День шестой

Шел день шестой. Уже рука бойца
Блуждать устала среди ног и грудок
И отправлять остатки холодца
В истерзанный за праздники желудок.

Рукой могучей череп подперев,
Еще не побежденный и не павший,
Сидел он за столом, как царь, как лев,
Но только до безумия уставший.

Боец был пьян, его душа пуста,
Его глаза уткнулись в бесконечность…
Он видел тень могильного креста
И мерзкую пронзительную вечность.

Хотелось просто лечь и умереть —
Решить проблемы все и одним махом
И синим пламенем потом в аду гореть,
И быть развеянным по миру горьким прахом.

На Куршевель он за год не скопил,
А если б и скопил, не стал бы тратить:
Ему б на даче починить настил
Да лодку бы отцу проконопатить.

На среднюю зарплату по стране
Не шибко в Куршевель пофестивалишь:
Тут дали как-то премию жене,
Но вся ушла — хватило на дрова лишь.

И матери вскопать бы огород —
Им, старикам, никак одним не выжить.
Ну дали десять дней на новый год,
Так ничего не получилось выжать.

Зима, мороз — какие там дела?
Природе тоже хочется покоя.
Метель все тропы снегом замела,
А тракторист все праздники в запое.

Ему, Бойцу бы, в мае самый раз
Дней пять бы дали, неужели жалко? —
Теплицу натянуть бы на каркас
Да с сыном отпроситься на рыбалку.

Но депутаты едут в Куршевель —
На родине каникулы убоги:
Вредна для них российская метель
И снегом заметенные дороги.

Там лягушачьи лапки, фуа-гра…
Там женский смех божественно приятен!
Там горных красок тонкая игра,
Ландшафт красив, продуман и опрятен.

Альпийский воздух сказочен и чист,
И как-то по-особому разрежен,
Там Хенесси прозрачен и лучист,
А мех шиншиллы не по-русски нежен.

Они же думают, что всем такой ништяк:
За счет страны лепить себе зарплату…
Что... дорого? Да ну, какой пустяк!
Они позволить могут эти траты.

Жена Бойца жевала оливье
Без аппетита: так, на автомате, —
И думала, как жить теперь семье,
Когда кранты пришли ее зарплате.

Подарки, жрачка, гости и родня
Не оставляли никакого шанса:
Зарплата кончилась еще второго дня,
А нужно жить хотя бы до аванса.

Но не бросала пьяного Бойца,
Хотя подчас сдвигала черны брови —
Валькирии дерутся до конца,
До самой до последней капли крови!

Враг был силен: Киркоров и Буйнов,
И иже с ними Галкин с Орбакайте,
Леонтьев тоже прыгал из штанов,
Что, дескать, и меня не забывайте!

Его забудешь! Каждый Новый год
Мотня его звездит в телеэкране,
А дельтаплан уже давно зовет
Оставить нас и улететь в Майами!

А во второй шеренге Лобода
Слепила всех своей атласной кожей,
И Кадышева Надя без стыда
Старалась быть на Зыкину похожей.

И Басков Коля на Содом успел,
Чтоб шабаш их пролить своею кровью:
На всех каналах он неделю пел,
Но не устал — вот это, блин, здоровье!

Кудрявцева, Меладзе, Пресняков,
И каВалерию в бой запускал Пригожин,
Билан и Лазарев в обличье мужиков,
И кое-кто известный с ними тоже.

Враг наступал: Дибров, Мартиросян,
За ним потоком Гальцев, Дранга, Пьеха,
И гений юмора Евгений Петросян,
Но нашим стало что-то не до смеха.

Взрывной волной засыпало блиндаж —
С Аншлага парни вынесут любого!..
Боец читал Молитву «Отче наш»,
Уже надеясь лишь на Божье слово.

У милости Господней рамок нет...
Бог, видимо, Молитву эту слышал:
Во всем районе вырубился свет,
Экран погас, как знак, как чудо свыше!

Пришли Его незримые лучи!
И в душной атмосфере тьмы кромешной
Он дивный свет рождественской свечи
Зажег в сердцах и подарил надежду!

И встал Боец! И песню затянул
Про ворона, кружащего над миром,
И, как на танк, забрался он на стул —
Он в армии был взводным командиром!

К нему на танк запрыгнула жена,
Отставив от себя кастрюлю с мясом,
И брат вступил, встряхнув мозги от сна,
Своим неукротимо мощным басом!

И в терцию завыл сибирский кот,
И начал петь с хозяевами вместе,
И показалось, вся страна поет,
Включая тех, кто был еще в подъезде.

Боец все пел, он пел про ямщика,
Замерзшего в степи бескрайней ночью,
Но отступала мрачная тоска,
И всех врагов он рвал вокалом в клочья!

Исчез Газманов, бросив эскадрон,
Сверкнула грудью Чехова Анфиса,
И Дранга потерял аккордеон
И убежал с экрана за кулисы.

А гости пели, кое-кто вспотел,
Объевшись холодца и в дым опившись,
А черный ворон так и улетел,
Добычи, как обычно, не добившись.

Ведь снято было злое колдовство,
Повержена всесильная фанера,
А впереди сияло Рождество
Волшебной силой нерушимой веры!