Крысиные дети

У отца таких тварей, как мы, целый полк и войско. Серой шерсти моря, беспредельный крысиный писк. Мы рождаемся в стенах его, чтобы сдохнуть геройски. Нас с щенячества учат с разбегу идти на риск.
Амбразура давно уже стала для нас колыбелью. Иногда ветер дует в бока моих серых братьев. Мы собой закрываем его от весны и капели, мы не ждём больше финиша, горького окрика "хватит".
Я - четвёртый от левого края, с порванным ухом. Иногда я простужен, но мне не приводят замены. В его войнах мы мрем бесконечно и часто, как мухи, и, когда умираем, нам ставят свечою подмену.
Вон тот, слева, горит вместо младшенькой, серой и мелкой, у неё не успели стать твёрдыми кости и зубы. Он боится огня, когда факел мечется белкой; он кривит некрасиво в испуге тонкие губы.
Справа - взрослый, матёрый, умеет ругаться до пены, трехэтажные башни легко водружает из брани, но изношены мышцы и ядом испорчены вены. Догорает мой брат из-за старой и памятной раны.
Он нас шлёт снова в бой - где подвалы кончаются утром, где мы в ноги бросаемся серой текучей рекою, где боятся нас до молитвы, до слез и абсурда - вот туда  посылает детей он своею рукою.
Мы идём.
Молчаливые дети, притихшие, грозные. Каждый - в лапу по камню, а в зубы по лямке, как кони.
Мы идём - темно-серые, пыльные, мы - почти невозможные,
А он с берега смотрит и тянет пустые  ладони.