Три поэта

Поэма

I. Лу
Я Мандельштама и Рильке сравнил бы!
Пристрастьем к деталям, нюансам – созвучны.
Увидеть эпоху чрез замка пенаты... и срубы!
Но обе судьбы злополучны.
До старости вряд ли дожить постарались.
Один – белокровьем измучен.
Из Времени-небыли выбирались
И всяк - не глубоко изучен!
Россию едва не осилил германец.
Постигнуть великое Дао зимы иностранец
Сумел средь заснеженных изб
В ответ на любимой каприз.
Средь боров дремучих, шири Волги-реки
Поэт, мирозданью – реки!
Лу, дочь генерала России – философиня!
Беспечная муза и Ницше и Рильке тогда увязалась за ними.
В итоге, увы, оказалась не с ними – со снами
С лазурью очей. С иными - ночами.
За то лишь ответит белое Дао...
В парижских салонах, где лучших из лучших - видала.
Свет модных умов ей светил постоянно.
Красавице рыжей удобней Россию любить с расстоянья!
Вся в фарфоре белом страна та застыла
И хлеб торговали в Европе за злато крестьяне простые
Что стали купцами, как в Чехова «Саде вишневом».
Вокруг самоваров скупцы чаевали с вареньем вишневым!
И век девятнадцатый сахаром ник, опадая в стакане.
«Горячего  чая...» поэт – умирая – просил как в тумане
В глазах стекленея и... истуканя. В 20-е Рильке ушел
Эпоха титанов прервалась как шелк.
Душа Мандельштама скользнула ли в снежное Дао?
Развеяв тоску пересыльных, кидалась меж елок.
Как есть, растворясь без следа...
Имярек называлась!
Ах, Осип! Он кинул тирану перчатку – стихом – на допросе...
Железной браваде машин-человеков, их всласть огорошив.
На пункте том пересыльном абсурдном и в снежную осень
Безумство он выбрал и был под-тихую уличен морозом!
В окошке барака был рай размалеван морозным узором.

II. Ад
В наколках червей и крестов – паханы.
А зэчек меж стражей - внагую!
Красавица бровь выгибает дугою.
И ямка на щечке и волосы хны…
А эти ЧеКою «оттраханы»…
Поди разберись – кто – какую?
Разэтакую, заводную!
Товначпермлага на обед отфаршируют щуку.
Не щучью косточку найдет Поэт! Суму и клюку.
Не это ль гурий рай, воспетый Магометом?
Избранница балуется и кофе, и кастетом.
Любовница начальника жиреет на драже.
Товначпермлага грыжу дует... на вираже!
Так Рок всех косит без разбора; по-всякому страдает свора.
Кто пал с копыт в глухое пьянство с завидным постоянством.
Кто за блохой гоняется тюремной.
Залетный тут казак произнесет – «даремно».
Кому на горб - как «вашейтётиздрасьте» - падает бревно...
Премного зол в раю, воспетом Марксом. …И гробов.
Охранника без униформы неспроста глотает сом.
И тучи комаров вонзают жала, заинтересованные кровно!
На спор расстреливают в унисон. Так быть должно в Аду!
Ассуров-демонов отныне воплотился задум.
Судьба для многих повернулась задом.
Острог сменил навеки отчий дом.
Поэт-молчун, тебя чуть-чуть!
А хошь, тебя я проучу!
Ходячий труп отправить к санитару...
С ума сошел. Лишь повторяет вирши.
Ни пить, ни есть, ни дать – полуумерший!
Да, классик - говорят. И покорил литературу.
Но входа всякой швали нет в советскую культуру.
На Сталина И. В., вишь, замахнулся сдуру.

III. Яд
Здесь зэки добывали от Земли
Уран, полоний. Меж тем, промаршевали
Как могли. Ряды улыбок повели
В промозглость бесконечности - колонны!
С трибуны пятернею помахал Ашур-кабы-упал без опахал
Иосиф. Спросив у Пастернака перед тем – не друг ли Осип?
Борис же, обомлев – потух. Промямлил лишь
«Не друг он мне...» А Сталин вдруг
«Друзей своих я не сдавал»
Был смех его как жести лист и громогласен и упруг.
В обгонах тех политиков закалки
И каторжанской масти
Коба запрыгал на скакалке-палке
Сквозь смех, став напастью для всех.
Но горе! Амбиции поэта волновали.
Как жаль, не Пушкин, а Коба
В похищенных зерцал царей овале!
«Борис – наш переводчик. За перевод - берись!»
С грузинского…
Стихов эшелоны по шпалам грузинского слога
На даче комфортной вели к эпилогу.
Работал день-в-день в Переделкино и понемногу.
Борис, памятуя, что Осип-то наш – в переделке!
Меж тем потирал затерпшую ногу.
Поэтов едва ли осталось в итоге.
Да Век-волкодав подытожил.
Был Шариков выведен чередою отборных собачьих сердец.
Советского человека отродье явилось на свет, наконец!
Тиран был доволен, вино выпивая под тосты из рога.
Не снилась ему Мандельштама дорога.
Кошмарами грезилась. Сквозь скрежет зубовный кричал.
Пред Дьяволом исповедуясь – рычал и мычал
Сухоручка. Табак разметало и трубка запрыгала – сучка!
Коба застонал. Икнув – захлебнулся. Достала изжога...
Финляндия грезилась и речка Ижора.
Как старую фильму – кошмар отмотав – ужаснулся.
Сухая рука потянулась к столу и проснулся.
«Майор, ты оглох? Где ты, лось?
Вскочил тут как тут – «Что случилось?»
В ответ - безответный Виcсарионыч.
Зря ль с Берией распивал магарыч?
«Хозяин-то наш, ой да плох» призадумался
При погонах Горыныч.
Погон золочёных один лишь изъян...
Булганин с Хрущёвым да всучили яд.

24 Июня 2017 Года