Ольга Валенчиц

Письма в Женеву
Ольга Валенчиц
До соседней квартиры рукой подать.
До Швейцарии - пропасть. Заметь, однако
я не вижу соседа уже лет пять,
правда, часто ласкаю его собаку.

А порою мне кажется, Пастернак
ночью был за столом и оставил пепел.
Или это был ты?.. Что со мной не так?
Кто из вас многоточием мне ответил?..
 
 
 *

 Покуда ночь на спинах тащим,
 улиточная ноет грудь.
 Снега потоком восходящим
 обратный считывают путь.

 А мы, нащупывая вены,
 из-под опухших видим век,
 что бог – такой обыкновенный,
 обыкновенный человек,

 рожденный находить причины,
 глаза, двуспальную кровать,
 и женщиной в ребре мужчины –
 как костью в горле – застревать.


 *

 Пишу письмо. Перо Татьяны
 вполне реально под рукой.
 Другие люди жизнью пьяны,
 и тон столетия другой.
 
 Вам жаль, что нынче предпочтенье
 наскоку, смысл у слова "спят"
 привычен для двойного чтенья
 и слишком откровенен взгляд?

 Риторика! Но дайте силы
 до главной доползти строки
 и, закусив губу, "мой милый"
 стряхнуть с Татьяниной руки...
 
 *

 Декабрь. Почти двенадцать ночи.
 Не важно знать, который век.
 Слеза рождается как прочерк,
 приподнимает руку вверх
 
 и разрушает цельность позы.
 Лирический герой устал
 от нежизнеспособной прозы,
 готов покинуть пьедестал.

 Вопрос - кто примет на колени,
 нальет глоток воды? вина?
 Тысячелетний приступ лени
 обуревает времена -

 что книги! - исчезают страны.
 Отцы поэзии мертвы.
 А на зияющие раны
 лишь снег накладывает швы.
 
 
*

Никому не давай заглянуть в ладонь,
никого по ночам не зови, - да, знаю.
В нашем возрасте чисто звучит лишь тон
расставания с местом. Бросаю стаю.

Тем не менее, жажда сильней ума,
и на все то четыре сторонки света
потрясающей силы влеченья тьма,
характерная для ремесла поэта.
 

*
...продолжим разговор, - ах, да, вино
сухое... Странно. Показалось сладким.
Заныли обнажением лопатки,
как будто ими дело решено.
Дрожит рука, застыв на полпути
к теплу, мурашкам, волоскам и шрамам.
Так тело предстает запретным храмом -
не отвернуться, но и не войти.


 *

 Говорил: бессмертен разум,
 а любовь короче сна, -
 пережевывая фразу,
 кровоточила десна.

 Говорил, что люди звери,
 виртуозно лгут глаза, -
 веки прикрывали двери,
 чтоб не выдала слеза.

 А потом, деля молчанье
 между мною и собой,
 как положено, случайно
 проиграл последний бой.


 *

 Жаль, что нежность - не скорость. Что сапоги-
 скороходы увязли в песке надежд,
 а следы уничтожил сезон пурги.
 
 Жаль, что мы не влюбленные, не враги,
 да к тому ж не способны сыграть невежд.
 
 Жаль, что время танцует напротив нас
 как ребенок, забыв, что к обеду ждут.
 Время, милое, знаешь, который час?
 
 Не пора ли карабкаться на Парнас,
 выражая восторг добрым словом "жуть"?
 
 Жаль, опять же, что ты не напишешь мне
 нечто светлое, ибо корнями из
 той страны, у которой вся жизнь на дне.
 
 Хорошо, что все больше в кошмарном сне
 рифм, открытых дверей и любимых лиц.

 *

 Под покровом звездопада
 обгорают плечи крыш.
 Много ли для счастья надо? -
 я не сплю, и ты не спишь.

 Млечный путь уводит в детство...
 Жаль, планета велика.
 Если б жили по соседству -
 дотянулась бы рука,

 шепот слух ожег: "останься,
 будем танцевать" - о, ты
 знаешь, что во время танца
 сладостно до немоты...
 
 Небо - ближе. Тело - дальше.
 Зарождается рассвет.
 Я его встречаю раньше
 не на час - на двадцать лет...
 

ps

***

Те же градусы после зимы – жара,
а сейчас пробивает озноб насквозь.
Относительность – луза (коль жизнь – игра).
Лбами бьемся об осень, как прежде, врозь.

У твоих горизонтов неровный край,
а мои отутюжены – степь да степь.
У тебя, по рассказам, типичный рай.
Ну, а здесь не соскучишься пить да петь.

Что ни слово – фольклор неземных высот!
Переводчик – потей, зеленей – турист.
Все равно русский мир красоту спасет
и, довольный, отправится покурить.