Судьба

Мне двадцать семь, я счастлива была.
Я знала беды и познала горе.
В висках уж серебрится седина.
Безмолвные рождает сердце стоны.

Любила я, боролась за любовь.
За мужа, за семью, детей и счастье.
Но слишком много тех, кто пили кровь,
Которые нам строили препятствия.

Похоронила сына своего.
Потом я стала числиться вдовою.
Уж нет нигде уюта моего,
Тропинки, чуть поросшею травою.

Заброшен дом, и пчёлы не гудят.
Остыл былой жар печки, АГВэшки.
Я вспоминаю боль и русский мат.
Я – на доске загубленная пешка.

Лишь только он, который говорил,
Что имени писать тебе не стоит.
А я скажу: мой Юрка, он один,
Упоминания в строке сеей достоин!

Евгеньевич, что Новиковым был,
Который взять решил мою фамилию.
Со мною он, что вам соседом был.
И не разрушит смерть сею идиллию.

Его люблю, как прежде, до сих пор.
Друг друга понимаем и прощаем.
А он уже мне расстелил ковёр,
С которого от вас мы улетаем.