Белый голубь

В пепле вечного заката
Край земли, в краю валёрном.
В пепле, сделанном из мака,
В пепле красном, в пепле чёрном,

Мчится голубь осовелый,
Распустив свои закладки,
В город белый, пусто белый,
В белизну его упадка.

В этом городе далёком
Исчезающей породы
Чистый воздух – одинокий,
Ибо выдохи не в моде;

Как и ливни, как и вдохи,
Как лихие ленты в косах,
Как не собранные крохи
На бульварах-папиросах.

Белый голубь вьётся флагом,
Оторвавшимся от мачты,
Мимо храмовых оврагов,
Мимо форточек барачных.

Браку - крики, Смерти – сплетни;
Зеркала блестят в асфальте;
Тихо зреет междометье;
На заборе: «Воду дайте!»

Батька рвёт ширинку тихо
И показывает честно
Выдающееся имхо
По вопросам поднебесным:

«Кто-то стёр всея Помпеи,
Потрясая мирно счёты.
А тряхнул бы посмелее,
Расгульдячил бы кивоты».

Сверху грянет пианино
На того, кто бесподобен.
И в фенгеровых руинах
Забалуется Бетховен.

Пропоёт он, чёрта корча:
«Долго ля фасолим клирос?
Овчий серп на рыле волчьем!
Кто-то помер, кто-то вырос.

Кто не вырос, помер славно.
Все едят за ним печенье,
Поминают словом здравым.
Как посмертное леченье!»

Белый голубь пролетает
Над зубчатыми домами,
Клювом нежно рассекая
Воздух, пачканный словами:

«Здрасте! Вы ли били рыло?»
«Я не бил, но был бок о бок
С тем, кто бил. Меня стошнило».
«Честь и слава тем, кто робок!»

И крыло своё направив
К череде больших свершений,
Он не спросит: «Кто здесь правил?»
Ибо ясно, что не гений.

Что он ищет? Может хлеба
В гузах кровельного румба?
Или Ноев он, и вера
Возвела его в колумбы?

Ветер вяжет две косички
В небозёме. Арки точно
Перевёрнутые брички,
Бороздящие заочно.

Голубь счастия не лепит,
Не воюет, не скандалит.
Тот же ветер перья треплет
И гранит могильный драит.

Там внизу полки погостов.
Их поболе, чем пунктира
На молочной карте звёздной.
Ведь могила – койка мира.

«Мы, наверное, знакомы?»
«А за что вы воевали?»
«За свободы, за хоромы».
«Покоряли, разоряли?»

«Ровно так. А как иначе?»
«Значит, точно я вас видел.
Ну и сделались богаче?»
«Правлю примусом в Аиде».

Вольный голубь тем белее,
Чем длиннее багряница.
Приближаясь, он чернеет
Отражением в зеницах.

Там – традиции в коленях
И в амуре без перчаток.
От почивших на ступенях
Остаётся отпечаток,

Остаётся тихий парус
И безоблачное небо,
И побег на нижний ярус
Крошек треснутого хлеба.