Доблесть замкнуться. Из Сильвии Плат

Доблесть замкнуться.

Доблесть — рот держать на замке, артиллерии вопреки!
Пограничная линия,  розовый  и неподвижный червяк, нежащийся, блаженствующий.
Позади неё — черные диски,  грампластинки негодованья,
И исступленье небес, их озлобленный разум.
Вертятся диски, в чаяньи быть услышанными -   

Отягощенные, как ни на есть —   преисполненные непотребствами.
Непотребствами, обыкновениями,  изменами и двоедушием,
Скачет иголка  в своей канавке,
Серебряный зверь между  чёрных ущелий,
Великий хирург,  ныне   — татуировщик,   

Колющий снова и снова  синим все те же обиды,
Змей, младенчиков, сиськи
Русалок и длинноногих девиц.
Хирург молчалив, он  не вымолвит ни словечка.
Слишком много  смертей повидал, его руки наполнены ими. 

Так вот  и вращаются  диски мозгов, как пушечные  стволы.
Затем  есть вот эта старинная алебарда,  язык,
Неуёмный, лиловый. Может, отрезать его?
Он  ровно  плётка-девятихвостка опасен.
И звук его  с воздуха кожу сдирает, стоит ему шевельнуться!

Нет, язык этот тоже представлен.
Вывешен в библиотеке, между гравюр Рангуна,*
Мертвых голов лисицы, кролика или выдры.
Вещица на удивленье —
Проникнет во всё, в своё время.

А как насчет глаз,  глаз,  глаз?
Зеркала   убивают и говорят,  жуткие  камеры пыток,
Где  истязают одним только  взглядом.    
Лицо, живущее в зеркале, это лицо мертвеца.
А о глазах не тревожься -

Они  могут  быть  и невинны, и робки,  но быть стукачами не могут,
Смертоносное их излучение свёрнуто, вроде флагов
Той страны, о которой  уже и не слышно -   
Строптивой,   независимой 
Несостоятельной должницы, затерянной  среди гор.   

2 октября 1962

* Рангун (нынешнее название — Янгон) —город,  бывшая столица Мьянмы (ранее называвшейся Бирмой).

* * * * * * * *
The Courage of Shutting-Up
by Sylvia Plath

The courage of the shut mouth, in spite of artillery!
The line pink and quiet, a worm, basking.
There are black disks behind it, the disks of outrage,
And the outrage of a sky, the lined brain of it.
The disks revolve, they ask to be heard —

Loaded, as they are, with accounts of bastardies. Bastardies, usages, desertions and doubleness,
The needle journeying in its groove,
Silver beast between two dark canyons,
A great surgeon, now a tattooist,

Tattooing over and over the same blue grievances,
The snakes, the babies, the tits
On mermaids and two-legged dreamgirls.
The surgeon is quiet, he does not speak.
He has seen too much death, his hands are full of it.

So the disks of the brain revolve, like the muzzles of cannon.
Then there is that antique billhook, the tongue, Indefatigable, purple. Must it be cut out ?
It has nine tails, it is dangerous.
And the noise it flays from the air, once it gets going!

No, the tongue, too, has been put by,
Hung up in the library with the engravings of Rangoon
And the fox heads, the otter heads, the heads of dead rabbits.
It is a marvelous object—
The things it has pierced in its time.

But how about the eyes, the eyes, the eyes ?
Mirrors can kill and talk, they are terrible rooms
In which a torture goes on one can only watch.
The face that lived in this mirror is the face of a dead man.
Do not worry about the eyes —

They may be white and shy, they are no stool pigeons,
Their death rays folded like flags
Of a country no longer heard of,
An obstinate independency
Insolvent among the mountains.

2 October 1962