них. Матка - пчелиная королева.
Пока шла работа, улей источал ароматы меда, пыльцы и прополиса, а также ферментов, выделяемых пчелами. От букета ароматов у меня поначалу кружилась голова, словно вырастали крылья: хотелось летать вместе с пчелами. За работой прошло незаметно часа четыре, проверено и обработано десять ульев. Наручных часов никто не носил, телефоны оставили в машине, за отсутствием связи. Воистину, пасека напоминала недалекое прошлое, где человек без гаджетов мог получать истинное удовольствие от общения с природой.
Наступило время обеда. Прихватив по паре десятилитровых канистр, мы отправились на родник. Возвращаясь по дороге к пасеке, свернули в лес. Встретив змею, остановились, пусть ползет дальше по своим делам. Гадюк тут много, поэтому нужно носить либо валенки, либо сапоги, чтобы в случае встречи не быть укушенным.
Под кронами старого, величавого леса солнце слегка проглядывало сквозь верхушки деревьев, мы попали в другой мир, наполненный тайной, древностью. До слуха доносились далекие стуки дятлов, порхания птиц, всюду мелькали необычные тени, а шум хрустящих под ногами веток приводил сердце в бешеный стук. Едва заметная тропинка, виляя меж деревьев, вела вниз под склон, к сердцу леса – роднику, он находился далеко в овраге. Вокруг путников высились вековые стволы исполинов кленов, местами лежали поваленные деревья, съеденные жуками изнутри.   Вспомнилась картина "Утро в сосновом бору", не хватало только медвежат. Лес жил своей жизнью, воздух здесь был другой: не такой, как на пасеке и тем более в городе.
Показался родник, опоясанный камнями, рядом переливная емкость из железа, сотворенная человеческими руками. Источник струился из земли, наполнял водой каменный пояс, выливался в железную емкость и убегал дальше, вниз по оврагу, унося с собой прохладу. Вокруг кишели москиты, безобидные, но мысли об укусах не давали покоя. Студеная родниковая вода обжигала холодом горло. Наполнив емкости большой кружкой, друзья пошли обратно.
-Здесь днем прекрасно, особенно в жару, - сказал Иван. - Зато ночью... Ух, и наберешься страху, даже с фонарем. Что только в голову не приходит! Воображение - такая штука, затронет самое нутро человека.
- Давай ночью погуляем по оврагу?
- Сходим, такое потом не забудется.
Вышли на дорогу и снова попали под палящее солнце. Из-под ног выпорхнула стая куропаток и улетела в заросли молодых кленов.
Пока были на роднике, дядя Саша и дядя Коля уехали. Оставшись вдвоем, погрузились в созерцание природы. Клокотала кипящая вода в котелке, щебетали птицы, играл с листвой ветерок - все это создавало новую мелодию в моей жизни. Представление о пасеке в корне изменилось. Раньше я думал, что тут забирают мед у пчел, теперь пасека виделась как гармоничное сосуществование флоры и фауны, в котором немалую роль играл человек, работающий с пчелами.
Чай, настоянный на травах, к этому времени приобрел превосходный вкус. Пообедали супом, сделали часовой перерыв, ожидая, когда солнце уйдет из зенита и пчела снова полетит на взяток. Вторая половина дня прошла в такой же работе, как и первая: чистка, формировка рамок, проверка маток. Когда солнце приготовилось скрыться за горизонтом, накрывая отблеском заката склон с синяком, я отправился на ближайший холм, запечатлеть камерой эту земную красоту. Иван в это время готовил на костре ужин: на сковородке, в выжарках из сала аппетитно скворчала картошка, на шампурах румянились поджаренные сардельки. Вдвоем уселись у мангала. Начинало смеркаться, костер плавно потрескивал, дым с искрами, поднимаясь выше, постепенно таял. Пришло время ужинать.
- Какой пасечник не держит при себе медовуху, - Иван поставил на стол круглую пластиковую бутыль. - Игристая, ставленая. Полгода в погребе.
- Как же ноги? - к этому я точно не был готов.
- Что ноги?
- Говорят, испив этот чудо-напиток, люди находятся в полном сознании, но ноги отказывают.
- Нет, друг. Это от неправильной медовухи, которую перегоняют из медовой браги, а эта как вино, как шампанское. Ее пьешь и наслаждаешься теплом, которое разливается по всему телу. Чем дольше она хранится, тем изысканней ее вкус.
Напиток действительно обладал вкусом хорошего шампанского. Настроение приподнялось, предстоящий поход в ночной лес не казался таким жутким. Как только стемнело, Иван включил на телеге свет. К отблескам костра добавилась частица цивилизации - освещение.
- Пошли?
- Пошли, - поднялся я.
Прихватив пару фонарей, мы направились к оврагу прямо от пасеки. Под ногами трещал бурелом, этот хруст создавал впечатление, что за нами кто-то крадется, или где-то в кустах притаился опасный кабан. В кромешной ночной темноте еще больше жути придавали играющие в свете фонарей тени поваленных деревьев. Внезапное гиканье совы заставило сердце подпрыгнуть. Мой фонарь начал мигать и отключился. Рядом хрустнул сук, показалось,  что с него сорвалась тень. Страх мгновенно подобрался комом к горлу, так страшно мне не было никогда. Даже медовуха не придала храбрости - ночной лес полон жутких видений. Иван ушел шагов на двадцать вперед, однако, заметя пропажу второго луча, вернулся.
- Обратно?
- Дддаа… – только и смог выдать я, скрипя зубами.
  Ночь была неспокойной. Лежал в спальном мешке на пологе, где обычно стоит медогонка, вспоминал пережитые в ночном овраге страхи. Всюду мерещились шорохи, гиканье и скрипы. Ветка дикой груши, под которой стояла телега, скребла по крыше под легкими порывами ветра. Казалось, невидимый огромный зверь пытается сверху пробраться внутрь. Мерещилось, что кто-то ходит по поляне между ульев. Я не мог уснуть, смотрел на друга, тот спал спокойно, слегка посапывая. События минувшего дня его не тронули: Иван мог ориентироваться в полной темноте, без фонаря, ночью ему хватало лунного света. И сейчас, проснувшись в два часа ночи, дежурный пчеловод отправился на обход, проверить, все ли в порядке на поляне, не уронили ли ульи дикие животные. Тут водились лоси, олени и кабаны. Однажды кабан выскочил из оврага, перевернул улей, хорошо, что тот был увязан и просто упал, а так бы развалился на корпуса, рамки бы вылетели, и было бы не очень весело собирать все обратно при разозленных пчелах. Вернувшись после обхода, Иван снова лег спать.
Я лежал и представлял разбойничий стан. Мое внимание вдруг привлек алый свет снаружи. Пересилив свой страх, обулся и вышел наружу. Над сопкой около леса, алело, переливаясь, марево, напоминающее чем-то северное сияние. Потом раздался звук грома, с какой силой оно ударило в сопку. Разлетевшись брызгами костра, исчезло. Я включил фонарь и отправился туда, никаких следов огня или ему подобного не обнаружил, но стоя на этом месте, словно что-то клокотало и скребло на душе. Было ощущение, что за мной кто-то наблюдал и звал к себе тонким женским голосом. Не выдержав этого, я пошел обратно к телеге, но голос только усиливался. Он все сильнее и сильнее звал меня к себе, хотелось обернуться и пойти в лес. Собрав всю волю в кулак, я двигался обратно, но ноги сами останавливались и не слушались. Не выдержав такого внутреннего давления, я закричал, но крика своего не услышал. Зато это немного подействовало и ноги понесли меня вниз к пасеке. Быстро забежав на телегу, в будку, снова закутался в спальный мешок. Иван за это время даже не проснулся. Пришла моя очередь, сон взял свое, глаза сомкнулись. Но не прошло и часа, как вдали еле слышно раздался плач ребенка. Я подскочил, как ужаленный, начал тормошить Ивана.
- Вань, проснись. Ты слышишь, ребенок плачет.
- Ромка, с ума сошел, что ли?
- Да нет, серьезно, вот прислушайся.
Мы вместе замолчали, прислушиваясь к ночной тишине, которая, придает звукам более громкий эффект. Действительно, недалеко снова послышался плач ребенка.
- Ну, ты даёшь, - засмеялся Иван. - Подумал, что это ребенок?
Он рассказал мне интересную историю, которую ему еще в детстве поведали старики. Давным-давно жила-была женщина, были у нее маленькие дети, а жили они недалеко от пруда. В один из вечеров она отправилась в лес за хворостом, оставив детей одних дома. Вернувшись с хворостом, обнаружила, что дверь дома открыта, а детей нет. Следы детских ножек вели к пруду. Около самой воды следы обрывались, а на берегу лежал детский башмак. Женщина закричала, она бегала вокруг пруда всю ночь и плакала. Ей повсюду мерещились духи детей, которые стояли у пруда и плакали. Села она у воды и зарыдала. Долго сидела и рыдала, пока не превратилась в одинокую иву. А духи детей обратились в серых птиц, которые до сих пор летают у воды, и зов их похож на плач. А называют птицу – серая неясыть. Тут как раз недалеко плотина, около нее неясыть и водится.
После услышанной истории, я уже уснул, не обращал внимания на эти крики. Ранним утром меня разбудил шум снаружи и свет первых лучей солнца, пробившийся в окно телеги. Иван, не изменяя своей привычке вставать рано, сидел, сколачивал рамки. Уже с полсотни лежало рядом. На костре закипал чайник, на столе были очищенные яйца, разогретая вчерашняя картошка. Солнце только поднималось, показалось всего треть диска, стоящую вдали рощу накрыло нежным желтым светом. Не выспавшись этой ночью, я сел за стол и налил себе травяного чаю. Нужно узнать, как выглядят эти травы, набрать домой, посушить, чтобы зимой за чашечкой чая вспоминать поездку. "Вань, – окрикнул я друга. – Покажешь, как выглядят эти травы?"
Иван показал образцы репешка и душицы, как выглядит земляника, я знал сам, тут ее были огромные поляны, не захочешь - все равно найдешь. Репешок цвел высокими желтыми цветами, с длинными резными листьями, за ним не надо было идти. На поляне рядом с кухней он рос в изобилии. Вот за душицей придется подниматься на гору с синяком. Иван занялся пчелами, по плану ему надо обойти еще десять семей, а я отправился за душицей. Земляника росла по пути: пока добирался до горы, успел собрать пучок трав вперемешку с ягодой. Упершись в поле с гречихой, рядом с горой, побрел вдоль него, собирая душицу. Вокруг с цветка на цветок уже летали пчелы, набивая пыльцой обножку и зобки нектаром. Сколько тут полевых цветов. Взгляд радовало разнообразие красок, расплескавшихся по зеленому ковру. Хотелось находиться  тут вечно.
Незаметно для себя я поднялся на гору с синяком. Вершина. Прекрасный вид открывается с нее. Я стоял, подняв руки в стороны, именно так  стояла Арина, останавливая своим колдовством суда. Фотоаппарат в руках, кадры летели один за другим
- Нужно непременно приехать сюда еще раз, а может и больше, – подумал я вслух.
День клонился к обеду, начинало припекать солнце. К пасеке подошла машина, с возвышенности все видно, как на ладони, значит, приехала смена. Я пошел вниз, его ждали сборы и дорога домой. Ваня сдал дежурство и уже собирал вещи, на это ушло не так много времени. Когда машина была укомплектована, тронулись в путь. Сидя в кабине с открытыми окнами, бросал прощальные взгляды на пасеку, на овраг и текущий где-то вдали родник. На гору с синяком и лес за пасекой... Мимо снова проносились поля подсолнуха, ячменя и пшеницы, около каждого останавливались и делали снимки на память. Словно вспомнив что-то важное, достал блокнот и занес карандашом последние заметки.
   Домой. Снова домой, но я сюда еще вернусь…