Сердце супостата - кладезь яда

Ингушская пословица гласит, что «В сердце змеи - отрава, а в душе жестокого человека - камень» (БIехала дег чу дохьаж доал, къизача сага кер чу кхера боал). Ее великолепной наглядной иллюстрацией является нижеприведенное эссе И. Кодзоева «МоастагIчун дош - дохьаж»* в переводе на русский язык.

СЛОВО ВОРОГА - ОТРАВА

Благородные люди остерегаются утратить честь. Потому ингуши всегда боялись, что их недостатки могут быть замечены другими. Этот страх сегодня стал безмерным. Тот, кто пожелает сказать, находит, что плохого поведать о человеке, особенно о враге. Это говорится для того, чтобы досадить тебе, растравить твою душу.

Однако в навешиваемых ими на нас обвинениях - ярлыках, не ведая и не желая того, у них проскакивают слова истины. Вот, послушайте, что они о нас трубят:

«Ингуши, являясь самым разбойничьим племенем на Северном Кавказе, наводят страх на всю Терскую область. Храбрые и дерзкие до необычности, они делают нападения среди белого дня не только на проезжих в поле, но даже на магазины в центральной части Владикавказа организованными бандами, причем, по совершении ограбления или убийства умеют исчезнуть с поразительной быстротой.

В ночную пору в городе, не говоря уже об окрестностях, опасно даже ходить; уже в 8 часов вечера закрываются все лавки. Чем труднее и рискованнее предприятие, тем больше оно манит ингуша, который испытывает, по-видимому, необычайно приятное чувство после каждой удачи».**

Посмотрите, насколько увяз в бесстыдстве и циничности автор этих строк! Он не произнес ни словечка о скопище нагнанных войск, сжигавших равнинные села ингушей. У него нет ни единого упоминания о тех ингушах, которые остались в живых после погрома и укрылись в горах.

Он умалчивает и об отсутствии там пахотной земли и пастбищ для выпаса овец и коров. Так о чем же он вещает? Он верещит об ингуше – грабителе магазинов, идущем на это только ради того, чтобы не допустить смерть своих детей от голода. Видите, насколько хитросплетенную ложь он испускает!

Если спросить его, то те, кто сжигал села и уничтожал людей, вовсе не бандиты и не разбойники. Ингуш же, идущий на промысел, дабы не умереть с голода - это  бандит, разбойник и само средоточие зла. Однако он знает, что ингуш, зажатый ими в тиски, не оказался слабаком.

Благодарение Господу Всевышнему! Пусть же мы никогда не утратим мужества!

Исса Кодзоев
 
Перевод, предисловие, примечания и приложение Х. Фаргиева

Примечания

* Коазой Iийса. Яхь, Назрань, ООО «КЕП», 2013 г., стр. 122 – 123.
Ворог - враг, неприятель, супостат,  (старослав. устарев., поэтическое).
Яхь - Кодекс чести ингушей.
** Расовый портрет народов Кавказа. Вестник психологии, криминологии, антропологии и гипнотизма. Под общ. ред. акад. В. М. Бехтерева. СПб., 1906. Эта цитата дана Иссой на русском языке. Текст этой статьи с моим предисловием дан в приложении.

На фото - рисунок ингушской художницы Заремы Галаевой - иллюстратора книги «Яхь».

Смею предположить, что И. Кодзоев вступил в явно «экстремистский» сговор с волками, дабы скопом исполнить «Берза илли» - «Волчью песнь» ярости и протеста. На рисунке отражен миг благодушия - оне полакомились парочкой барашков... Будучи в довольстве и сытости, волки, дав писателю последний «инструктаж» о навыках и пользе волчьего воя, пребывают в покое и предвкушении его исполнения. Он, по их разумению, является единственным чудодейственным средством достучаться до крайне аморальных человечков, оглохших от черствости и равнодушия, погрязших «рылом» душ в корыте власти и злата. Доносителям, бдящим денно и нощно, следует насторожиться и довести до компетентных ушей сию «информацию», ибо тёрки ингушского писателя с волками до добра не доведут...

Дополнительным доводом в пользу моих соображений можно считать слова Иссы Кодзоева, которыми он сопроводил рисунок З. Галаевой:

Ва меца бертий,
Тха акха вежарий,
Вай цхьа бартбича
Бакъахьа да.

Эй, волки голодные,
Наши братья дикие,
Нам было б в масть
Согласья врата открыть.

Тёрки – переговоры, обсуждение (уголовный жаргон).
Масть - фортуна, счастье (уголовный жаргон).

+++

Приложение

ГАЗЕТА КАВКАЗ - БЕССТЫДСТВА ОБРАЗЕЦ

Газета Кавказ в № 16 от 21 января 1879 г. сетует. что ингуши не дает покоя своими грабежами. Это явная ложь. Ингуши не грабили, а забирали лишь часть того, что присвоила Российская империя путем тотального грабежа, после истребления части ингушей, вытеснения большей части с равнин в горы и изгнания части в Османскую империю... Покорители Кавказа забрали у ингушевцев все: жизни их соплеменников, земли, имущество, скот, уничтожали их села, выжигали посевы, ставя их под угрозу голодной смерти, и имеют наглость возмущаться тем, что, ими же загнанные в угол, ингуши смеют скалить зубы... Верх лицемерия и бесстыжести.

Хамзат Фаргиев

***

Статья из газеты КАВКАЗ 21.01.1879г.*
*Положение поселян на Северном Кавказе в соседстве с Ингушами.

Если бы оказалось возможным проследить хронику преступлений, совершаемых в Терской области, то наверно можно сказать, что на каждый день в году приходится по убийству или по ранению, по нескольку разбоев и грабежей и десятки всевозможных видов кражи.

Особенной неутомимостью и дерзостью при совершении разного рода насилий над сельским людом, отличается из числа других горских племен, небольшое племя ингушей, обитающее на плоскости по соседству с г. Владикавказом, на северо-восток от последнего. Ингуши—это истинный бич трудолюбивого поселенца. Никакие меры предосторожности, никакие запоры не в состоянии предотвратить проявления дикой и злой воли этих рыцарей преступного образа. Где ничего нельзя взять тайно, там ингуш берет открыто, не останавливаясь при этом ни пред какими насилиями.

Мирный поселянин обязан быть вечно настороже и не может допустить даже минутной оплошности; иначе - ингуш тут как тут. Стоит, например, не доглядеть за скотом, выпущенным на пастьбу вблизи самого жилого места, как ингуш вырастает точно из земли и безнаказанно угоняет ваш скот.

Ингуши прибегают к такого рода насилиям чаще, чем другие туземцы, даже и в таких случаях, где не замешан какой-либо корыстный интерес. Ингуш убьет всякого русского человека, который при встрече в каком-нибудь уединенном месте откажется дать папиросу, арбуз, пару яблок или огурцов. Ингуш убьет русского человека и без всякого повода, если встретится с ним где-нибудь в лесу или на глухом поле, ради одного лишь кровожадного удовольствия.

Соседство ингушей с казачьим поселением и городом, помимо опасности ежеминутно попасть под удар кинжала или выстрел ингуша, положительно служит тормозом в развитии экономических сил той, щедро одаренной природою, части области, где обитают ингуши. Вне станиц и города почти не представляется никакой возможности, без особенно серьёзного риска, заняться каким-либо промыслом или сельским хозяйством. Поэтому, вдали от населенных мест в районе обитания ингушей, почти не встречается хуторов или других сельскохозяйственных заведений, а между тем окрестности Владикавказа и казачьих станиц по р. Сунже и Ассе представляют в этом отношении богатейшая и разнообразнейшая угодья. Но что поделаешь со всем этим, когда риск и жизнью и имуществу представляется на каждом шагу? Устроишь, например, мельницу—рискуешь не найти рабочих, весьма основательно уклоняющихся от возможности испытывать посещения ингушей; заведёшь хутор—ингуши в какой-нибудь год растаскают весь скот; заведёшь пчельник — те же ингуши разворуют колодки с пчелами или просто сожгут пасеку со всеми обитателями, займешься садоводством — растаскают или повырубят деревья; задумаешь выжигать кирпичи, известь, уголья или займешься изготовлением в лесу различных изделий—в конце концов ингуши, наверное, подстрелят.

Против всех зол, щедро рассыпаемых ингушами, у поселянина одно слабое средство—это суд. Но что может поделать суд, какое удовлетворение может дать он при том огульном, круговом укрывательстве, какое проявляют ингуши по отношению друг к другу? Какое, наконец, существует мерило для вознаграждения за лишение жизни?

Архивы наших судов обременены такою массою дел, по которым не обнаружено виновных, или подсудимые оправданы по недостаточности улик, что об укрощающем влиянии суда на горцев вообще и ингушей в особенности и толковать нечего. Нам из уголовной хроники известно не мало таких примеров, где ингуши оставались безнаказанными не только при отсутствии осязательных улик, но даже и при кое-каких уликах, благодаря подтасовке разных фактов со стороны земляков ингушей. Мы все хорошо знаем, что если ингуш не пойман на самом месте преступления, то, какие-бы оно ни оставило по себе вещественные доказательства, он из ста случаев в 99-ти потерян для судебной власти. Только какое-нибудь счастливое обстоятельство иногда обнаруживаете преступников - ингушей; сами-же ингуши не только тщательно укрывают собрата, совершившего какое-нибудь преступление тайно, но всеми силами выгораживают его, когда уже нет ровно никаких средств к спасению его, когда преступление совершено в явь и когда есть несокрушимые улики.

Мы знаем, как трудно местной административной власти добывать преступников даже в таких случаях, когда преступления совершаются двумя-тремя личностями, на глазах почти целого селения, а администрация, как известно, имеет гораздо больше и средств против горцев, и влияния на них, чем суд, обязанный в действиях своих руководиться строго-формальными обрядами.

Как характеристический пример укрывательства ингушами преступников из своей среды, мы приведем слышанный нами достоверный рассказ об одном недавнем убийстве, случившемся в одном ингушском селении.

В одном из осетинских селений была совершена кража нескольких штук лошадей и рогатого скота. По обнаружении кражи, следы похищенных лошадей и скота были доведены до ингушского сел. Кантышева. Хозяева украденного дали знать об этом сельским властям. Затем, в ожидании распоряжений со стороны этих властей, двое из осетин поехали по селению, чтобы сообщить некоторым из своих кунаков о случившейся у них краже и просить их содействия к розыску похищенного. Едва они выехали из дома старшины, как в конце селения увидели двух всадников, ехавших верхами на украденных у них лошадях. Немедленно осетины бросились к этим двум всадникам, которые, в свою очередь, заметив осетин и не надеясь уйти от них, соскочили с лошадей и начали снимать с них свои седла. Тем временем осетины подъехали к этим людям и хотели задержать их, но ингуши—это были они—встретили осетин выстрелами из пистолетов и одного из осетин положили на месте, а сами скрылись в соседний двор, где в то время, по какому-то случаю, находилась целая толпа людей. Люди эти, не смотря на просьбы оставшегося в живых осетина, не только не оказали никакого содействия в поимке убийц, но, как обнаружилось впоследствии, приняли всевозможные средства к скрытию их от дальнейшего преследования. Так, например, убийцы были переодеты в женское платье и выпровожены из селения.

Не смотря на то, что убийство осетина случилось на глазах целой толпы людей и что убийцы скрылись в той-же толпе, никто из числа последней в течении нескольких дней не хотел назвать убийц, отзываясь незнанием их. И только, ввиду объявления от имени высшего начальства, что с селения будет произведено крупное денежное взыскание, если не будет в назначенный срок выданы убийцы, общество сел. Кантышева назвало имена убийц, которые и были арестованы. Последние, по обыкновению, не сознались в совершении ими убийства, а указавшие на них люди, спрошенные по одиночке, как мы слышали, отозвались, что они лично не знают, действительно-ли названные ими люди совершили убийство, но народная молва указывает на них.

Таким образом, если бы по делу не представились против обвиняемых другие улики, суду пришлось-бы иметь дело с народною молвою, а, как известно, па основании одной молвы никакой суд не решится произнести обвинительный приговор.

Дел, подобных сейчас приведенному, где ингуши самым без церемонным образом укрывают преступников из среды своей, целые массы в судах, и последние, по необходимости, принуждены бывают во множестве оправдывать обвиняемых ингушей. Было время, когда Владикавказский окружной суд скептически относился к показанием свидетелей - ингушей и постановлял обвинительные решение по внутреннему убеждению; но такие решения обыкновенно отменялись и отменяются судебной палатою по отсутствию фактических данных к обвинению, и суд поневоле принужден воздерживаться от обвинительных решений без этих данных.

Если ингуши мастера оставаться безнаказанными, когда преступления совершаются на глазах свидетелей, то уж нечего говорить о таких деяниях, которые творятся без свидетелей. Такие дела по преимуществу прекращаются судом, или за не отысканием виновных, или по недостаточности улик против них. Множество таких преступлений, которые остаются безнаказанными, совершают так называемые абреки, т. е. бежавшие из тюрем арестанты-туземцы, или укрывающиеся от преследования люди. Со дня покорения Кавказа, эти абреки не переводятся в Терской области. Зная хорошо, что за семь бед - один ответ, люди эти растачают злодеяния самою щедрою рукою. Они из среды туземцев самый злой элемент и жутко, жутко приходится мирному населению от этих вольных промышленников!

Хуже всего, что абреки имеют полную возможность разгуливать на свободе сколько им заблагорассудится, благодаря все тому-же широкому укрывательству со стороны своих земляков. Да не подумают, что эти абреки скрываются в недоступных горах и лесах. Ничуть не бывало. Живут, пьют и едят они преспокойно в своих-же селениях, что известно каждому мальчишке. Знает об этом и наша власть, но при огульном укрывательстве не в состоянии ничего поделать. Иногда только абреки попадаются не добровольно в руки власти, и это в тех случаях, когда место пребывания абрека выследить и выдаст начальству какой-нибудь личный враг абрека. В большинстве случаев, абреки, при посредстве каких-нибудь влиятельных людей, сдаются на капитуляцию, выговаривая себе прошение или смягчение наказания за все совершенные ими злодейства. Но затем, наскучив сидеть в тюрьме, люди эти, при удобном случае, снова бегут и продолжают свои злодейства еще с большим ожесточением.

Из числа ингушей и в настоящее время можно насчитать около десятка абреков; среди них есть такие, которые занимаются абречеством во второй и третий раз.

Вот в среде таких людей приходится обитать мирному поселенцу, и куда как неутешительно быть постоянно в ожидание нападения таких людей, для которых убить собаку, убить человека —все единственно. Естественно, что в таком положении находиться всегда — невыносимо; необходим выход, а где он? Вот насущный вопрос настоящего времени.

Мы видели, что судебная власть не в состоянии оградить от таких хищников, как ингуши, не в состоянии гарантировать жизнь и достояние поселянина.

Правда, в подспорье суду есть еще администрация, которая в отношении расправы с горцами имеет кое-какие права. Права эти заключаются в том, что администрация, в некоторых случаях, может налагать на туземные общества денежные взыскания и высылать порочных горцев из края.

О вреде первой меры, т. е. о праве наложения на туземные общества денежных взысканий за преступные деяния, совершенные кем-либо из среды их, и говорить нечего, хотя, впрочем, многие находят это одним из наилучших средств к обузданию хищнических наклонностей горцев. Всякие денежные контрибуции хороши в неприятельской стороне, но никак не в собственном государстве. Наложение денежных взысканий на целые общины не только разоряет последние, но и вызываете злобу в единичных личностях, ни в чем неповинных.

Денежные взыскания с туземцев в виде контрибуции вызывают усиление краж в ближайших русских селениях и в конце концов доводят эти последствия до ужаснейшей нищеты. Выходит, что, вознаградив кого-либо одного на счёт горцев, мы подвергаем бедствию целые сотни людей. Словом, что бы ни говорили сторонники денежных взысканий за не обнаружение виновных в совершении обыкновенных преступлений, эти взыскания имеют крайне невыгодную сторону для нас-же.

Административная высылка порочных туземцев из края при тех условиях, какими она обставлена в настоящее время, также не достигает никакой цели в смысле воздержание туземцев от проявления их хищнических наклонностей. Теперь горцы высылаются или в г. Георгиевск на время, для содержания там под арестом, или-же во внутренние губернии России, даже в Сибирь на жительство. Ссылка в Георгиевск не представляет больших затруднений, но за то и не достигает ровно никакой цели, так как горцы, обыкновенно, не придают никакого значения временному заключению в Георгиевске или в другом каком месте. Ссылка-же во внутренние губернии России или в Сибирь на жительство обставлена большими затруднениями. Для подобной высылки необходимы или общественный приговор, или-же положительные доказательства не исправимости порочного поведения горца, после понесенных им неоднократных наказаний по суду.

Высылка горцев из края по приговорам обществ если и случается, то феноменально редко. И это понятно—почему. У каждого горца в том селении, где он обитает, масса родственных связей разных видов; есть множество селений, особенно в горских обществах, которые состояли из членов одной какой-нибудь фамилии. Добиться при подобных условиях общественного приговора о высылке горца решительно невозможно. Всякий горец уклонится дать свой голос, не только по чувству родства, но и из боязни мщения со стороны родственников обрекаемого на ссылку. Наконец, почти всякий горец воздержится от желания упрятать куда-нибудь подальше своего собрата, так-как почти всякий повинен в тех грехах, за которые обыкновенно горцы подвергаются высылке из края. Затем, большинство горцев еще и до-сих-пор всякие насилия против русских считают не преступлением, а доблестью, должным возмездием неверным гяурам.

Административные ссылки горцев за доказанное неисправимо порочное поведение тоже составляют явление редкое, ибо, как мы видели выше, крайне трудно подтвердить неоспоримыми фактами не только целый ряд преступных действий, но и одно какое-нибудь преступление, совершенное при свидетелях-туземцах.

Кроме исчисленных средств, других более сильных к ограждение жизни и достояния человека у нас не имеется. Горцы это прекрасно знают и смело продолжают свои проказы.

Но так жить становится невмоготу. Нужно-же, наконец, оградить мирного поселянина от ежедневных посягательств на жизнь и имущество его со стороны диких и беспокойных соседей. Обыкновенные средства, как мы видели, не имеют значения для этих людей, следовательно, остается прибегнуть к каким-нибудь экстраординарным.

Мнения об этом существуют различные. Многие, даже официальные лица, полагают, что беспокойных ингушей, например, следовало-бы выселить куда-нибудь подальше; подвергать виновных туземцев телесному наказанию, а в случае не обнаружения их, налагать на ближайшие к месту, где совершено преступление, туземное селения денежные взыскания.

Выселение куда-нибудь ингушей с настоящего их места жительства, несомненно, было-бы величайшим благодеянием для всех, кто имеет горькую долю жить вблизи их; но мы сомневаемся, чтобы от такого переселения выиграли будущие соседи их: зло будет только перенесено из одного места в другое. Наконец, переселение 30 т. душ—это вовсе не такое легкое, удобоисполнимое дело, как можно полагать на досуге. Поднимать вопрос о телесном наказании еще менее удобно и целесообразно. О неудобстве-же денежных взысканий, в смысле контрибуций, мы уже выше изложили свой взгляд.

Говорят еще о пользе обезоруживания горского населения; но в деле обыкновенных преступлений, не оружие играет роль, а воля преступника. Как-бы тщательно у ингуша ни обобрали оружие, преступления от этого не сократятся, а изменится лишь характер самих преступлений: вместо кинжала и пистолета, ингуш для убийства будет употреблять топор, лом, кирку, дручек и т. п. Нужно перевоспитать ингуша, нужно изменить его понятие, но для этого необходимо прежде всего время. А в ожидании этого нравственного подъема, все -таки придется жертвовать ежегодно сотнею жизней...

Сами ингуши указывали средство, при помощи которого возможно было-бы установить в среде их хотя-бы пока относительное воздержание от преступлений. Так, еще года два-три тому назад, представители ингушского племени, тоже не мало испытывающие неприятностей от своих необузданных земляков, постановили общественный приговор, в силу которого все изобличенные в преступных деяниях против имущества и жизни частных лиц, а равно и люди, пользующееся дурною репутацией в народе, должны-бы быть удаляемы из общества навсегда вместе с их семьями. Приговор этот, однако, по настоящее время не приводится в исполнение.

Действительно, ингуш, равнодушный ко всему, лично относящемуся до него, становится весьма чутким, когда затрагивается спокойствие семьи его. Одно только вероятие очутиться с семьей вдали от общества и родных и скоротать свой век среди чужих людей в состояние не на шутку отрезвить и сделать его порядочным человеком. Бывали примеры, что самые отчаянные абреки, в виду серьезной угрозы подвергнуть ссылке родственников его, являлись с повинною к начальству.

Но, повторяем, предложенный ингушскими обществами приговор оказывается неудобно применимым, так-как по существующим правилам необходимо, чтобы для каждого отдельного случая удаления кого-либо из общества представлялся особый, так-сказать специальный, приговор. С другой стороны, крайне несправедливо за вину одного члена подвергать каре всю семью его.

Вот, кажется, все те экстраординарные меры, которые рекомендуются для укрощения беспокойных ингушей и для ограждения их соседей от постоянных посягательств на жизнь и имущество последних. Но ни одна из этих мер, как мы видели, не выдерживается строгой критики. Вопрос, стало-быть, остается открытым...

Как на одну из паллиативных мер можно указать еще на следующую. Нам кажется, что пора уже отрешиться от того влияния в деле управления горцами, которое, к нашему несчастию, и поднесь оказывают некоторые излюбленные нами так-называемые почетные люди из среды туземцев. Люди эти, как доказали неоднократные факты, извлекая из своего привилегированного положения личные выгоды, служили и служат постоянным источником зла как для нас, так и для своих земляков. Только благодаря двоедушию этих людей, занятых почти исключительно разными интригами, мы не пришли к сближению с массою горского населения, для которого и по настоящее время все стремления правительства к упрочению спокойствия и благосостояния в среде их остаются непонятными.

Мы убеждены, что с упразднением авторитета так-называемых влиятельных людей—этих назойливых защитников и ходатаев преступников-горцев, число последних неизбежно сократится, что мера эта послужит в значительной степени к обузданию того беспокойного элемента, который причиняет так много страданий мирному населению края и тормозит развитие экономических благ в богато одаренной всякими угодьями стран.