Колумбайн 127
В век безумный, скорострельный,
где, шумя и егозя,
люди мечутся бесцельно,
по поверхности скользя,
где до гранул, до молекул
мысль дробят в инет-постах,
где в мышлении прореха,
да и совесть нечиста,
путь у новости недлинный,
Mush-канал не сделал тайны.
Воскрешен из нафталина
случай в школе «Колумбайне»,
где ворвавшись в класс без спроса,
взяв врасплох детей гурьбу,
очумевшие подростки
встарь устроили стрельбу.
Соблазнительный пример их
школоту разбудоражил,
и не может пыл умерить
здесь переизбыток даже
разговоров участковых,
воспитательных бесед,
сколь бы ни был подростковый
педагог иной усерд.
А специфика России
такова, что без последствий
можно в наших палестинах
обойтись и малым средством.
Здесь запрещено оружье?
Что ж, недолог разговор,
и за неименьем ружей
нож сойдет или топор.
1.
Учительница начальных классов
имеет статус
педагога первой категории
и красуется на доске почета
за пыльной занавеской в учительской.
Ее лицо
также можно увидеть,
по крайней мере, на двадцати
ежегодных альбомах выпускников
с теми серьезно-насупленными мордахами,
которые обычно бывают на школьных фото.
Она
вела их с первого по четвертый
и заботливо разливала чай
на вечеринках по окончанию учебного года.
Короче говоря, это одна из тех самых
дорогих Елен-Сергевн,
которых принято любить
в маленьком возрасте,
но те, кто постарше, -
ненавидят.
2.
Длился день, спокоен и безвреден,
как круги по глади вод пруда.
Под охраной белого медведя
шел урок размеренный труда.
В фартучках с простым инициалом,
вышитым родительской рукой,
детвора премудрость постигала
сложных схем, корпя перед доской.
Морща лоб, уперши нарукавник
в полировку старого стола,
разложив поделочные камни
для декоративного угла,
оробев от сложности заданья
(их рисунок не хотел никак
там сложиться, вот ведь наказанье!),
голову ломал упрямый Кай.
Как удачней – справа или слева?
Может быть, крест-накрест, как паркет?
Только Ледяная Королева
до поры таила свой ответ,
и ледышек стылых был не проще
тот головоломный минерал,
но гримасу горестную скорчив,
он его усердно собирал.
3.
И зашел в кабинет тот самый
знаменитый и неприкаянный.
«Чего присмирели? Зассали?
Чего мельтешите глазами?
А ты, Данила Мастер, чего молчишь?
Никак не выходит цветочек каменный?!»
Хищным взором обводит класс –
Чикатило пришел по вас! –
словился взглядом с будущим умельцем,
едва лишь постигающим азы,
и, словно факел, в сердце –
злой ярости позыв.
4.
И от ужаса замирая
пред картинкою этой губительной,
потихоньку пчелой собираю
всех деталей прополис строительный.
Вызывает одно отторжение
каждый факт, тыча лезвием в дух.
И рисует воображение
разговор этих странных двух.
Свою мстительную идею
обсуждали по темным углам.
- «Слушай, зёма, давай поделим
это дело напополам.
Нам потом не придется каяться.
День сулит очень много нового.
Пусть узнают, как развлекаются
два отважных утырка с Садового!
Надо сделать так, чтобы целым
не исчез оттуда никто.
Мне она в том году посмела
сказануть, мол, хожу в пальто.
Что, мол, в верхней одежде делаю
в помещении, как отважился?
Эту тварь нынче я уделаю,
мало ей не покажется.
Я из здешней шараги вылетел
на свободу могучей птицей,
потому что меня ненавидели.
Завуч – тот до сих пор боится.
Надо будет заняться вскорости
усмиреньем их общих понтов
и попасть в городские новости.
Ты готов завтра?».
- «Да, готов».
5.
Для школы репутация ценней.
Одно ЧП – весь коллектив на взводе.
Не смейте осуждать учителей,
учитель - крайний при любой погоде.
Сколь ни был общих знаний их охват
обширен, почему-то нам не диво,
что педагог всё время виноват
за двух иль трех тупых и нерадивых.
Когда сюда мамаша прибежит
с простою целью маленькой разборки,
уже директорат пред ней дрожит.
И вот в журнале ментор ворожит,
исправив тройки кучно на пятерки.
А если заведется охломон
(пусть даже без родительского блата) –
уже стоит по храму знаний стон.
Покой забудьте, вешайтесь, ребята!
Злорадно ждет он волчий свой билет,
но отомстить сумеет не по разу.
По коридору даже в туалет
начальным классам будет путь заказан.
С дозорной башни долговязых ног
следит, чтоб жертве ткнуть окурком в спину.
Кто виноват? Конечно, педагог:
класс запустил, не держит дисциплину.
Рисуя бездну формул на доске,
где воздух кабинета зол, как стронций,
давно иной Макаренко в тоске
среди ему подобных Песталоцци.
Он жалок, но судить его не нам.
Он обречен лукавить и кривляться.
Гораздо лучшим прежним временам
готов подать он гору апелляций,
припомнив стародавнюю лозу
средь обстановки жгучего нервоза.
И в первый месяц осени слезу
прольет он над подаренной мимозой.
6.
Крикнешь SOS – и отзовется кто ж еще?
Помощь жди без паники, не ной.
Понеслись машины скорой помощи,
глаз спалив гремучей желтизной.
Выводок детей, по классам спрятанный,
вывели на божий свет гуськом,
как солдат – кратчайшим марш-броском,
по полу, кровищею заляпанном.
Следом с быстротою суматошливой,
разыграв предельно скорый блиц,
потащили на ногах подкошенных
двух несостоявшихся убийц.
Оба вышли голые до пояса,
весь запал вчерашний обнулив.
Им самим, казалось, было боязно
от того, что сделать не смогли.
Тихий ужас за былой бравадою
считывался в щелях тусклых глаз.
Убивать другого – навык надобен,
особливо – если в первый раз.
7.
С 17-тью ножевых ранений
учительница начальных классов
была доставлена в больницу.
Отводя удары от вверенных ей детей,
она махала руками,
как ветряная мельница,
беззащитно и бесполезно
сражавшаяся с двумя ополоумевшими Дон-Кихотами.
Удары ножей попадали в самые прихотливые места,
наносились бесцельно и остервенело
прямо пропорционально
отчаянности защиты.
Ее назовут героиней,
начнут хлопотать о представлении к награде
прямо пропорционально
крикам истеричных чиновниц
об охранительном ограждении
молодежи от интернета.
8.
Может быть, проще всем нам покаяться
в этом обилии ран на ней?
Мы, как в кино, где идет какая-то
«Необратимость» Гаспара Ноэ.
Тот же тоннель беспролазно-грязный
с вечностью жути, где выхода нет.
Жажда убийств до чего ж заразна!
Рад истреблять тот, кто смел глядеть.
Это иллюзия, что вращается
наша планета. Коперник – врун.
В плуги мечи больше не обращаются,
и не воскреснут те, кто умрут.
Вот понеслися цепной реакцией
случаи смерти от детских рук.
Ставки на жесть подросли, как акции,
за год, прошедший с Кровавых Струг.
Мальчики-девочки в белых тапочках,
Смертелюбивый синдром подростковый…
Были, похоже, лишь первой ласточкой
Бонни и Клайд из-под Пскова.
9.
Покуда текст сырой еще дымится,
я вижу с нескрываемой тоской,
как замелькали новости и лица,
багровый громоздя калейдоскоп.
События меня опережают,
покуда я на кухоньке строчу.
Свой род под корень сводят горожане,
и каждому пора идти к врачу.
Кругом – одни нелепые боданья,
гражданская война в кругу семейств,
с экранов – охи, ахи и рыданья,
вранье и смакования злодейств.
Смысл отлетел на юг печальной птицей,
затем пришел ханжа и пустосвят,
чтоб в наших душах хищно угнездиться,
но слушать сволочь больше не хотят,
и каждый сам в себе эксперт в вопросах
о бытии, рядящий так и сяк,
считая: как-нибудь коса Курносой
его минует. Экий наивняк…
Ну что же, моя Золушка-подружка,
о времени наждачном скажешь ты,
когда блокадной куцею осьмушкой
мы взвешиваем граммы доброты?
Где тут пересеклись коса и камень
в кромешном постоянном неладу?
Я не могу сказать. Я лишь руками
на этот счет устало разведу.
10.
Этот странный недалекий юноша
смог страну мгновенно застращать
и подать пример другим укурышам.
Мать его не стала навещать.
Видно, не хотелось в той больнице ей
мельтешенье наблюдать врачей,
на расспросы отвечать полиции…
Лишь сказала:
«Мне
туда
зачем?»
январь 2018 г.
Свидетельство о публикации №118012502191