Верность

Поэтическая обработка популярной легенды Великой Китайской стены

***   
Она из космоса видна,
Великолепная Стена.
Её воздвигли против ху*,
Сдержать хунну*, сдержать дунху*.
Шихуанди* в эпоху Цинь*
Замыслил, взор куда ни кинь,
Построить стену, мощный вал.
На стройку всех людей он гнал.
Мужей у жён он отбирал,
От очага он отрывал
Детей, и братьев, и сестёр,
Швыряя в жертвенный костёр!
И люди гибли. Тяжкий труд:
Породы глыбы, свалы руд
В стену закатывать, крепя,
Такое чудище лепя!
И с кровью, с костною мукой
Раствор Костлявою Рукой
Замешан был! Жестокий век:
Стена покойников, калек!

***
В ту пору в крае Баладин
Мэн с Цзяном жили как один
Живой, хоть старый организм.
Соседи, дрязг и укоризн
Не зная,  жили две семьи.
Поставив рядышком скамьи,
(Их дворик общий единил)
Мэн пряла, старый Цзян чинил
Какой-то дряхлый инструмент. -
Не счастье ли? Лови момент!
Но счастьем разве назовут
Бездетность? Без детей живут
Ещё как… Но ведь дети – свет!
Без них, родимых, счастья нет!
Они дружили, жили тем,
Что им земля давала. Всем
И всяким праведным трудом
Держался их очаг и дом.
Но время дар им поднесло:
Дитя им в плоде принесло…

***
Соседский общий был забор
Был невысок, не гребням гор, -
Увалам низким сродни был,
Условно две семьи делил.
Мэн посадила тыкву здесь,
Надеясь, урожай принесть
На их семейный общий стол.
На плодородье в рост пошёл,
Налившись влагой стебелёк,
Расцвёл, надулся и навлёк
В себя и ширь, и толщь-налив.
Через забор перевалив,
Свои плетёные усы,
Межу граничной полосы,
Прошла большая тыква-плод.
Цзян рассмеялся: "Наш приплод,
Коль чрез забор висят бока!"
Мэн: "Пир закатим на века!
Ах, мякоть жёлтая вкусна
Как из нефритового сна!"

***
Вот плод во внутреннем дворе
Разрезан был как раз к поре,
Когда обедать надлежит.
Вот посреди двора лежит,
Распавшись тыква. Глядь: дитя
Внутри, ручонками вертя,
Малютка-девочка! И Мэн,
Восстав с молитвенных колен,
Так благодарность Небу шля:
"Душа моя! О, Мать-Земля!
Ты от каких даёшь щедрот!"
А старый Цзян, разинув рот,
Дивился чуду: "Дочкой нам,
Опорой старческим годам,
Пусть будет! Так и быть! Семья
Теперь уж полная! Сам я
Отцом ей буду, мамой ты!
Дитя столь дивной красоты
Мы называем Мэн Цзяннюй!
О, счастье! Старая, ликуй!" 

***
На счастье стариков росла
Цзяннюй, как лилия цвела.
Мэн-Цзян заботились о ней:
Наняли ей учителей,
Чтобы читать-писать могла.
Как стать девичью обрела,
Покой родителей блюла,
Хозяйство на себя взяла.
Нет краше девушки, скромней!
Но кто же думает о ней,
О ней вздыхает и поёт
О том, что сердце отдаёт
Прекрасной деве Мэн Цзяннюй
За милый, робкий поцелуй!
Пока невинная Краса
Тебя целуют Небеса!
Но близок час, и за тобой
Придёт Предпосланный Судьбой!

***
Рабочих было, пруд-пруди,
Что гнал на стройку Хуанди!
Но не хватало сил и тел
Воздвигнуть то, что он хотел!
И Император приказал
Ещё людей пригнать на Вал!
И дома Мэн Цзяннюй одна
Была в то время, и она
Читала книгу. Мэн и Цзян,
Также как множество селян,
Сидели, нежась, во дворе.
(А дело было в сентябре,
Когда плодов и солнца плеск!)
Вдруг слышит: хруст лозины, треск:
Там кто-то прячется в кустах.
Цзяннюй напуганная: «Ах! -
Зовёт родителей. – «Кто здесь?! -
Какой-то юноша, как-есть!» -
«Спасите! Ищет взвод солдат
Меня, живым чтоб ввергнуть в Ад!

***
А парень звался Фань Силян.
Его решили Мэн и Цзян
Оставить в доме, жизнь спасти:
«Пусть будет сыном! Обрести
Другое чадо, Небо, нам
Позволь! Воскурим фимиам!»
Как дым, воскурен, взвился ввысь,
Сердца влюблённые слились!
Как им не долго миловать,
Но свадьбы всё ж не миновать!
И к обшей радости на пир
К Мэн-Цзян сошёлся местный мир!
Как ни торжественен был час,
Прибрал утрату про запас!
Солдаты вдруг ворвались в дом,
И Фань, под стражею ведом,
Жене заплакал в унисон!
Он был Стеною обречён…
Стенать что толку. Ведь Стена,
Не знает жалости она…

***
Ждёт мужа год; ждёт год другой
Цзяннюй, как будто лук тугой,
Она, всё силясь, натянуть
Не может. Время обернуть
Нельзя! Год третий. Вслед за ним
Четвёртый. Время-пилигрим
Ползёт упорно. Пятый год.
Опять и ласточка в полёт*
Уже отправилась. – Лети!
На мужа поиски идти
Решилась верная жена:
На север двинулась она.
Виднелись башни и валы
В туманной дымке: твердь скалы
(Драконья шкура), сталь зубцов,
Погибель старых и юнцов!
Шла сорок девять дней жена,
Десятков девять гор она,
Преодолев, узрела Вал.
Любимый где, кто б подсказал?

***
Кого ни спросит – все молчат.
Никто не знает, лишь стучат
Каменотесы молотком.
Молчат – и каждый ни о ком!
И смрад, и рёв, и крик, и стон,-
Чем не библейский Вавилон?!
Один откликнулся старик,
Совсем от возраста поник.
(Хотя чуть больше сорока
Ему минуло. И река,
Волосья в проседи как прах;
Он силу растерял в руках, -
Уж десять лет рабом он был)
Но он припомнил, не забыл:
«Да, с нами был он, Фань Силян.
Он был из молодых крестьян.
Да, о тебе он горевал.
Работал сильно, жилы рвал,
И надорвался оттого,
Что… Год уже, как нет его…

***
И жгучих слёз омыл поток
Подножье Вала, как восток
Стал распускаться как павлин,
Зарей целуя гладь долин.
И тут осыпалась Стена! –
Такая сила нам дана,
Что чувство может проломить
Стену - как соколом* пробить!
Там тел истлевших длинный ряд,
Как императорский отряд
Солдат из глины*, возлежат…
И мухи трупные жужжат.
Полуистлевшие черты
Ужели не признала ты?
Да, это он, любимый муж!
И лик его ей мил, не чужд!
И содрогнулася Стена:
Рыдала верная жена!
Убийцы-камни, кровь на вас!
Кровинки слёз бегут из глаз…

***
Плач горький рвался из груди.
Услышав это, Хуанди
Во гневе слугам приказал:
«Спешить скорей на шумный Вал,
Привесть того, кто нарушал
Покой немедля!» – я сказал!
Цзяннюй предстала перед ним.
Шихуанди красой пленим
Её, спросил причину слёз.
Узнав о горе, «Краше роз
Пионов нежных, хризантем
Ты! Я беру тебя в гарем!»
Цзяннюй: «Коль так, условий три
Поставлю. Выполни - смотри!
По чести мужа схоронить;
Два: Вам, Ван*, в трауре ходить
Три дня; и, в-третьих, снарядить
Для моря джонку*. Будем плыть,
О моём муже горевать!» -
Пришлось ему согласье дать.

***
Итак, надгробье возведя,
Все ритуалы соблюдя,
Шихуанди и Мэн Цзяннюй
Отплыли. Ветр попутный дуй!
Плыви, судёнышко плыви!
Конец трагической любви
Уж близок… Верность крепче стен!
Вдова, как будто, между тем,
Смирилась и довольна всем,
Милее ликом хризантем.
И император был польщён,
Её смирением прельщён.
(Но, он, однако, не прощён!)
Как кукла в глянце и вощён,
Смотрел Болванчик на вдову,
Качал главою на плаву.
Слепой, к возмездью не чутлив.
Два дня проплыли. Вот залив
Скалы две острые торчат.
Они: «прощенья нет!» кричат.

***
Залив Бохай, где между скал
Чёлн безопасный путь искал.
В пучину бросилась вдова,
Мелькнули руки, голова,
И, сгинув так в утробе волн,
Отмстила! Безутешный чёлн
Скользил по морю. Скорби полн,
Глядя на бухту, чаек, мол,
Шихуанди подумал: «Честь
Такая жертвенная есть
В немногих жёнах Царства Цинь!
Покойся с миром Мэн! Аминь!»
На «Мужа Ищущей», (одной
(Из них скале в честь Мэн Цзяннюй
Что люди после нарекли),
Клочке безжизненной земли
Возник ей в память светлый храм.
Статуя Мэн доселе там:
Стоит и смотрит вдаль она,
Навеки Верная Жена!


Примечания автора *

ху* - так древние китайцы называли варваров

хунну*, дунху* - племена варваров, воевавших со Срединной Империей

Цинь Шихуанди* - Цинь Ши хуанди ( 259 до н. э. — 210 до н. э.) — правитель царства Цинь ( 246 года до н. э. – 221 до н.э.), положивший конец двухсотлетней эпохе Воюющих Царств.

ласточка в полёт* - китайская пословица так говорит о приходе времени: Ласточка прилетела и опять улетела»

сокол* - древнее стенобитное орудие в виде тарана

солдаты из глины* - «Терракотовая армия» — принятое название захоронения по меньшей мере 8100 полноразмерных терракотовых статуй китайских воинов и их лошадей у мавзолея императора Цинь Шихуанди в Сиане.

Ван* - титул правителя в Китае

джонка* — традиционное китайское парусное судно для плавания по рекам и вблизи морского побережья.