Роллан

                Ромен Роллан 


                29 января родился Р.Роллан!



                Эссе 



     «…Пусть моё искусство служит ко благу бедняков» 
                (Бетховен)



 Однажды «Жизнь Бетховена», сочинённая Р.Ролланом, взволновала меня настолько, что я решился на создание собственной версии, своего понимания жизненного пути великого композитора.   А теперь готов приступить к жизнеописанию – пусть краткому, но всё же – и самого Ромена Роллана. 

    Биографические очерки принято начинать с детства и юности героя, малой родины, где прошли первые годы, становился характер, обретались первые знания об окружающем мире – так сказать, с тех самых первых впечатлений, которые зачастую определяют стремления и судьбу настоящего человека.
    Но здесь мы позволим себе нарушить подобную традицию (ведь данный очерк не претендует на роль академического исследования – перед Вами, уважаемый Читатель, всего лишь относительно короткое эссе), и начать с иного... 

    В 1936 году лучшие люди человечества поздравляли Ромена Роллана с его семидесятилетием. Это был не просто очередной юбилей литературного деятеля, известного французского писателя. Это было событие всемирного масштаба, которое свидетельствовало о признании исторических заслуг великого писателя. 

    Да, юбилей вышел далеко за рамки узкого литературного мира. Ведь Ромен Роллан являлся не просто писателем – он был борцом!   

    Даже сейчас, в эти трудные годы накануне второй мировой войны, семидесятилетний Ромен Роллан – на передней линии огня, образно говоря, на передовых позициях антифашистской борьбы!  Писатель постоянно напоминает людям об опустошениях, произведенных необузданным фашизмом в Италии, Германии. Без устали Ромен Роллан говорит в полный голос о том, что бандитизм, «демократическим путём» прорвавшийся к власти в Германии, алчет новой крови, жаждет войны. 
    Голос Роллана мощно звучал в защиту республиканской Испании, писатель стремился сплотить вокруг благородного дела противостояния испанскому фашизму все народы, «все силы прогресса, всех людей доброй и мужественной воли, сражающихся за социальную справедливость».  И на полях сражений Испании за свободу сражались плечом к плечу с братьями-испанцами представители десятков народов! 

    Показателен такой пример:  фашистские мятежники стремились отрезать Мадрид от морских портов, сомкнув вокруг столицы кольцо, шёл тяжёлый бой. Русский доброволец личным примером показал, как должен вести себя командир под огнём противника. Во время одной из атак английские волонтёры, увидав русского в своих рядах, настолько были восхищены его храбростью, что подбежали после боя – пожать ему руку! Русским добровольцем был Кирилл Мерецков – через несколько лет генерал, позже маршал Советского Союза, отличившийся и в боях Великой Отечественной… 
    Роллан требовал, чтобы Французская республика оказала помощь республике испанской.   
    Увы, Францию вскоре тоже постигло несчастье – не просто несчастье, катастрофа. Страну сдали без боя, свой народ предали буржуазные правители.  Чёрные годы немецкой оккупации тяжело больной и прикованный к постели писатель провёл в городке Везеле. Но работать не прекращал. Готовил к печати воспоминания, художественные произведения (в т.ч. и написанные ранее, до болезни). На этих страницах звучит призыв к яростным битвам за освобождение родины. Писатель всею душою с теми, кто борется в столь трагический момент Истории за честь и свободу родной страны в рядах французского Сопротивления.  Несмотря на упадок физических сил, болезнь, творческая активность умирающего писателя не умирает – напротив, лишь одно творческое горение и поддерживает великого Роллана. 
    Он ушёл, дождавшись рассвета! Он ушёл счастливо, так как смог сделать последний вздох, впитав в себя долгожданный глоток Свободы, освобождения от нацизма.
    Последним общественным выступлением Ромена Роллана стало его присутствие на приёме в советском посольстве (Париж, 1944 год) в честь годовщины Великой Октябрьской социалистической революции – значение которой сегодня многие стараются и замолчать, и смешать с мрачными красками на мировой палитре. А ведь именно та революция 1917-го дала народам Европы (да и всего мира!) пример, шанс и стимул к социальному освобождению, к борьбе трудящихся за свои права! И многие завоевания рабочих и фермеров Европы дня сегодняшнего, если честно, стали возможны именно благодаря ожесточённой борьбе народов многих стран против наглой буржуазии начала ХХ века – именно благодаря социалистической революции в России. Не вина рабочих России, не вина большевиков, что плодами революции воспользовались «серые кардиналы», приспособленцы и предатели, уничтожившие в лагерях Советской страны миллионы трудовых людей, крестьян и рабочих, представителей русской интеллигенции и православной церкви, почти всех большевиков, к власти пришла наглая и осторожная Серость, предавшая идеалы социализма…

    Увы, не только любая диктатура (и даже диктатура пролетариата в союзе с крестьянством), но и любая демократия не гарантирует от прихода к власти «разнокалиберных» диктаторов и мимикрирующих тиранчиков, окрашенных в разные цвета и пользующихся различной риторикой фашиствующих мерзавцев. 


                ***

             А теперь вернёмся в девятнадцатый век. 
    Молодой Роллан видел, во что превращается современное искусство – и это вызывало у него тревогу, огорчение. Искусство сворачивало в какой-то внешне приукрашенный, но мрачный по сути своей тупик. Он ясно видел, что всё общество уводят в тупик не представители искусства, а буржуазная цивилизация, насквозь лживая и построенная на современном рабстве – завуалированном, а подчас и грубом, откровенном, циничном, жестоком. 
    Молодой писатель бросил вызов лицемерию в искусстве, приукрашивающем реальность. Он поставил своей задачей создавать новое Искусство – мужественное, избавленное от украшательства, правдивое и последовательное.  Новаторство Роллана приобрело важнейшее значение именно потому, что прорвалось за рамки эстетического протеста, выражая протест социальный, протест порабощённых миллионов против власти кучки богачей. 

    В конце 19-го века Франция всколыхнулась (и молодой писатель не мог пройти мимо этой волны). «Дело Дрейфуса» обнажило противоречия капитализма и дало повод к тому, что народное недовольство вылилось на улицы Франции. Стало совершенно ясно, что «буржулики» всеми силами старались скрыть правду о своей сущности. Оказалось, что даже в самых демократических республиках господствуют на деле не декларируемая справедливость и равенство («шитая белыми нитками»), а террор и диктатура буржуазии.  Террор и диктат банкиров и лавочников, захвативших власть, открыто проявлялся каждый раз, когда эксплуататоры чувствовали угрозу своему кошельку, своей власти.  Выражение о «хищном оскале» может показаться тривиальным, избитым, но «дело Дрейфуса», как лакмусовая бумажка, проявило постоянную готовность буржуазии продемонстрировать этот самый, злобный оскал.  В этот период Франция была близка к состоянию гражданской войны, а буржуазия готова была пойти на массовые убийства граждан.   

    Благодаря вере в социализм отвращение к буржуазному обществу не носило у молодого писателя пессимистического характера. Вот, послушайте, как рассуждал он о своём предназначении: 
    «…Быть может, социализм станет для меня хлебом насущным, в котором так нуждается мой дух… Я хочу работать изо всех сил над возрождением искусства, которое …вижу в свете нового идеала. Буржуазное искусство поражено старческой инфантильностью, а это – конец его развития. До сих пор я считал, что искусство обречено на гибель.  Нет, угаснет одно искусство и возгорится иное. Я хочу показать в очерке о социалистическом искусстве предстоящее обновление сюжетов и действующих лиц, гармоническое здоровье… право нового искусства на существование»  (Дневник, сентябрь 1895 года). 

    Ромен Роллан понимал социализм весьма своеобразно. В разнообразных течениях внутри социалистических партий не разбирался и разбираться не хотел – он был «социалистом чувства»! 
    В те годы молодой писатель мало был знаком с теорией марксизма, теорию же социализма считал вообще делом второстепенным, если не третьестепенным. Принимая определённое участие в работе соцпартии, Ромен Роллан убеждения свои определял простой но не очень понятной формулой – «индивидуалистический социализм». 
    Возможно, ему нравилось думать, что его творчество есть некий «протест одиночки». 
    В Истории он ищет примеры великого и героического, чего так не хватает буржуазному обществу, погрязшему в страсти наживы и прочих грехах.  В сентябре 1895 года Роллан оставляет в своём дневнике такую запись: 
    «…У меня не будет недостатка в героях. Где найти более возвышенных героев, как не среди великих европейских революционеров, повсюду преследуемых, гонимых… неукротимых!  Сколько жертв, кажущихся напрасными!.. Нет, они не напрасны, ибо из их крови возникнет новый мир!..» 
    Создавая новое искусство для нового общества, Ромен Роллан в ряде статей (позже они составили его книгу «Народный театр») доказывал, что для создания истинно народного театра нужны лишь энергия – энергия, способная пробудить энтузиазм народных масс – и, разумеется, соответствующий репертуар.
    Увы, смелые замыслы Ромена Роллана остались нереализованными. Пьесы его не ставились, общественной поддержки его идея создания Народного театра не встретила. 
    В своих «Воспоминаниях молодости» Роллан отметил этот этап жизни и творчества такими словами: 
    «…После 1900 года пришлось отвернуться от театра, сохраняя, однако, за собою возможность когда-нибудь предпринять новую вылазку, а пока зарыться, как кроту, в землю, чтобы сквозь тьму подземных ходов прорваться к свету.

    Начало нового века человечества совпало с поворотом в творчестве Роллана.  Писатель испытал полнейшее разочарование в буржуазной так называемой «демократии». Упоминавшееся в этом очерке «дело Дрейфуса» улеглось «на перину идейных компромиссов». А Ромен Роллан, понимая бессилие и призрачность декадентского искусства, отважно развернул программу новой литературы – литературы, не боящейся и не «стесняющейся» реальности. 
    Статью под названием «Яд идеализма», которую он опубликовал в 1900 году, смело можно назвать программным текстом. Роллан говорит в ней о долге писателя перед обществом, о приближении катастрофического морального и социального кризиса, которое настоящий писатель не имеет права игнорировать. Он объявляет войну мистическому отупению, которое на руку лишь правящему классу разнокалиберных «буржуликов» и обслуживающим их политическим шакалам.
    Ромен Роллан смело говорит о том, что писатель должен воспитывать в душах любовь к истине, чувство истины. Истина прежде всего! 

    «Вокруг нас душный, спёртый воздух. Дряхлая Европа впадает в спячку в этой гнетущей, затхлой атмосфере… Мир погибает, задушенный своим трусливым и подлым эгоизмом. Мир задыхается. Распахнём же окна! Впустим вольный воздух!..» 
    Эти строки вошли в предисловие к маленькой книжке и почти сразу стали знаменитыми. Не случайно относительно малая по своему объёму «Жизнь Бетховена» становится как бы предвестником литературной эпопеи Роллана «Жан-Кристоф».  Кажется, писатель наконец-то нашёл своего героя – и не случайно совпадение событий и внутреннего сходства реального Бетховена и вымышленного но долгожданного героя – Кристофа! 
    «Жан-Кристоф» – это воистину роман больших чувств и великих идей. Мощнейший социальный роман, исследующий прежде всего духовную жизнь общества – и отдельных людей, из которых это общество состоит. 
    Мы не будем здесь подробно рассказывать об этой книге Роллана – иначе очерк превратится в школьный или студенческий реферат, «сочинение на заданную тему». Лучше, согласитесь, прочитать самому – и самому, без подсказок, даже самых справедливых, составить собственное мнение.  Отметим лишь, подводя своеобразный итог, что писатель – а вместе с ним и Читатель – убеждается:  в этом бесстыдном и циничном, подлом и лицемерном буржуйском обществе честному художнику никогда не позволят свободно творить и расти, не дадут по-настоящему расправить крылья.
    «Бунт», «Ярмарка на площади», «В доме», «Неопалимая купина», «Грядущий день» – названия этих и других книг эпопеи Роллана во многом говорят сами за себя. В них ест место и уважения к настоящим героям, лучшим представителям народа – и глубочайшее презрение писателя к политиканам, обслуживающим буржуазию, подобно представительницам «самой древней профессии». 
    Здесь надо, безусловно, в который раз отдать должное писателю, который безошибочно различал гниль и трупный смрад под лживой, пёстро разукрашенной оболочкой.  Это ведь не каждому дано – далеко не каждому! 
    В обращении «К друзьям Жан-Кристофа» (1909 год) Ромен Роллан говорил: 
    «…Необходимо изложить обстоятельства, при которых я начал этот цикл.
    Я был одинок. Как многие во Франции, я задыхался в морально враждебном мне мире, я хотел дышать, я стремился бороться с этой нездоровой цивилизацией, с этим растленным мировоззрением людей, которые считались «избранными», которым хотелось сказать:  «Вы лжёте, вы не представляете собой Франции».   
    Надо упомянуть и о том философском своеобразном богоискательстве, которое Читатель может заметить на страницах последней книги эпопеи – «Грядущий день». 

    Знаменитый писатель-фантаст Герберт Уэллс высказал в своё время умнейшее и проницательное суждение о книгах эпопеи Роллана. Уэллс искренне приветствовал появление этих книг и, отметив безусловно новаторский характер прозы Ромена Роллана, заметил, что смелая и своеобразная форма литературной эпопеи даёт возможность грандиозного, широчайшего охвата действительности, воссоздавая правдивую и объективную картину реального мира.  Реального – а не размалёванного рекламными красками лицемерной буржуазии, пускающей золотую пыль в глаза, которая ослепляет и отупляет как молодёжь, так и людей старших поколений.   

    Одновременно с литературной эпопеей «Жан-Кристоф» формировался и другой цикл – «Жизнь великих людей».  О «Жизни Бетховена» уже заходила речь в этом очерке (и цитатой из неё очерк завершится). Но была ещё и «Жизнь Микеланджело». Прочитав её, мы начинаем понимать, что далеко не все задумки талантливого художника и скульптора осуществились, да и сам он далеко не идеален. 
    И всё же… Ценою великих мук и ужасающего одиночества Микеланджело достиг осуществления пусть лишь некоторых своих творческих замыслов – но и одной из этих, как сейчас модно говорить, «реализаций» с лихвой хватило бы для великого итога жизни целой шеренге людей. 
    Талантливому перу писателя принадлежит и «Жизнь Толстого», и много иных произведений. Жаль, осталось неосуществлённым (и здесь видится некая параллель с путём великого Микеланджело) жизнеописание героя борьбы за независимость Италии – Гарибальди. 

    Ромен Роллан считал, что на судьбы миллионов людей во всём мире оказали огромное влияние революционные события в России. Мы можем добавить, что и на его собственной судьбе сказалось влияние великой революции – оптимистичной и трагичной одновременно, как, собственно, и все великие события Истории (что, впрочем, сейчас с пеной у рта отрицают буржуазные и националистические «акулы пера», не говоря уже об акулах неонацизма). 
    Ещё в марте 1917 года он отправил в Россию приветственное письмо, которое вскоре тысячи людей смогли прочитать в газете «Правда»: 
    «…Русские братья! Вы только что разбили цепи и одним прыжком догнали революционную Францию. Стремитесь же превзойти её и завершить ваше и наше дело и дать Западу пример великого, свободного сплочения народа, который отбрасывает и укрощает всех империалистов… Не убаюкивайте себя. Избегайте всяких эксцессов, которыми неизбежно воспользуется реакция. Чтобы победить, установите порядок и дисциплину. Будьте справедливы, спокойны, тверды, терпеливы… Камень за камнем воздвигайте несокрушимую крепость. Продвигайтесь шаг за шагом вперёд и никогда не отступайте. Вы трУдитесь во имя свободы всего мира. И пусть за вами последует весь мир, пробуждённый вашим голосом». 
    А большевиков Роллан вскоре назвал людьми Коммуны, людьми, которые воплощают великую революционную трагедию. 
    «…Победа русской революции кажется нам необходимым условием всей будущности Европы» (эти строки Роллан оставил в своём дневнике 6 декабря 1917 года).
    В общем, дорогие друзья, вряд ли вы будете отрицать, что в европейском социализме 21-го века (и речь идёт не только о странах так называемого «скандинавского социализма») есть большая, огромнейшая заслуга России ХХ века – особенно революционных событий 1917 года!.. 


                ***

    Возвращаюсь к «Жизнь Бетховена», вернее, к той части её, где речь идёт о последних годах жизни великого композитора. 
    Годы брали своё, но примирения с подлой действительностью, глубокой порочностью и продажностью богачей и чиновников, «благородных» вельмож и прочей дрянью – к счастью, не происходило.
    Показателен такой случай, отражённый в письме Бетховена Беттине фон Арним (значительную часть письма приводит в своём сочинении Ромен Роллан): 
    «…Короли, принцы могут заводить себе наставников, учёных и тайных советников, могут осыпать их почестями и орденами, но они не могут создавать великих людей, таких людей, чей дух поднимался бы выше этого великосветского навоза… И когда два человека сходятся вместе, двое таких, как я и Гёте, пусть все эти господа чувствуют наше величие.  Вчера мы, возвращаясь с прогулки, повстречали всю императорскую фамилию. Мы увидали их ещё издали, Гёте… стал на краю дороги.  Как я ни увещевал его, что ни говорил, я не мог заставить его сделать ни шага. Тогда я надвинул шляпу на самые брови, застегнул сюртук и, заложив руки за спину, стремительно двинулся в самую гущу сановной толпы. Принцы и придворные стали шпалерами, герцог Рудольф снял передо мною шляпу, императрица поклонилась мне первая.  Великие мира сего знают меня. Я имел удовольствие наблюдать, как вся эта процессия продефилировала мимо Гёте. Он стоял на краю дороги, низко склонившись, со шляпой в руке. И задал же я ему головомойку потом, ничего не спустил...»
    Между прочим, великий Гёте, похоже, не смог простить этого эпизода Бетховену.  После «царственного инцидента» Гёте говорил Цельтеру:  «…Бетховен, к несчастью, существо совершенно необузданное;  разумеется, он прав, говоря, что мир омерзителен, но так ведь не сделаешь мир более приятным ни для себя, ни для других. Однако его надо извинить и пожалеть: он глухой». 
    Кажется, на самом деле Гёте не извинил его (а за что? – спросим мы), и не пожалел;  вышеприведенная «филиппика», возможно, сквозит лицемерием.  По крайней мере, как свидетельствует в своей книге «Жизнь Бетховена» Ромен Роллан, «…В дальнейшем Гёте ни в чём не проявил неприязни к Бетховену, но и НИЧЕГО для него не сделал:  полное молчание о творениях Бетховена, ни одного упоминания его имени. Втайне Гёте восхищался музыкой Бетховена и одновременно страшился – она приводила его в смятение;  Гёте боялся, что под её влиянием утратит то душевное равновесие, которого он добился ценой стольких усилий и которое, вопреки ходячему мнению, было ему отнюдь не свойственно. Он не признавался в этом другим, да, быть может, и себе самому». 

    Вот так порой у многих людей (осторожных и умеющих приспосабливаться к любым «демократическим лидерам» или монархам, тиранчикам областного или районного масштаба) стремление остаться в спокойном болотце, затянутом вонючей тиною, перевешивает понимание необходимости перемен, очистки отравленного, затхлого «водоёма»…
    У многих – но не у Бетховена!  И не у Ромена Роллана! 
 




                ***