Русь! Куда мчишься ты?

Миражи, миражи, миражи
Встали вновь на тропе караванной.
Расскажи, расскажи, расскажи,
Как ступить на тот берег желанный!
   Он однажды возникнет не только в неясной дали
   Мы по желтым пескам за живою водою пришли...
   Но пока и моря, и домов этажи -
     Это все миражи... миражи.

(Иосиф Кобзон (за кадром): песня из к/ф «Человек меняет кожу»).



1.
    В 1850 –е годы больше половины экспорта США составлял ХЛОПОК, а банк «Пибоди и Ко» наряду с тем, что для своих клиентов заключал торговые сделки, связанные с хлопком, торговал также и в собственных интересах. Молодой Джон Пирпонт (Морган)  в письме кузену Джиму Гудвину  с гордостью цитировал слова английского АД(мира)ла: «Случись война с кем угодно, британский флот будет в этой войне самым грозным оружием... Но, к сожалению, у Соединенных Штатов есть один корабль, против которого вся наша военно-морская мощь бессильна. И этот корабль называется «ХЛОПОК».
И так случилось, что когда англо-французский флот, подошел в сентябре 1854 года к Севастополю, он оказался во много раз мощнее и технически совершеннее Черноморского. Чтобы не допустить его прорыва в гавань, поперек фарватера было затоплено 5 линейных кораблей и 2 фрегата. Экипажи вместе с корабельной артиллерией отправились защищать бастионы. Из экипажей было сформировано 22 батальона...

    Только спецназовец русской литературы Лев Толстой не мог рассказать им, что «землевладелец — вот истинный распределитель щедрот земных, вот истинный кассир промышленности»... потому, как это было бы некстати, а с другой стороны – это утверждение физиократов полностью устраивало Екатерину II, крупнейшую землевладелицу Европы. И в своем знаменитом «Наказе» она не уставала повторять: «Земледелие есть первый и главный труд, к которому поощрять людей должно». И так прочно укоренилась эта мысль в головах не только русских высокопоставленных чиновников и помещиков, но и западноевропейских теоретиков, что даже учение Адама Смита, направленное против учения физиократов, непостижимым образом оказалось согласным с ним, когда дело дошло до судеб России. В противоположность физиократам Смит считал основой народного богатства не землю, а труд. Ему, в частности, принадлежит тот знаменитый пример, который вошел во все учебники политэкономии: о том, как разделение труда при изготовлении швейных игл даст колоссальный выигрыш в производительности. По-видимому, этот пример навел Смита на мысль о том, что во всечеловеческом ансамбле целые государства могут играть роль своего рода специализированных работников. Так, в одной стране может быть особенно выгодно производить избытки железа, в другой — тканей, в третьей — хлеба. Тогда каждая из них может не развивать у себя производство всех видов продукции, а обменивать произведенный в избытке продукт на те изделия, которые в избытке изготовляют соседние страны.
«Спеша к практическим выводам… — писал Менделеев (письма и кидал их в Лету), — А. Смит и особенно его последователи чересчур развили понятие о пользе специализации труда, и дело дошло до того, что между странами думали видеть потребность специализации усилий. Оттуда и родилось учение о том, что Россия есть страна «земледельческая» и даже специально «хлебная». На этом, в сущности, и основывается вся русская промышленная отсталость».

И тогда Валентин Пикуль вдруг заметил, как в самом начале двадцатого века на пасмурном горизонте БЮРОКРАТИЧЕСКОГО Санкт-Петербурга НЕЧАЯННО взошла новая звезда – молодой блестящий правовед, князь Сергей Яковлевич Мышецкий...
   «На обеде в яхт-клубе Мышецкий случайно познакомился с П.А. Столыпиным (вскоре назначенным гродненским губернатором). Густая с ранней проседью борода, жгучие цыганские глаза, розовые оспины на изможденном лице – все это произвело на молодого чиновника сильное впечатление. Особенно же – речи Столыпина.
– Мне говорят: великие события! – выкрикивал он, сводя в кулачок хрупкие пальцы. – А я говорю: нет, мне не нужны великие события, а – великая Россия! Жиды, сволочи, проститутки... Что вы знаете о величии страны? Хлеб – вот сущность русской нации! Дайте нам хлеба, горы хлеба, и Россия вот таким толстенным караваем сядет на всю Европу... А что нужно для этого? Крепкое фермерское хозяйство, и только! Здоровый богатый мужик, окруженный семьей и забором, – вот мой идеал...»

   Такой, значит, грозный корабль решил построить Столыпин... пока японцы готовили роллы!  и читали опубликованную в 1889 году журнальную статью «Хозяева Соединенных Штатов», в которой рассказывалось, что средний ежегодный доход ста самых богатых людей страны составляет от 1,2 миллиона долларов до 1,5 миллиона (доходы европейских монархов были существенно ниже), в то время как восемьдесят процентов семей США имели доход меньше пятисот долларов в год. Выходцев с ЮГА среди новых миллионеров НЕ БЫЛО, и лишь немногие обитали в Новой Англии – в конце Х!Х века самые крупные состояния были сделаны на железных дорогах, в промышленности и финансах, а центрами формирования капиталов являлись Нью-Йорк, Пенсильвания, Иллинойс, Огайо и запад...

2.
   По странному стечению обстоятельств, великий  русский химик не имел возможности ознакомиться с трудами великого пожирателя мифов... Да, может оно и к лучшему! Как говорится в священном писании: «меньше знаешь, больше веришь». Но Владимир Мединский не лукаво бодрствуя, ОТВественно  заявляет с колокольни исторических наук ХХ! века, что «миф об отсталости России очень любили большевики... Вряд ли Лев Троцкий и его соратники по ЦК читал Лейбница... Похоже, лет с тридцати они вообще ничего, кроме самих себя, не читали и тем более не почитали. Но утверждали примерно то же самое, что и Лейбниц: и по части необходимости "регулярного государства", и по части отсталости России».
В данных персонажах, раскрасневшихся, как клубника, невозможно обнаружить элементарных патриотических когниций... и важным для нас остается малиновый звон... «В области химии приоритет России несомненен уже за счет авторитета Д. И. Менделеева. Словно назло "ПРОГРЕССИВНЫМ" людям, был он религиозен и патриархален, любил моченые яблоки и квашеную капусту, ему нравилась церковная служба и неторопливые беседы за самоваром о жизни и о науке. Очень русский, подчеркнуто русский человек! При том - консерваТОР. Убежденный монархист и традиционалист, слуга русского народа и царя-батюшки». – делает заключение доктор исторических наук Владимир Мединский!
«Словно назло «ПРОГРЕССИВНЫМ» людям трудился в свое время Трофим Лысенко...» - мог бы подумать нехороший человек (ГЛАВный РЕДиска), но неожиданно для всех, отец белого генерала Петра Врангеля и искусствоведа Николая Врангеля, российский предприниматель барон Николай Егорович Врангель (1847—1923), решил рассказать историю о «Сумасшедшем изобретателе»... а зачем? Да, кто ж его знает...
«Знаменитый психиатр профессор Гризингер, которого я часто встречал у моего друга профессора экономики Дюринга, впоследствии знаменитого философа, разрешил мне посещать его лекции, хотя я и не был студентом медицины. Особенно интересными были те, на которых он говорил о сумасшедших. Одним из них был американский полковник, убежденный в том, что он великий изобретатель. Как человека, не представлявшего опасности для общества, его выпускали погулять из клиники “Шарите”, и он начал заходить ко мне в гости. Он говорил часами о своих изобретениях, рисуя машины и записывая химические формулы, в которых я ничего не понимал. Он особенно утомлял и раздражал меня разговорами о каком-то взрывчатом веществе, эффективность которого якобы превышает эффективность пороха. Динамит был изобретен только через два года.
   Спустя много лет, приводя в порядок свои бумаги, на каком-то обрывке я обнаружил одну из написанных им формул. Так получилось, что в это время ко мне зашел в гости профессор химии Томского университета Рубалкин. Я показал ему сохранившуюся запись:
— Угадайте, что это такое?
Он глянул.
— Тут и угадывать нечего, это формула динамита».
    Мало того, что пути Господни неисповедимы, так еще находятся светила гуманитарных наук, в чьих руках знания, пострашнее динамита... и православным сталинистам уже не важно, о чем еще так не давно говорили некоторые Лауреаты Сталинской премии... в зависимости от ситуации, их мысль ныряет то в святоправославные воды, то весело резвится в монархических молочных реках, то осторожно двигается по кисельным берегам Беломорканала имени Сталина, наблюдая за движением парохода «Чекист»... 
    И тогда будущий молодой химик, готовясь к ЕГЭ, словно назло «КОНСЕРВАТОРАМ», пытается выяснить подлинную сущность «церковной службы и неторопливых бесед (Дмитрия Ивановича Менделеева) за самоваром о жизни и о науке». Он берет книгу  русского советскогоя и публициста, Лауреата Сталинской премии второй степени (1951)  Олега Николаевича Писарже;вского (1908 — 1964) и самостоятельно читает: «Всем известно, что русский исследователь Н. Н. Зинин еще в 1842 году открыл простой и удобный способ получения нового вещества «фениламина». Фениламин теперь можно добывать из каменноугольной смолы (точнее, из нитробензола, то есть простейшего производного бензола). Фениламин называют иначе анилином, так как он впервые получен при разложении приятной для глаза глубокого синего тона растительной краски «индиго», которая по-испански называется «аниль». Менделеев, конечно, не может предвидеть, что анилин впоследствии будет получаться во всем мире миллионами тонн, что на его основе удастся создать лекарства от множества болезней, на анилине будет работать гигантская промышленность красок и фотографических проявителей. Автор заметки «Новое красильное вещество» – химик XIX века. Он не занимается пророчеством. Он отмечает очередной факт роста науки своего времени. Вот этот факт: Молодой химик Перкин берет анилин и на его основе случайно создает новое красящее вещество - мовеин. Мовеин – первая, искусственным путем полученная, краска. В важнейшей области технологии это первая решающая победа лаборатории над природой. Стоит поразмыслить над этим фактом!.. Иной читатель «Журнала министерства народного просвещения» мог бы сказать: ну что ж, это хороший факт. Отличный ученый Виллиам Перкин, – да преуспевает он счастливо во всех своих достойных делах, – разумеется, он двигает своими трудами науку. Но почему ее, эту науку, по пути к Великобритании и Германии двигал русский, а по пути к промышленности и жизни ее удалось сдвинуть только англичанину? Это происходит именно потому, что у нас нет еще основы для деятельности русских Перкиных. У нас нет химических заводов. Вот на какие размышления хотел бы натолкнуть своих читателей научный корреспондент «Журнала министерства народного просвещения» Менделеев. Спор о судьбах химии еще не перерастал в спор о судьбах страны, но Менделеев пользовался своей временной трибуной, чтобы почти без обиняков высказать обуревающие его идеи. «Стремление использовать отвлеченные выводы науки в действительной жизни, – писал он в том же журнале, – есть замечательная черта нашего времени, великий шаг вперед. Эта благодетельная связь науки с жизнью может объяснить те громадные успехи современного общества, то удивительное развитие, которым, по справедливости, может гордиться XIX столетие. Поэтому, если мы уважаем и преклоняемся перед философами, которые своими исканиями открыли истину и подарили ее миру, то мы должны, не менее того, быть признательны человеку, который приложил ее к практике и сроднил с жизнью народа…» Вскоре у Менделеева появляются уже и непримиримые враги. Он их называет, пользуясь для этого любым поводом, даже библиографическими заметками. С негодованием он говорит о тех, кто цедит сквозь зубы, что заниматься промышленностью «не дворянское дело». В статьях, рецензиях на новые книги, в заметках Менделеев откликается на отголоски закипающих вокруг него страстей. Но он не пускается в отвлеченные словопрения с людьми, которые пытаются заклинаниями удержать ход истории. «Довольно говорить о прошлом!» – восклицает он в обзоре новинок экономической литературы, вырываясь смелой мыслью за пределы 1857 года, когда были написаны эти строки. «Перед нами открывается новое время, обещающее много в будущем, время, в котором обнаружилось уже столько утешительного. Фраза, что все принимает у нас движение, и наука, и литература, и общественная жизнь - слышна из всех уст.  (Крымская) война доказала необходимость изменений в нашем народном хозяйстве». Он спешит, он всегда спешит, ЭТОТ  НЕУКРОТИМЫЙ ВИТЯЗЬ ПРОГРЕССА».
3.
«Пока не было идеи прогресса, не было и идеи отсталости. В русских могли видеть людей нелепых, неприятных, малокультурных... но эти непривлекательные черты были их особенностью, а не следствием отставания» – утверждает автор «Мифов о России» Владимир Мединский. - Я не настаиваю ни на одном "правильном" решении этих и многих других вопросов. Но ведь их никто никогда и не ставил. Понимание собственной истории обеднялось, сложнейшие процессы сводились к элементарным схемам. Это первый страшный вред мифа о русской отсталости.
Первыми стали говорить об отсталости России все тот же Лейбниц и ученики его школы. Те самые - творцы идеи "регулярного государства". И заговорили они об отсталости с подачи... нас самих, точнее непосредственно Петра I и "его команды"...»
 
      Трудно не согласиться, но на всякий случай,  когда сегоДНЯ «Тагил рулит», я стараюсь с почтением отойти в сторонку... «"Русь! Куда мчишься ты?", - спрашивал Гоголь. "Под косогор, голубчик! В пропасть!" - могла бы ответить ему Русь. Гоголь немного не дожил до Крымской войны, - Россия скажет миру новое слово! - проповедовали славянофилы. И она сказала... Многие славянофилы могли еще его слышать... На великий акт освобождения от крепостной неволи народ - свободный народ! - ответил: 1) быстрым развитием пьянства, 2) быстрым развитием преступности (поджоги, потравы, деревенская поножовщина), 3) быстрым развитием разврата, 4) быстрым развитием безбожия и охлаждением к церкви, 5) бегством из деревни в города, прельщавшие не недоступным знанием, а доступными притонами и кабаками, 6) быстрою потерей всех дисциплин - государственной, семейной, нравственно-религиозной и превращением в нигилиста. "Новое слово", сказанное Россией миру, оказалось отрицанием всех хороших слов, сказанных когда-то человечеством, отрицанием Бога-слова. Сначала новое слово было сказано свободнейшим классом России, дворянами-нигилистами, - интеллигенцией русской и затем тысячеголосым эхом было поддержано простонародьем. Вот куда рванулся освобожденный сын Божий, народ!» Это последнее, что успел заметить один из идеологов русского национального движения, консервативный писатель и публицист Михаил Осипович Меньшиков (1859-1918), прежде чем был раздавлен «особенностью, а не следствием отставания»...
    Другой русский религиозный философ, литературный критик и публицист Василий Васильевич Розанов (1856-1919) перед кончиной открыто нищенствовал, голодал и в конце 1918 года  порадовал русского читателя «Апокалипсисом сегоДНЯ»... и русский читатель с недоумением заметил, как «Русь слиняла в два дня. Самое большее — в три. Даже “Новое Время” нельзя было закрыть так скоро, как закрылась Русь. Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей. И собственно, подобного потрясения никогда не бывало, не исключая “Великого переселения народов”. Там была — эпоха, “два или три века”. Здесь — три дня, кажется даже два. Не осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска, и не осталось рабочего класса. Чт; же осталось-то? Странным образом — буквально ничего. Остался подлый народ, из коих вот один, старик лет 60 “и такой серьезный”, Новгородской губернии, выразился: “Из бывшего царя надо бы кожу по одному ремню тянуть”. Т. е. не сразу сорвать кожу, как индейцы скальп, но надо по-русски вырезывать из его кожи ленточка за ленточкой.
И чт; ему царь сделал, этому “серьезному мужичку”.
Вот и Достоевский...
Вот тебе и Толстой, и Алпатыч, и “Война и мир”».
   Вот тебе и спецназ русской литературы...  «Да уж давно мы писали в “золотой своей литературе”: “Дневник лишнего человека”, “Записки ненужного человека”. Тоже — “праздного человека”. Выдумали “подполья” всякие... Мы как-то прятались от света солнечного, точно стыдясь за себя. Собственно, никакого сомнения; что Россию убила литература. Из слагающих “разложителей” России ни одного нет нелитературного происхождения. Трудно представить себе... И, однако, — так... Человек, который стыдится себя? — разве от него не застыдится солнце? — Солнышко и человек — в связи. Значит, мы “не нужны” в подсолнечной и уходим в какую-то ночь. Ночь. Небытие. Могила» – прошептал Розанов и умер...
   Да, только автор «НАРОДНОЙ МОНАРХИИ», русский исторический писатель и публицист Иван Лукьянович Солоневич (1891-1953 (Уругвай)) не желал умирать! Добравшись до Уругвая, он принялся сеять семена, которые однажды должны были дать обильный урожай... благодаря чернозему духовного агрария Владимира Мединского! И, конечно, речь здесь не идет о ПЛАГИАТЕ! Речь здесь идет не спеша о том, что «Горькие создавали МИФ О РОССИИ и миф о революции. Может быть, именно их, а не Гитлера и Сталина следует обвинять в том, что произошло с Россией и с революцией, а также с Германией и с Европой в результате СТОЛЕТНЕГО МИФОТВОРЧЕСТВА...» - сказал Солоневич! И сразу же все встало на свои места... а Соловьев и Киселев сели на свои... «Народная монархия» Солоневича – это ТЕЗИС. Однако, школьникам нужен антитезис!  И они вспоминают, что  в Нью-Йорке в 1953 году вышла книга русского публициста, философа и экономиста Николая Владиславовича Вольского (Псевдоним Н.Валентинов) (1879—1964) где в связи с санкциями было «Ныне в Кремле объявлено, что все мировые открытия и изобретения сделаны в СССР — России, она венец мировой культуры...». Это АНТИТЕЗИС черным мифам о России! Гений Владимира Мединского в том и заключается, что он сумел осуществить качественный СИНТЕЗ!  И Гоголь мог бы снова задаться вопросом: "Русь! Куда мчишься ты?" 
Однако, гендиректор "Олма-пресс" Дмитрий Иванов (бережно) отнес "Мифы о России" к числу наиболее успешных коммерческих проектов издательства. "Мы любим яркие книги с собственным лицом,— говорит Дмитрий Иванов.— "Мифы о России" уже второй год возглавляют хит-парад документальных бестселлеров — лишнее свидетельство того, что книга попала в яблочко". И, главное, что "Никакой политики тут и рядом не стояло,— уверяет издатель.— Можно профинансировать книгу, но заставить людей ее покупать никакая пропагандистская машина не в состоянии, уверяю вас".
— Я бы с удовольствием взял заказ на написание конкретно этой книги и от Кремля, и от партии, и от ФСБ, и от КГБ, да хоть от черта лысого,— вздыхает Владимир Мединский.— Потому что это правильная, нужная книга, и я искренне верю в каждое написанное мною слово.
    И читатель должен верить! Иначе не победить нам всех наших врагов! А враги наши не жалеют своих черных чернил... «И вот рядом с самообожающей похвальбой англичан да немцев – пишет Дмитрий Иванович Менделеев «По поводу японской войны» - выступили недавно японцы и ну нас корить всеми нашими недостатками и похваляться своими прирожденными, а особенно вновь приобретенными достоинствами, начиная с того, что они-де лет в тридцать приблизились к современному совершенству, начиная с парламентаризма, больше, чем мы успели в два столетия, а потому стали похваляться и взаправду верить, что они нас побьют, хотя их всего около сорока пяти миллионов, а у нас около ста сорока. Хвастливой похвальбы немало слышали мы ранее, но шла она с Запада, от наших ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫХ УЧИТЕЛЕЙ, к ней мы привыкли, а тут не из тучи гром расшевелил наши просонки...»

4.
   Видимо Дмитрий Иванович понятия не имел, что «второй и не менее страшный (миф) - человек учился считать Запад неким непререкаемым эталоном. Все, что происходит в странах Запада, воспринимается как образец для подражания, притом даже самые уродливые вещи. Если в России пока нет регистрации однополых браков или свободной продажи наркотиков, значит, просто мы пока "не доросли" до этого. Отсталые, что поделать. Ну ничего, постепенно разовьемся и начнем жить "как во всех цивилизованных странах"».
    Безусловно, "Нет такой дурной книги, из которой нельзя бы научиться чему-либо хорошему",  - говорил Гёте. И эхом вторил ему русский философ, психолог и публицист Пётр Евгеньевич Астафьев (1846—1893), рассматривая «Генезис нравственного идеала декадента   Ницше: pro et contra. Антология». Однако, совсем о другом писал психолог Астафьев в своем письме предпринимателю-славянофилу Александру Александровичу Пороховщикову (1833—1918):  «Не еврейство, как совокупность известных личных и племенных сил, потребностей, богатств и т.п., составляет для вас объект борьбы, но еврейство как преимущественный носитель и выразитель тех исключительно утилитарных и положительных начал, которыми в наше время живёт и движется громадная часть и нашего, христианского только по названию общества. Эта часть есть чуждая всякого идеала, религиозного, политического и народного, не признающая ничего, кроме себялюбивых стремлений особи к благополучию, исключительно социальная буржуазия. Везде она была силою только разрушительной: везде она была средой, в которой выросли и окрепли стремления, расшатавшие понемногу и старую государственность, и религиозность, и национальное сознание. Выступив на историческое поприще на западе в XVII веке, узаконенная и облечённая всякими правами первою французскою революцией, захватившая в XIX веке, в, свои руки, путём распространившегося повсюду парламентского режима и представительства и государственную власть, — она теперь, в конце века, расшатала конституционное государство, сделав его „правительством партий", УБИЛА В ЗАПАДНОМ ОБЩЕСТВЕ всякую веру, всякий бескорыстный идеализм, обесцветила  и опошлила характеры, очистила почву для всемертвящего пессимизма. Тем же является эта представительница отрицающей всякие идеалы себялюбивой особи, космополитическая и чисто социальная сила буржуазии и у нас, в России. В нашей истории она всегда, как вы не раз указывали, была ничем только паразитным и ничтожным наростом. Не она принимала участие в работе сложения и укрепления русской государственности; не она участвовала и в спасении этой погибающей государственности и народности в тяжёлые моменты исторических испытаний; не она произвела что-нибудь и в нашей церковной жизни и в нашей науке и искусстве. Всё это создавал и выносил на себе богатырь-идеалист — русский народ земледелец и землевладелец, всего менее буржуазный по своим стремлениям и силам, и буржуазия, как силы, в истории нашей за всю прожитую тысячу лет вовсе не было. Появилась она у нас лишь при первых попытках самоупразднения государства, в подражание „просвещённому западу", со второй половины XIX века, на наших глазах. Её безыдейные и себялюбивые, антигосударственные и космополитические инстинкты и в России остаются те же, какими они окончательно выяснились на западе, т.е. не созидающей творческой силой, но поедающей лучшие соки народа, разрушающей и его духовную и его политическую жизнь, на что вы так прямо и так упорно указываете вашими сильными и, главное, верными доказательствами. Так вот против нашествия этой-то грозной разрушительной силы буржуазии и боретесь вы, в конце концов; борьба же против еврейства, наиболее ярко и полно выражающего жизненные начала буржуазии, в той борьбе составляет только крупный, но не первостепенный эпизод...»
   И «Когда Ницше плакал» на страницах американского психотерапевта, профессора психиатрии Стенфордского университета Ирвина Ялома, Василий Розанов говорил, что «Москва слезам не верит»... а тем более она не поверит, читая письма русского психолога Астафьева, в его  бессознательный страх перед «героем из неясного, но всегда прекрасного и тревожащего воображение  будущего...?» Конечно, это были не «Бесы» Достоевского... проникающие в святую реальность... И даже не  “Новые русские”... С новыми русскими людьми, продуктом 1860-х годов, Николай Егорович Врангель «познакомился еще до возвращения в Россию. Во времена Николая I получить право на выезд за границу было крайне затруднительно, но вскоре после воцарения Александра II паспортные стеснения были значительно облегчены и русские буквально наводнили Европу. Большинство из них были людьми вполне старого закала, но уже не благодушествующие, а разочарованные, пережитки минувшего. Но были и другие, совершенно нового типа люди. Эти другие демонстрировали бурный энтузиазм ко всему новому и абсолютное принятие его. В реформах они видели восход лучшей эры, и вся их энергия уходила на подражание европейцам-либералам. Некоторые из них в своем энтузиазме были честны, но были и такие, которые только притворялись, пытаясь приспособиться к новым условиям. Но и первые и вторые производили странное впечатление, вызывая в памяти образ человека, облаченного в нечто, состоящее из разного цвета и размера лоскутов. Новые идеи они проглотили и, желая произвести определенное впечатление, демонстрировали свою приверженность им. Но по сути своей они оставались теми же самыми. И те и другие были так называемые половинчатые люди, те общественные флюгарки, к которым причислить нужно большинство людей, поворачивающихся туда, куда ветер дует...»

Никто из этих людей не мог претендовать на роль нового человека... а потому, бессознательный страх мог вызывать только ИНЖЕНЕР! Видимо, сочувствующий крестьянам русский помещик хорошо знал, как в далекой, ненавистной Америке в возрасте 27 лет Илай Витни однажды отправился работать преподавателем в Южной Каролине, но случайно встретившись со вдовой генерала Натаниеля Грина принял её предложение работать поверенным на плантации в Джорджии. На плантации Витни столкнулся с проблемой очистки сортов нагорного хлопка-сырца (upland seedcotton). Эти сорта хлопка были неприхотливы, но требовали трудоёмкого ручного труда для разделения хлопкового волокна и мелких твёрдых семян. Витни сконструировал машину хлопковый джин, позволившую в несколько раз увеличить производительность труда. Нити сита удерживали семена, в то время как барабан с изогнутыми проволочками-крючками отрывали волокна, вращающаяся щётка снимала волокна с крючков барабана. 14 марта 1794 года Илай Витни получил патент на хлопкоочистительную машину. Изобретатель и его компаньон Финеас Миллер (Phineas Miller) пытались собирать с плантаторов часть обработанного хлопкового волокна за использование изобретения. Производство хлопка увеличилось в сотни раз, но большинство плантаторов игнорировало патент. Многочисленные судебные дела не увенчались успехом, и в 1801 году Витни и Миллер решили договориться с хлопковыми штатами об уплате единовременной суммы, но только два штата согласилось на такую форму оплаты, а основная часть собранных денег ушла на покрытие судебных издержек и долгов. Витни решил оставить хлопковое дело и возвратиться на Север, в город Нью-Хейвен(Штат Коннектикут).
   
   Такие горе-герои конечно же не нужны труженику-хлебопашцу!!!

    Никто из героев Жюля Верна – ни капитан Гаттерас, ни профессор Лиденброк, ни Жак Паганель,  ни доктор Клоубони, ни динамичные яйцеголовые артиллеристы балтиморского «Пушечного клуба», да что уж там, и сам капитан Немо – никто из них, никто не может претендовать на роль нового человека.
   Все они – из уходящего мира.
   Они действуют сегодня, но их жизнь принадлежит только прошлому...
Впервые в книге Жюля Верна появляется герой. Настоящий герой. КОТОРОМУ ХОЧЕТСЯ ПОДРАЖАТЬ. КОТОРЫЙ ВОСХИЩАЕТ. Герой из неясного, но всегда прекрасного и тревожащего воображение  будущего... Инженер Сайрес Смит – вот имя нового героя!
 
   
   5.
   Одним из первых идеологов предреволюционного периода, сумевшим реально оценить внутренние и внешние трудности Японии и прагматически отказаться от некоторых морально-этических стандартов прошлого, был Сакума Седзан. В 40-х годах Х!Х в. он являлся советником дайме Санада Юкицура из  Департамента военно-морского флота. Приказание изучать военное дело побудило Сакума поступить в школу Эгава Тародзаэмон. Участие в работе по обеспечению обороны побережья заставило его  обратиться  к европейским наукам. С присущим ему прагматизмом Сакума начал задумываться над различием в целях, преследуемых западными науками и неоконфуцианством. Его больше не удовлетворяли сентенции Фудзита Токо (одного из видных идеологов Мито), утверждавшего, что хотя «варвары (европейцы) и приобрели некоторые знания, но их доктрины следуют пути птиц и диких зверей. Они не должны быть использованы на земле императора». Правда, Сакума отнюдь не ставил вопроса о заимствовании ЕВРОПЕЙСКИХ ОБЫЧАЕВ, он стремился только к упрочению позиций ЯПОНИИ в настоящем и обеспечению ее независимости в мире будущем. Став ярым приверженцем изучения военного дела по европейским образцам, он оставался верен конфуцианской морали. Им была разработана формула «Восточная этика, западная техника», оформившаяся впоследствии в популярный принцип «вакон есай» («японская душа, европейские знания»).
   
     Сакума Седзан был увлечен... и в голову ему не могла прийти мысль, что где-то в России существуют ТРИАДА... Но более странным являлось то, что и французскому социологу и антропологу Лебону (1841-1931) не пришла в голову подобная мысль... несмотря на различия в их черепных коробках... Густав Лебон в своей физике «Психологии народов и масс» утверждал: «Кроме   первобытных   рас   существуют   еще   низшие  расы,   главными представителями которых являются негры. Они способны к зачаткам цивилизации, но  только  к зачаткам. Никогда  им  не удавалось подняться  выше совершенно варварских  форм  цивилизации,  хотя   случай  делал  их  (например,  негров Сан-Доминго) наследниками высших цивилизаций.
     К СРЕДНИМ  РАСАМ МЫ  ОТНОСИМ КИТАЙЦЕВ, ЯПОНЦЕВ, монголов и семитические народы.  Через ассирийцев,  монголов, китайцев,  арабов они создали  высокие типы цивилизаций, которые могли  быть превзойдены одними только европейскими народами.
     Среди высших  рас могут  занимать место только индоевропейские  народы. Как  в древности, в  эпоху греков  и  римлян, так и  в настоящее время, одни только они оказались способными к великим открытиям в сфере искусства, науки и промышленности. Только им мы обязаны тем высоким уровнем, какого  достигла ныне цивилизация. Пар  и электричество вышли из их рук. Наименее развитые из этих  высших  рас,  например,  индусы,  возвысились   в  области  искусства, литературы и философии до  такого уровня, какого никогда не могли достигнуть монголы, китайцы и семиты.
     Между четырьмя большими группами, которые мы только что перечислили, не возможно  никакого  слияния; отделяющая  их  умственная  пропасть  очевидна. Трудности  начинаются  только тогда,  когда  хотят  подразделить эти группы. Англичанин, испанец,  РУССКИЙ ОТНОСЯТСЯ К ГРУППЕ ВЫСШИХ  НАРОДОВ; однако  мы хорошо  знаем,  что  между  ними  существуют очень большие  различия.  Чтобы определить эти различия, нужно брать каждый  народ  в отдельности  и описать его  ХАРАКТЕР...» 
Возможно, психолог и публицист Пётр Евгеньевич Астафьев (1846—1893) смог бы определить эти различия... но описывать характер... тьфу! Есть темы куда интереснее! Например, набивать сеном свободное место в чемодане... пока Энгельс пишет «об антисемитизме»: «В Пруссии распространителем антисемитизма является мелкое дворянство, юнкерство, получающее 10 000 марок дохода, а расходующее 20 000 марок и попадающее поэтому в лапы ростовщиков; и в Пруссии и в Австрии антисемитам хором подпевают гибнущие от конкуренции крупного капитала мелкие буржуа: цеховые ремесленники и мелкие лавочники. И если уничтожает эти насквозь реакционные классы общества, то он делает то, что ему надлежит делать, и делает хорошее дело - все равно, является ли он семитским или арийским, обрезанным или крещеным; он помогает отсталым пруссакам и австрийцам двигаться вперед, способствует тому, чтобы они достигли, наконец, современного уровня развития, при котором все прежние общественные различия растворяются в одной великой противоположности между капиталистами и наемными рабочими. Только там, где этого еще нет, где еще не существует сильного класса капиталистов, а следовательно и сильного класса наемных рабочих; где капитал еще слишком слаб, чтобы овладеть всем национальным производством, и поэтому главной ареной его деятельности является фондовая биржа; где производство, следовательно, находится еще в руках крестьян, помещиков, ремесленников и тому подобных классов, сохранившихся от средневековья, — только там капитал является преимущественно еврейским, и только там имеет место антисемитизм. Во всей Северной Америке, где существуют миллионеры, богатство которых лишь с трудом можно выразить в наших жалких марках, гульденах или франках, среди этих миллионеров нет ни одного еврея, и Ротшильды являются просто нищими рядом с этими американцами. Даже здесь, в Англии, Ротшильд — это человек со скромными средствами по сравнению, например, с герцогом Вестминстерским. Даже у нас на Рейне, откуда мы 95 лет тому назад с помощью французов прогнали дворянство и создали современную промышленность, — где там евреи?»
   Да, всюду! Нам головы морочить не надо...
8 февраля 1904 года грянул первый выстрел японцев. О трениях с Японией все знали, но войны с Японией ни Царь, ни правительство, ни общество не ожидали. Напротив, хотя публика в этом деле осуждала нашу политику, все были убеждены, что маленькая Япония не дерзнет восстать на мощную, великую русскую державу. На объявление войны посмотрели как на смешной инцидент, почти фарс и, смеясь, повторяли: “Знать, моська-то сильна, что лает на слона”.
«Военный министр Куропаткин сам предложил себя в главнокомандующие; - вспоминает барон Врангель, - общественное мнение было за него, и он отправился на Восток пожинать дешевые лавры, предварительно собрав обильную жатву напутственных образов всевозможных святых, долженствующих помочь ему смирить зазнавшегося “япошку”...»
    И, конечно, после просоленного вопроса «Кто виноват», возник новый вопрос: «ГДЕ СТРОИТЬ ФЛОТ?» На дворе 1905 год, а значит, самое время патриотам подумать о главном! И монархист Михаил Осипович Меньшиков берется за перо: «На восстановление флота ассигновано более полумиллиарда. Идет четвертый месяц, как кораблестроительная программа выработана, однако до сих пор не решено, где строить и что. Поистине прав Н. Л. Кладо, доказывающий, что Россия в опасности потерять и новые полмиллиарда, и столь же бесславно, как те, что похоронены вместе с разбитыми и сдавшимися кораблями (См.: Полмиллиарда в опасности // Новое Время. No 10530.). Опасность огромная в том, что за хорошие деньги опять мы выстроим скверный флот и колоссальное ассигнование позолотит лишь кое-какие частные бюджеты...»

Благо, никто не призывает к бойкотам выборов, а тем более, никто из КОНСТРУКТИВНОЙ ОППОЗИЦИИ не кричит: «ДОЛОЙ НАЛОГИ!!!», как это было в Германии в 1848 году. Ведь подобные призывы неконструктивны и даже «бездарны»... Национальное собрание должно сидеть тихо... и тогда его никто и никогда не выгонит... ЖДАТЬ, ЖДАТЬ И ЖДАТЬ, как завещал великий... и, почитывая Карла Маркса, похихикивать над «ЭТИМ ЛЕВЫМ ПЕРСОНАЖЕМ»: «Национальное собрание снова изгнано с помощью вооруженной силы из Кёлльнской ратуши. Депутаты направились после этого в гостиницу Милсиц, где они, наконец, приняли единогласно, 226 голосами, следующее постановление об отказе от уплаты налогов:
«Министерство Бранденбурга не имеет права распоряжаться государственными средствами и собирать налоги до тех пор, пока Национальное собрание не сможет свободно продолжать свои заседания в Берлине.
Это постановление вступает в силу 17 ноября.
Национальное собрание, 15 ноября» Таким образом, с сегодняшнего дня налоги отменяются!!! Уплата налогов является государственной изменой, отказ от уплаты налогов — первый долг гражданина!»

А тем временем Михаил Осипович Меньшиков приводит отрывок из очень длинного письма, присланного ему одним выдающимся корабельным инженером: "Я хочу поговорить о нас, корабельных инженерах, строителях военных судов, о той жалкой роли, какую играем мы в морском министерстве, об угнетенном, тяжелом нашем положении... Это один из корней того великого зла, невольной частью которого являемся мы. Зло это, этот страшный паразит, сосущий драгоценные соки родины, - это наши порты и адмиралтейства. Это гнилые болота, где гибнет все, попавшее в них, где сотни миллионов рублей, с таким трудом добытых народом, бросаются в воду нелепо, бессмысленно... Как не болеть душе человека, чувствующего, что и он тоже часть этого паразита - и, увы, не на деле, правда, но по смыслу -- главная его часть. Он бы должен был быть головой этого тела, управлять им и заставлять его честно выполнять свой долг перед родиной. А теперь голова эта, бессильная, обездоленная, погрязла где-то в разложившемся теле... Теперь, когда все чаще доносится глухой ропот на наш флот, слышишь тяжелое обвинение: "Вы, строители кораблей, ответьте родине, где миллионы, затраченные па флот? Почему у нас нет флота? Почему у нас не суда, а калеки, смешная пародия на флот - защитник государства? В ваши, строители, руки пошли эти миллионы, и что же вы с ними сделали? Где честь у вас и совесть?" Так думает каждый. А мы, строители, забитые, забытые, униженные, оплеванные, лежим на дне гнилого болота, не смея поднять головы, сказать своего слова". 
    Однако, данного русофобского отрывка Меньшикову показалось мало... И, видимо, почувствовав себя Алексеем Навальным он разошелся не на шутку: «Но о морских инженерах поговорим как-нибудь особо. Мне хотелось только сказать, что первый способ восстановления флота - строить его, как встарь, дома и домашними людьми, значит просто бросать миллиарды в "гнилое болото".
    Второй возможный способ постройки флота - заказать его за границей целиком. Возьмут, правда, дорого, но сделают хорошо. Этот способ неизбежен в военное время, но к нему охотно прибегают у нас и в мирное. Дело в том, что без больших хлопот лица, прикосновенные к заказам, получают от 10 до 15% с суммы заказа. C'est simple, comme bonjour (Ясно как день, это проще простого (фр.).), и всем известно, но в доказательство позвольте привести отрывок из письма ко мне одного известного адмирала (еще в начале войны): "...Мы можем строить дома все, и суда, и машины, и орудия, -- и деньги останутся, и постройки будут лучше и дешевле. А самое главное, мы избавимся от иностранной зависимости и приобретем самостоятельность. Все начинается в России: подводная лодка была предложена Горном - военным инженером. Дыхание в подводной лодке обеспечено Петрушевским -- артиллеристом. Им давали на опыты гроши. Применение жидкого топлива было предложено у нас же, и морское министерство отпустило на опыты 350 рублей, потом 500 руб., и когда получились удовлетворительные результаты, в дальнейших средствах отказало. Спросите -- почему? Да потому, что заграничные заказы дают 10-12% дохода со стоимости заказа, а у себя дома не возьмешь ни гроша. Впрочем, и наши заводчики начинают практиковать этот способ получения заказов, но еще не отчисляют более 3-4% со стоимости заказа. Я прослужил во флоте 36 лет, а теперь 18-й год ревизую морскую отчетность в государственном контроле и знаю, как покрываются многие вопиющие злоупотребления морского министерства".
   Итак, если верить весьма сведущему адмиралу, заграничные заказы дают 10-12% "дохода". Заказали, например, броненосец в 15 млн. рублей - и сразу получаете полтора или два миллиона в карман. Недурно? Ну-с, а если целую эскадру заказать - сочтите-ка "доход". В общем, за несколько лет составится та отсутствующая эскадра, которой нам недоставало в начале войны и которая могла бы уравнять наши силы с японскими.
    То, что заграничные фирмы дают столь колоссальные пур-буары (Пур-буары (фр.) - чаевые.), конечно, бросает некоторую тень на них. Но я не думаю, чтобы крупная взятка слишком вредно отражалась на качестве постройки. Взятку, собственно, дает не фирма, а русская казна, на которую фирма наложит ее при расчете. А раз фирма ничего не теряет, ей нет резона делать слишком дурно. Солидные фирмы дорожат своей репутацией; выпустить плохое судно для них так же неприятно, как у нас выпустить хорошее. Крамп, Армстронг, Вулкан имеют всемирную известность - не то что гг. комиссионеры, темные имена которых нельзя скомпрометировать ничем. Но, само собою, миллионные взятки не могут улучшать постройки. Несомненно, фирмы имеют кое-какие льготы в сроке работы в точности чертежу, а может быть, и в материале. Вместо превосходного поставят только хороший сорт, и даже добросовестные приемщики при их невежестве ничего не заметят. Таким образом, суда, строящиеся за границей, все-таки недурны. Они были бы, может быть, совсем порядочными, если бы не беспрерывное вмешательство в постройку из Петербурга, если бы не требование постоянных изменений и переделок. Каждая переделка пахнет сверхсметой, командировочными, комиссионными и тому подобной прелестью. В силу этого измученная фирма спешит наконец отделаться от заказа, сдать судно, как его требуют, хотя бы кое-как. Это ущерб, но не единственный и далеко не главный для казны. Посчитайте, сколько Россия теряет оттого, что такое колоссальное производство, как постройка флота, идет за границей, из чужого материала, чужими рабочими и мастерами. Вместо того, чтобы дать хлеб собственным десяткам тысяч населения -- мы даем его американцам и немцам. Вместо того, чтобы поддержать свою железную и лесную промышленность, мы даем развитие чужой, нам враждебной. Заказывая за границей, мы обрекаем себя на государственную кабалу у тамошних фирм. Если свои верфи разорены, если нет ни мастеров, ни подготовленных рабочих -- и захотели бы строить дома, да нельзя будет. Такое дело налаживается не сразу. Нужна продолжительная школа, нужны предания, нужны сословия техников и рабочих, воспитавшихся на постройках. Вот этот ущерб России - отказ от собственного судостроительства - прямо неисчислим. Представьте - война. Объявлена блокада, и уже сделанный заказ не получите. Целые золотые займы наши, как показала эта война, остаются за границей, орошают собою не нашу промышленность, не наш народный труд».......................