Детство. Жаркое лето...

Детство. Жаркое лето в Ростове.
Флоксы, флоксы, их целое море.
Я иду в нём, руками разводя это море,
Розовое, сиреневое, белое,
А над головой - зелёное и золотое.

Старые абрикосы, богатый урожай.
Под ногами - муравьи и мёд
Лопнувших плодов - их Эдем, их рай.
Муравьи уверенно идут вперёд,
Я иду в дровяной сарай -

Смотреть в его темноту
После яркого света дня.
Есть там что для меня?
Чувство, что клад забытый найду:

Чайник, набитый бусами, бисером, брошками,
Фамильными безделушками, на первый зуб ложками -
Нет клада ценней,
Когда тебе от роду пять лет
Без нескольких дней.

Но сейчас там велосипеды
И непонятный инвентарь,
В углу паучок, паутинка, комар.
Зайду в другой раз, проведать.

Брат привычным путём лезет выше:
Приставная лестница на крышу,
В соседнем дворе - железный батут - кровать:
Пыгать-летать, прыгать-летать... летать.

Как выше - так?
Или - летающий гамак?

Мой любимец воздушный,
Состоящий из верёвок и ромбиков пустоты,
Начитанный моими книжками,
Наполненный моей летней негой,
Блаженным бездельем,
Ожиданием, когда позовут на оладьи
Или вареники с вишнями,

Подлетающий вверх, вперёд, к беспощадному солнцу,
Уносящий вниз, назад, к дереву с одиноким грецким орехом,
В узорную тень вековых слив с прозрачной смолой на стволах,
По которым - пути муравьёв, толстых, чёрных, быстроногих,
Кусачих, упорных трудяг, они со мной книг не читали...

Смена кадра. Наш домик с беседкой,
Крыльцо, будка пёса, похожего на медвежонка,
Бело-жёлтого, тёплого, с северной шкурой,
В жаре этих дней, словно чудом,
Лежащего - как? и откуда?

Виноград завивает тугими спиралями кольца-усы
И дразнит незрелыми, видными в листьях, плодами.
Акация... Любовь моя - акация, растёт,
И чередой уходит - в место "между", в место "за",
Ему названья нету, есть только моя память,
Чувство волшебства и времени, что там течёт иначе.

Вообще-то, скажут, просто тупичок, зазор между домами,
Забвенья склад и мусорных кусочков кирпичей...
Но это тайна моих детских дней.

Там семена акаций грильяжным блеском
Выстилают землю,
Где окна комнат, куда заходят редко,
Ведут старинный тихий разговор
Домов двух по соседству:
Шумами кухонь, эхом голосов,
Ресницами кокетливых решёток
За тюлевой вуалью занавесок...

Там голосов знакомых с братом зов не слышим -
Мы заняты познаньем половых различий,
Как оказалось, то за гранями приличий.

Обидно до сих пор!
Я пряталась за домом, в закутке,
Не как дрожащий вор,
А как учёный смелый,
Стоящий на краю
Научного прозренья.

И потому так горько униженье.
Сурово, грубо прервано стремленье
К познанию и детская игра.

Наказана - и ощутила первый стыд,
И возмущение, и горький вкус обид
Средь буйства флоксов райского двора...