Поэма экстаза

Сегодня поговорим о лексике экстаза, которая мне представляется крайне занятной по своему происхождению. Как мы описываем свои незаурядные впечатления, состояния сильных душевных потрясений? Запас изобразительных средств для этого накоплен немаленький, но как формировались эти слова, что служило для них отправной точкой?
Например, «восхищение». Очевидно, что сначала слово имело отношение к однокоренным «похищение», «хищение», «ухищрение» и даже «хищник» и «хитрец». Все они объединены семантикой проворства, воровства, умыкания, ловкого изъятия чужой собственности. В первое время своего употребления слово еще не обрело окончательной самостоятельности и требовало смыслового уточнения: «восхищение ума» или «восхищение чувств». То есть, человек, пребывающий в восхищенном состоянии, сравнивается с тем, кого обокрали, причем лишили как бы самой его внутренней сути. А кто это сделал? Язык не давал ответа на этот вопрос, поэтому стали считать, что человек как бы сам себя и обворовывает в такие моменты. Мы теперь так и говорим: «Я восхищаюсь».
Недалеко по смыслу ушло слово «изумление». Вы и сами легко заметите, что в нем отразилось состояние временной потери рассудка: «изумити» – «из ума идти». В XVII — XVIII веках изумлением называли обморок, это было что-то наподобие медицинского термина.
То же самое можно увидеть и в отглагольном существительном «исступление». В нем мы замечаем ту же приставку из- (оглушенную по современным правилам грамматики) и корень «ступ», родственный таким словам, как «ступать», «наступление», «приступ», «ступень» и т.д. «Ступа» - по-нашему это «шаг» (ср. с английским step), поэтому вначале лексема также требовала уточнения, и говорили «исступленный из ума», то есть «вышедший из ума». Было еще такое словечко – «умоисступление».
Необузданное проявление какого-либо чувства, крайне возбужденное душевное состояние мы часто называем неистовством. Древнерусское «неистовъ» употреблялось в значение «ненастоящий, неподлинный». Помните знаменитую цитату из фильма «Иван Васильевич меняет профессию»: «Войско взбунтовалось! Говорят, царь ненастоящий!»? Если представить ситуацию с лексикой, характерной для того времени, то фраза звучала бы: «Царь неистове!».  «Истина» – производное от старинного «истъ». «Истый» – значит «истинный, настоящий, подлинный». Таким образом, «неистовый» – «несоответствующий, несвойственный самому себе, сам на себя непохожий».
Совсем простой представляется этимология слова «упоение». Сегодня это состояние восторга, наслаждение, экстаза, а первоначально – не что иное, как «опьянение до потери чувств». Опоить можно было не только вином, но и какими-либо другими дурманными зельями. В любом случае, «упоенный» – тот, кто находится под воздействием наркотических веществ, принятых в жидком виде перорально.
 «Завороженность» и «обаяние» (от «баять» – «говорить») содержат в себе значение колдовства через магию ворожбы, наговора, приворота. В глаголах «заворожить», «обворожить» просматривается корень «ворог», то есть «враг» (колдун). Человеку, не замыслившему злое, незачем использовать языковые ухищрения для подавления воли и разума своего оппонента. Сегодня иносказательный смысл этой лексики почти полностью вытеснил прямые значения, чаще всего мы употребляем ее для описания волшебной силы искусства или красоты.
 «Блаженство». На современную коннотацию понятия сильно повлиял христианский дискурс, в этимологической перспективе слово сливается со словом «благо». В то же время в современном лексиконе присутствуют: «блажить», «блажной», «блажь», имеющие значение нелепого чудачества, неадекватного поведения, внезапной прихоти. Можно вспомнить и слова «блазнить», «соблазнять», «соблазн», «ублажать».
Знаменитая строка из «Попутной песни» М.И. Глинки «Веселится и ликует весь народ» иллюстрирует нам пример употребления еще одного слова – «ликованье». Оно дошло до нас из старославянского языка, в котором, по заверениям лингвистов, было суффиксальным производным от «ликъ», означавшего «пение, пляски, праздник».
Каким бы это не казалось нам сегодня странным, «ликъ» – это не только «лицо» или его иконографическое изображение, но также и «собрание поющих и пляшущих», и «песнь, сопровождаемая пляскою», и даже «хоровод». Участника таких празднеств называли «ликовникъ, ликовственникъ», а «ликонаставникъ, ликоучитель» – это предводитель хоровода». Таким образом, танцевальный аспект этого старинного корня забыт, сохранилось только значение радости, трепета и восторга.
А восторг? Имеет ли это слово какое-либо родство со словами «торг», «торговать», «торговля»? Прежде чем ответить на этот вопрос, укажем на более близкое соотношение со словами «торжество», «торжественный», «торжествовать».
«Не сразу догадаешься, что «торжество» происходит от «торг». Некогда оно значило «то, что совершается на торгу», т.е. при большом скоплении народа. Ведь раньше «торговая казнь» значило «публичная», происходящая на площади, при всех. Отсюда торжеством стало именоваться публичное прославление, общий праздник, а затем уже и «радость по поводу успеха, победы», – сообщает нам Лев Успенский.
«Торжество», добавляет Николай Шанский, появилось в русском языке в качестве неточной кальки греческого panegyris «торжественное собрание» (от agora «рынок»). Поэтому слово родственно лексеме «торг» – «рынок».
Кстати, корень тут общий для многих языков. Латышское «тиргус» значило «рынок»; по-албански базар – «трэге». По мнению Успенского, из русского языка слово перешло к скандинавам (у шведов рынок – «торг»), а от них и к финнам: название финского города Турку тоже значило когда-то «рынок»*.
Однако вернемся к «восторгу». Смысл приставки воз(с)- состоит в подъеме, движении ввысь, передает порыв кверху. Старославянское «търгати» значило некогда «рвать», также как «расторгать» синонимично «разрывать», а «исторгать» близко по смыслу к «вырывать». Таким образом, «вос-торг» – это что-то похожее на «вз-рыв» или точнее «по-рыв», ведь тут имеется ввиду «устремление души ввысь». «И ведь верно», – пишет Лев Успенский, – «восторженный» человек все время как бы «взрывается» радостью, восхищением, преклонением и т.д.».
Таким образом, по мнению уважаемых лингвистов, «восторг» имеет в своем составе древнеславянский корень «торг», в то время как «торжество и торговля» пришли в наш язык из Византии, как перевод понятия «рынок, базар». Не странно ли? Но подобные омонимы в языке встречаются. Может быть, в древности также было и два слова «лик», от одного через церковно-славянский образовалось «лицо», а другое в качестве смыслообразующего корня создало слово «ликование».
Подводя некий итог, можно отметить, что лексика экстаза в большинстве случаев имела негативный окрас. Люди в подобном состоянии оценивались соплеменниками, как безумцы, временно потерявшие рассудок или даже собственную личность, то есть, в каком-то смысле, душу** (ср. с «самозабвение»). Да и само слово «экстаз», имеющее греко-римскую этимологию, можно перевести как «от-странение» в значении близком нашему «исступление».

__________________

*Рынок. Как сообщает Лев Успенский, «рынок» представляет занятный случай взаимного обмена словами. В германских языках «ринг» значило «кольцо», «круг», «площадь». К нам, уже в значении «место торговли», оно попало от чехов или поляков. А вот однозначное слово «торг» – «рыночная площадь» – является, по-видимому, славянским.
Как видим, единогласия в данном вопросе в профессиональной среде нет: Успенский и Шанский здесь не солидарны.

**Особняком в этом ряду стоят слова «воодушевление», «вдохновение», передающие смысл вхождения в человека духа святого. Тем не менее, даже такая «благодать» предполагает временную потерю своей идентичности.