CМУТ А ок

Мы, как во сне - немы,
В цене мы, пока на сцене,
Будто народ - не мы,
А доноры и мишени,
В спектакле с названьем Страна,
Не так ли? По крайней мере,
Власть от крови черна,
Пасти скалит в партере.
Раззявлен презрительно рот,
Хозяина, мелкого беса,
Смешно ему это... Народ?
Лишь вновь продолжается пьеса.
А мы... ждем волшебный Сезам,
Вождем он обещан, ...не сразу.
И мы таращимся в зал,
А Мытарь миропомазан.
Скучно машут крестом,
Тучные псы государевы,
Паства! Все будет... потом.
Зад свой удобней устраивая.
Зорко следит в бинокль,
Галерка с их холуями.
Бояться, которых - наш долг,
Паяцами быть, и шутами.
Их ****и воют нам в такт,
Раз на день, что жизнь хорошая.
Мы платим за этот спектакль?
Мы тратим, свои же грошики?

"Распил" во время чумы,
Это пир, как победа Пиррова,
Но почему мы должны,
Со сцены в зал аплодировать?

20.11.14

Вдень дуже легко зважити крок,
З землі у неба блакить.
Нічиєю ніччю чатує мов вовк,
Сумління тих, хто не спить.
Майже сновида минулий той день,
Якого в тебе вже не буде.
Це дуже просто - любити людей,
За те, що вони теж люди.
Але ми виберем інший шлях,
Тим, що рушали сьогодні,
Де кожен - ворог, гірший мов лях,
А далі... далі безодня.
Куди вона завтра нас заведе,
Безодня повна облуди.
Це дуже складно любити людей,
За те що вони теж люди?

15.02.14

Горит от пожаров город,
Дымом сквозь пламя дышит
Спрятались все в норы,
Хочется всем выжить.
И на снегу белом,
Сажи пожаров перхоть
Вроде победа в целом...
Но только стоит "Беркут".

Поют подлецы оды,
Из фарсов слагают саги,
Купить они все могут,
Все, кроме их присяги.
А долг, что они исполняют,
Какой ты измеришь меркой?
Чем кончится - тоже знают...
Но только стоит "Беркут"

Иуды кричат: "Сдавайся!"
Сквозь мегафонное сито
Мол выдадим аусвайсы,
И будет все шито-крыто.
Но каждый остался честен,
И только, как на поверке
Их строй, как и прежде тесен,
Стоит, как стоял "Беркут".

Удел не колеблясь выбран
Своих врагов не считая,
Они отойти могли бы,
Но только - страна за щитами.
В огне у них нет брода,
Хоть каждый уйти волен.
И лейтенант Онода,
Наверно был бы доволен.

26.01.14

Від Введення, як за молитвою,
Мабуть що.й до Іордані,
Я сам у себе запитую,
Чому я не на майдані?
Що мені та й втрачати?
Маю ще розум і силу,
Та досвід встає на чати, -
Що Вовка, життя не навчило?
Ти знаєш, сам, що напевно,
У казочки вірять лиш діти.
А ті - що кричать зі сцени
Боксери, та пройдисвіти.
Хай іде революція,
Буремно бунтує столиця.
Це тебе не стосується,
Тобі вже надто за тридцять.
І досвід, якоїсь міри,
Шепоче, що буде шкода...
Коли б я просто повірив, -
Он-де, брате, - свобода!
Твоя!
І нема надміри,
За неї щоб заплатити,
Такої святої віри,
Достатньо, щоб і злетіти.
Достатньо, щоб волю мати,
Сідлати коня і далі,
Оце все зілля рубати,
Що прадіди не зрубали.
Та досвід на перешкоду, -
Але тридцять років з гаком...
Підказують, що "свобода",
Насправді - це дуля з маком.

Дивлюсь оце телевизора,
Кожен вечір в вітальні,
І сам у себе запитую,
Чому я не на майдані?

Декабрь 2014

В пламени наш Вазастан

Уютное тихое завтра,
Рвет сегодня как нити,
Ад боевого азарта,
Перед атакой - митинг.
Остановите,
Это - остановите.

Кто-то от вспышки падал,
Хоть пули еще из резины,
Шакалы почуяв падаль,
Добавят в огонь бензина.
Чтоб полыхнуло жарче,
Напалм из бутылки вытек,
Пока еще счет не начат,
Тех, кто сгорел в зените.
Остановите.
Это остановите.

Война не дороже чая,
Их выбор выбит на блюде,
В штабах никого не пугает,
Что победивших не будет.
Лозунгов сладкая вата,
Растает медалью на китель?
Пока в шумовых гранатах,
Работает воспламенитель,
Остановите.
****ь, это остановите.

Мальчишки в войну играют,
Сбиваются весело в стайки,
Но их уже выбирает,
Сквозь сетку прицела снайпер.
Толкнет наглазник в надбровье,
Чье имя уже на граните?
Пока еще нету крови,
****ь это остановите!
Остановите.
Это остановите!

22.01.14

Не бійся. Вже заспокойся,
Стосується кожного з нас, -
Годинник з пульсом із Хомса,
Почав відраховувать час.
Сволота кричить - "Нарешті!"
Ненависті зерна сіє.
А полум"я, як в Будапешті,
Нікого вже не зігріє.
Тане вечір морозний,
Ніч люди мовчки зустріли.
Ти, друже, бачив Грозний?
Після тіх артобстрілів?
Буде що далі ясно,
Довірились ми отруті.
Гнотик надії згаснув,
Як ото у Бейруті.
Падає сніг на сажу,
Дурною, але надією,
В майбутньому, що не скажуть,
Це вже війна.... як в Києві.
Молитвою, як на допиті,
В Бога хочу благати.
Хай будуть навіки прокляті,
Хто підняв нас брат на брата.

22.01.14

Предчувствие гражданской войны, -
Это сумерки света на кухнях,
Это чувство твоей вины,
Что пожар уже не потухнет.
Это лица твоих друзей,
В окуляре прицельного круга,
За чужих из грязи князей,
Мы готовы убить друг друга.
Это то что придумать нельзя,
Как опишешь в лихую годину,
Наших мам сухие глаза,
Как упреки смотрящие в спину.
Это Родина плачет в дыму,
То чему учили нас в школе.
И от пороха корчит страну,
До кровавых с блевотиной колик.

Взведен курок, да здравствует выстрел?
Каждого часа минуты черны,
Горит пожар - огонь этот вызрел,
В предчувствии гражданской войны.

20.02.14

Время. Время кровавой смуты,
Толп, горланящих вразнобой,
Нового века "Тонтон Макуты",
Кровью пачкают за собой.
Смута нынче в країні правит,
Бунты нынче страну трясут.
Время, точки над И расставит,
Сук подыщет каждой из сук.
Нет спасенья от этой напасти,
Как от хлорки вспенилась мразь,
Власти! Суки желают власти!
Их народ венчает на власть...
Манят пряником, чаще плетью,
Разрывая на части страну,
В смуте тонут и ТЕ и ЭТИ,
Наши дети нас проклянут.

И все ярче огонь раздора,
Льют в него не стесняясь бензин.
Чьи-то пальцы умело и споро,
Снаряжают уже магазин.

22.02.14

Громадянська війна - це сука,
І в очницях ії наче вогнище,
Вона в дім приходить без стука,
Почалася вона вчора ще.
Хто їй скаже - вголос, щосили:
Йди звідсіль, по добру по здорову...
Ми всі разом її народили,
На драбинці до могильного рову.
На доріжці на Яр, на Бабин
На стежинці до біса, до виру,
Ми прийняли облуду цій зваби,
На багатті спаливши довіру.
Так що пізно - збирайся козаче,
Вже ніхто цього не зупинить.
На валу Ярославно хай плаче,
Гості в дом - зустрінь іх газдиня!
Гості в дім - ти вмивайся чисто,
Кров'ю рудой, під покровом ризи,
Одягай на шию намисто,
З зашморгу та стріляной гільзи.
Хліб печи - та криши сухарями,
Там де цвинтар, збивай перину,
В божевіллі, не ворог..... - ми з вами,
Згвалтували свою Україну...

21.03.14

Неумелое подражание Галичу

Шепотом нынче на кухнях,
От страха совсем, как давеча,
Но в тишине звонко ухнет
Песенка, как у Галича:

Что стяги весна полощет.
Моет ветрами холодными,
И смеем ли выйти на площадь,
Чтобы остаться свободными?
Выбор опять в игре прост,
Хрупок он, будто наст.
И как прежде - на крепость,
Век наш пробует нас.
Может - спрятаться проще,
Пошли как шаги - аресты,
Смеешь ли выйти на площадь,
В шеренге занять свое место?
Время диктует срочность,
Тонет страна, накренясь,
Снова - теперь на прочность,
Век наш пробует нас....
Проще ведь - устрашиться,
Не соваться в огонь без брода.....
Но стоит ли нам решиться,
Что стоит того свобода?

05.04.14





Война для нас началась в конце апреля.
Без громких объявлений по радио, рыдающей толпы у репродуктора и очередей в военкоматы. Подсознательно войну ждали все - только что от Украины "отвалился" Крым, на границе дымила полевыми кухнями регулярная армия РФ, накал страстей по местному телевидению начинал зашкаливать за все разумные пределы. В войну еще никто не верил, но позвоночником, генной памятью предков, очевидцев Последней Великой Войны ощущали приближающиеся реки крови. Это знаете, как акула ощущает ее запах за несколько километров океана. Но никто не верил в ее неизбежность - думали, договорятся. Никто не верил, что на материке к власти пустят людоедов.

Но шкурой, первобытными инстинктами, - это чувствовали все. Вечером в АТБ начинались сложности со спиртным. Людям было страшно. Девушки разводились на секс самостоятельно, только лишь от предчувствия неизбежного. Не полоротые дуры-малолетки, а именно уже знающие цену и себе и жизни, мамзели до тридцати. И стоя в очереди в АТБ я видел одинаковые взгляды, одинаковые лица. Джентельменский набор - коньяк, конфеты, презики. Изредка вино или шампанское, по пристрастиям. Атэбовские кассирши шарящие по лицам незнакомцев без дамы. Им тоже страшно.

Казалось бы чего бояться? Да только за Дьяково стоят танки. Наши пограничники напротив перегородили дорогу двумя плитами и рапортуют - "Усе у порядке". И потому утолив страх алкоголем предавались блуду продавщицы цветов и кассирши из продуктовых. Ведь танки! Не японские словесные, ни ретро на постаментах - современные в пятнах камуфляжа, рычащие мощным двигателем, воняющие соляркой. Олицетворяющие смерть.

На танки не съездил, не посмотрел только ленивый. Что ж нас как Крым?

Оказалось или.

Война началась внезапно. Наличка в банкоматах стала появляться периодически, на улицах впервые появились вооруженные люди, а в народе поползли дичайшие слухи о "БТРах" захвативших склад динамита на одной из шахт, "Правом секторе" в Ровеньках. Здание ГП обросло баррикадами из мешков с песком, отдельно от митингующих напротив у здания исполкома горсовета. В том смысле, что баррикады появились внезапно для всех, и руководители местного "восстания" никакого участия не принимали. Оказалось - руководство ГП так отреагировало на слухи о снятии генерального. Работяги, наполняли мешки с песком реагируя, как прикажут, - относилось к этому индифферентно. Приказано - наполнили, приказано - убрали. Песка благо много, мешки из-под сахара брали оптом в "Дарах Природы" по рубль пятьдесят за штуку. А уж МПУ на поверхности - резерв любого аврала. Хочешь - гараж начальнику участка, хочешь - баррикады. Зачем не ихнее дело.

Местечковые олигархи по шакальи выхватывали куски друг у дружки. Народ следил за всем этим отстраненно. Товарищ Птицын вместо Воробья - генеральный? Да нам в общем-то по одному месту. Рядом с ГП круглосуточно резали на металл Рудоремонтный завод, рвали силовые кабеля, ломали кузнечный цех. Седые старики под восемьдесят, кавалеры трудового Красного знамени, топтались у проходной, угрожая самосожжением. Но на территорию завода их не пускали рослые мордовороты в черной форме с резиновыми палками и помповыми ружьями. Все не местные - из Днепропетровска. Все законно - по бумагам, подписанными депутатом из "Батькивщины" с еврейской фамилией. Ничего не поделаешь бизнес-с. Рудоремонтный завод, старейшее предприятие города, на которое еще в 40-х годах рисовали карикатуры в "Перце" не смогли уничтожить отступающие немцы. А эти смогли. Все, что не смогли эти, доделали две "сушки" в один заход летом. Но это я забегаю вперед.

К тому времени не власть, а ее символы, на местах сменилась даже в моей родной Собачевке. Заключалось это прежде всего в замене украинского флага на любой подручный на ближайших зданиях и бесконечных митингах. Восстание спорадически шло целиком на импровизации, потому как флагов загодя не наготовили. Вешали либо российский, либо красный. В моей родной Собачевке висел флаг конфедератов повешенный местными байкерами. Да, и это было время митингов. Митинги велись везде и всюду местными активистами, оппозиции которым просто не было. Оппозиция - местные аферисты и проходимцы. которых не взяли "хазяйновать" в Партию Регионов, затаились, злорадно дожидаясь, когда люстрационные волны майдана дойдут до района и города, чтобы занять наиболее хлебные места. Опыт подобных перемен был - в 2004 на волне "оранжевой революции" в местное районное начальство некоторые, ну очень удачно пристроились. Вплоть до головы Малониколаевского сельского совета, - ёбнутого на всю голову клоуна, который на перезахоронении останков неизвестных солдат, на местной партизанской стоянке, и начальственного фуршета, позволил себе открыть этот фуршет на правах хозяина грандиозно неприличным тостом, который бы некоторые постеснялись произнести в бане для компании продажных дам с краснолученского перекрестка. За что кстате, этот бородатый идиот был едва не избит ветеранами-"каскадовцами". В марте 2004 он еще бегал с виселицей сделанной из обломков лыж обмотанных скотчем вокруг райгосадминистрации, за что был нещадно бит тетками-головами сельских рад района. Он в итоге стал замом главы. Даже больше - некоторое время "выплывшая наверх, потому что не тонет" субстанция, смогла удержаться у руля на фоне лозунгов, развалив в своих жалких попытках обогащения и так агонизируемое бытие.

Потому никакого сопротивления митингующим у горисполкома никто не оказывал. Они готовили себя к победе, после покорения бунтующей Вандеи. *** там, они угадали.

Митинговали как-то равнодушно. Хотя после каждой пламенно-бессвязной речи толпа одобрительно шуршала - федерализация, свобода, хватит. Умным было смешно. Протест в марте-апреле был еще неорганизованной фикцией, поскольку никто не знал, что делать. Не делай власть в Киеве никаких телодвижений с танковыми колоннами, к июлю все развалилось бы само.

А было одновременно смешно и страшно.

Все шло своим чередом. Местные казаки охраняли памятники Ленину, милиция попряталась в своих отделениях, а все остальные жили той же размеренной жизнью, как и прежде. Недоумевая и посмеиваясь, ибо в действиях "восставших" логику могли увидеть только эльфы. А их тогда было немного.

Я не сомневаюсь, что потом. Глубоко потом все это идеализируют как Великую Октябрьскую революцию. А в действительности все напоминало анекдот - "Смольный, пиво есть? Нет? А где есть? В Зимнем?"

Да и сами "восставшие", понимая призрачность и шаткость своего положения, отсутствие не только планов на перспективу, но даже на завтрашний день были обеспокоены - протест сливался. Да большинство местного населения поддерживало их, но никто не знал. что надо делать дальше. Ухнуло в Луганске - там что-то захватили и удержали. До нас долетало эхо - захватывать было вроде как нечего и незачем. Потом определились - референдум о федерализации.

А это уже была война.

Она стала неотвратимой.

Война.

Я наблюдал за всем этим из своего старого дома. Дом выстроил мой прадед еще в начале двадцатых, когда перебрался в Собачевку в должности главного инженера близлежащей шахты, коих в ее окрестностях было чуть более чем дохуя. Дом был огромным и старым, и достался мне по наследству от бабулек, досмотр которых в недалеком прошлом стал моей сомнительной заслугой. Войны я тоже не планировал, накапливая средства на бесконечный ремонт своей среды обитания. Забор из профиля, крыша, водопровод, отопление, внутренний ремонт, замена дверей и прочая, прочая, прочая.

Профиль. швеллер, квадратная труба, мешки с цементом, прут, болты, электроды. Вся весна - один бесконечный марафон по строительным магазинам. Цены росли ежедневно. Силикон для стекол, внутренние двери, доска, брус, шифер. Ухнули не только все сбережения, кредиты брать побоялся - в финансовом запасе только оставалась потраченная алкоголем почка.

Какая нахрен война?

Так длилось почти до мая.

Ярко, над Греческой площадью,
Пламя пылает Хатыни.
Кровью нынче, и копотью
Дышится в Украине.
Совесть забыли и спрятали,
Пожар этот будeт тлеть...
И вновь, как тогда - каратели
Шагают по нашей земле.
В бунтах горят окраины,
Над Родиной бьют в набат,
И вновь выполняют Каины
Работу айнзатцкоманд.
В брызги, в кровавое месиво,
"Орднунг" нести на битах.
Позируют парни весело
Для фото... на фоне убитых.
Не ждите тепeрь прощения,
Бойня кончится бойней.
Вновь берет ополчение
Винтовки с одной обоймой.
Тихо рыдают матери
Вслед сыновьям в Украине...
Снова шагают каратели,
И вновь пылают Хатыни...

04.05.14

А над Вкраїною тінь,
Тінь,
Тінь,
Всюди куди не кинь,
Минулого паутинь,
Лізе воно як тать,
Постать.
Чия могла встать?
Привид, вона чи химера?
Стій, то ж Степан Бандера...
Воскрес мов вурдалак,
І знов в Україну вчепився.
В крові солодкий смак,
Тоді досхочу не напився?

Але це привид
Примара,
Привід,
Бо треба пожара?
Хтось мав вибирати,
Політіка тонка сфера.
Одне одного будуть вбивати?
Будуть?
Хай буде Бандера.

Його з нафталіну бери, -
Як ніяк кадри старі.

май 2014

Kenigtiger

Май, как воск, на асфальте плавится,
Сквозь "зеленку" солнцем сочится,
И не знают жители Славянска,
Что же завтра с ними случится.
Голос их канонадой заглушен,
Снайперами прострелено сердце,
И с винтовками против пушек,
Блокпосты стоят ополченцев.

Они просто устали кланяться,
Причитая тихо на кухнях,
До свободы, а там и до Славянска,
Лишь четыре часа на попутных.

Там у смерти сегодня равенство,
Пули цель наугад выбирают.
Не осталось сегодня в Славянске,
Тех людей у кого "хата с краю".
Парадоксов таких не знаю я,
И в истории их не знают,
Свой народ "зачищает" - армия,
"Террористы" его защищают.
И война идет за кулисами,
Из вранья изворотливой мрази,
Щедро сеющей землю гильзами,
Повенчавшей мытаря - в князи....

Вы на слово Иудам не верьте,
Будем живы в огне сгорая.
Ведь от Славянска до бессмертия,
Полоса лишь переднего края.

30.05.14

Україна, як на канаті,
Балансує, ледве вцілила.
Вона єдина на мапі,
Бо навпіл країну, навпіл,
Ненависть розділила.
Стулити до купи - без шансів
Спаплюжена і розп"ята,
В ватнику чи в вишиванці...
Люди благають - отямтесь
Бо брат убиває брата,

Та знов кати бенкетують,
Не чують людей, не чують...

02.06.14

А потом грянул май.
Одесса.

К тому времени 112 канал оставался среди тех немногих, не охваченных баблом и массовых безумием. Там осмеливались еще, что-то вякать в адрес людоедов от киевской власти. Остальное в зомбоящике несло если не патриотический бред, то в угаре радостно кивало всем этим россказням о "змоскальщеном быдле", "туристах из Белгорода" и "сепаратистах". Достаточно было часа такого телевидения, чтобы на остаток жизни стать сепаратистом. Поэтому глядя в экраны Т2, местные потихоньку зверели с каждым днем. А тут такое.

Даже самым упоротым "украинцям в вышиванках", до полного жовто-блакытия головного мозга, из здешних было понятно, что этого делать было нельзя. Но в склонности человека идеализировать будущее и объяснять симпатии, они оправдывались блея - "скоро прекратится, это бардак после революции", евромайдан был, чтобы говорили только правду, и прочая, прочая, прочая.... Далбаебы, "прости Х-хоспаде".

Одессу они уже объяснить не смогли.

2 мая в программе "Знай більше" она транслировалось едва ли не в прямом эфире. Мы открыв рты смотрели не веря в происходящее. И кто-то из умеренных политологов после звонка неизвестного одессита в студию сто двенадцатого - воспроизвожу дословно: "У нас начался "курортный сезон", все гостиницы заполнены, нас убивают и защитить нас некому", - в ответ на реплику ведущего, а что теперь делать, ответил: "Нужно брать автомат - началась гражданская война". Это все происходило кадров, где выпрыгивающих из горящего здания людей добивали палками подростки в масках. В прямом эфире.

После этого, войны было не избежать. Для усиления эффекта в соцсети полились и были растиражированы селфики на фоне обгоревших трупов. Наши вялобунтующие, открыв рты, наблюдали за всем этим сумашествием, трезвея. До них дошло, как поступят с ними. Насилие всегда в пропорции ведет к насилию.

И понеслось.

Третьего мая в город вошли казаки. 10-15 человек, но с оружием. Их встретили восторженно - вот оно "вежливые люди"! Призрак второго мая в Одессе был у всех на слуху. Неорганизованный, бессистемный протест стал формироваться вокруг вооруженных людей. Референдум о федерализации был выигран еще до его проведения. Теперь, когда появилась возможность к организованному сопротивлению и явственный пример насильственного подавления инакомыслия с особой жестокостью, остров Донбасс поплыл в "самостийность".


Казаки сначала захватили районную госадминистрацию. Захватили - это утрированно. Они сходили в исполком горсовета, который напротив, посмотрели - ушли. Горотдел милиции был закрыт. Районный, который располагается по дикой прихоти в дремучих ****ях городских окраин, я так понимаю искать не стали. Заняли райгосадминистрацию. При захвате им дикое сопротивление оказала зам главы районного совета Маликова - дикая фурия, начальственная тетка. Она бы, гарантирую не пустила их дальше вестибюля, эту тетку на страх врагу, можно было в тыл сбрасывать без парашюта, но Карфаген пал - районное начальство, всегда выжидавшее во всех политических баталиях с времен Очакова и покорения Крыма еще Хрущевым (чего стоит бессменный глава районного совета бывший членом КПСС, СДПУ о, Партии Регионов, Селянской Партии и еще двух трех менее значительных типа социалистической или "Відродження"), тут же перебрались в Дьяково, чтобы возглавить "правительство в изгнании". Если не врут очевидцы - первое, что сделали захватившие райгосадминистрацию, починили канализацию, которую все власти на протяжении всего периода независимости ремонтировали 22 года. Сие заняло у них три часа. Районные острословы заключили, что вернулась "Кровавая Совдепия", ибо деньги на ремонт канализации были только у Советской власти. Немного погодя в Дьяковскую ссылку перебрался и районный отдел культуры, здание которого отжали неизвестные.

Я тогда в первый раз увидел все это, стоя у очереди в приватовский банкомат, в вестибюле исполкома горсовета. Он жутко глючил, и поэтому в нем еще оставалась наличка, которой мне не досталось к слову - уж слишком велика была очередь жаждущих объять кожей ладошек золотого тельца купюр. Но ведомый скукой я сходил посмотрел на казаков, бродивших вокруг райгосадминистрации, окруженной добровольцами, волонтерами и полевыми кухнями, благо очередь была длинная. Ничего интересного не увидел.

И заверте.... Завертелись шестеренки насилия на местах. Главным образом сводили счеты, устанавливая местечковую справедливость. Отжали у Ландика, обиженного на Партию Регионов за сына, телеканал "Антел", вещавший исключительно по спущенным сверху темникам. Насильственно прекратили работу местной газеты, которую никто уже к тому времени не читал. Раскручиваясь. маховик насилия лупил не выбирая жертв.

Глядя на все это, я однажды утром плюнул и опустошил все карты в АТБ. исключительно на продукты питания и сигареты, Выбирал продукты в пропорции дешево и вкусно.

Дурачок.

Что я тогда знал о том, какой может быть вкусной еда.... выбор был бы другим. Но об этом тогда не знал никто. Голодные девяностые испарились из памяти, да и условия игры в безумную орлянку несколько изменились. Стали стрелять-с. И не единично, и не только из обрезов. Потому и покупалось вместо дешевых сигарет - "Мальборо" блоками, вместо быдляцких рожек - спагетти и чай "****ская компания" с недорогим кофе. Впрочем с кофе я угадал - кофе летом было валютой. жаль его невозможно было есть ложкой, когда продукты закончились почти у всех.

В итоге я стал обладателем двух огроменных пакетов с: банками бычков в томате, мукой, подсолнечным маслом, крупой, макаронами, упаковками шоколадных батончиков "Хип-Хоп" и прочей недорогой и разнообразной снедью. Надо сказать в одно место интуиция штрыкнула меня до нельзя вовремя - уже буквально дня через два, начались бои и поставки в АТБ прекратились. В последний раз, когда я зашел в супермаркет, весь его ассортимент состоял из маслин, соевого соуса и уцененных фартуков для домохозяек. Больше в АТБ он же "Рыба-Овощи", он же "Юбилейный" не было ничего. Только пустые полки занавешенные кусками синего полиэтилена. Я мнил себя мудрым и предусмотрительным хомячком, сидел на стопе швеллера (шестиметровый, сука, не влазил в сараи, а во дворе ввиду отсутствия собаки, забора и соседей с одной стороны оставлять было страшно) и соответственно хомячил не отрываясь от телевизора. С ремонтом решил погодить до развития событий.

А город тем временем скатился в хаос. Городского голову украли. На его место села причем по букве закона - собрав последний кворум местного совета народных депутатов редактор местной газеты. Возле Дьяково начались вооруженные столкновения пограничников с ВСУ, ополчения с ВСУ и неизвестно кого неизвестно с кем. Потому районное правительство в изгнании после первого выстрела изгналось еще раз, куда подальше в неизвестном направлении и с концами по сию пору. Появились первые жертвы. Как всегда - случайные, с претензией на премию Дарвина.

Но это было не страшно.
Страшно стало становиться в июне.

Коли в Україну прийде війна,
І сурми покличуть героя,
Зброю кому роздасть старшина,
І хто з нею піде до бою?
Першим піде в бой селянин,
За ним робітник заводу,
З полтавського степу, чи з полонин,
З заходу чи зі сходу.
Піде в атаку вчитель й водій,
Ті що простії люди,
А інші. Коли вони підуть у бій?
Других в бою… не буде.
Другі відкупляться від війни,
Цитуючи декалоги,
І захлинаючись від слини,
Отруту строчитимуть в блоги.
Треті, зостануться у тилу,
З тила найкраще видно,
Як вигоду мати тут чималу,
Війна ім, як мати рідна.
Гроші, гроші – от іх богослов,
Іх батько - прокляте мито.
Якщо іх десь заплямує і кров,
Чужа. Ії просто відмити.
Четвертим з війною зійде зоря,
Бо третіх вони депутати,
Ніхто з них не буде в танку згорять,
Ім ніколи, в них – дебати.
Коли ж переможний настане час,
І знімуть з фронтів облогу.
Тоді хто прийде, кожним із нас,
Першим по перемогу.
До перемоги, де пайки ситні,
Першими вийдуть четверті.
Втираючи хусткою щоки масні,
Вийдуть вони, щоб жерти.
Другими, треті полізуть до них,
Як по мертвому тілу воші.
Рахуючи зиск в долонях пітних,
Іх перемога – гроші.
Другі покажуть пики бридкі,
Хоч плюй, хоч сци ім в очі,
Від третіх хапати недоЇдки,
Що впадуть біля ночви.
Після них хоч трава не рости,
Загиблими чи помершими,
А де ж будуть люди прості,
Що стали до бою першими?

Июль-июнь 2014

Степи горят полынями,
Поля полыхают ржи,
Фронта кровавая линия,
Легла кровавыми клиньями
Вдоль хлеборобской межи.
Ветер дует с востока,
Сносит листву у тополя,
В глазницах выбитых окон,
Дома пустого, громко
Ресницами ставней хлопая.
Пустые дома не плачут ли?
Их стены помнят бои,
Когда в них стреляли захватчики,
Сейчас молодые мальчики,
В них стреляют. Свои.

Не помнит такого история,
Беспричинно чтоб, за миражи
Выбирала мин траектория,
Кто умрет, а кто будет жив.

Июнь-Июль 2014

Бездомний кіт полює щурів,
Бо птахи полетіли геть
Його дім від вогню на попіл сгорів,
Та пройшла по оселі смерть.
Хоч і здобич йде до його пазурів,
Майже вічність не ів котик вдосить.
Бо впольованих в льосі щурів,
До хазяйкі вбитої носить.

Носить здобич до хазяйці,
І нявчить жалібно - прокидайся.

Июль-Август 2014

Огненные как факелы,
Кружатся в выси орлиной,
Ангелы, ангелы, ангелы,
В небе над Украиной.
Крыльями как рапирами,
Крестят все, что сгорело,
И души эвакуируют,
Прямо из-под обстрелов.
Мальчишек стриженных наголо,
И мужиков под полтинник,
Уносят на небо ангелы,
Сегодня на Украине.
А нам живым что осталось,
Что мы, живые можем?
Извлечь жало из жалости,
Будто клинок из ножен?
У дьяволов на паях,
Анафемы прокричать, и
Морщить лбы в лишаях
Каиновой печати?
К чертям посылая знать,
Жрущую падаль рядом.
В шлюпках место занять,
"Титаника", а не "Варяга"?
Сердце на месте топчется,
Бряцая как орденами.
К ангелам всем не хочется,
Хоть они и над нами.

Но снова души невинные,
Тают в небесной взвеси,
Ангелы над Украиной,
На Украине - бесы...

Август-Сентябрь 2014

Полыхала война,
Кровью пачкая длани,
И смотрела страна,
На убийство в он-лайне.

И спокойно все приняли,
Кровь большую - ведь ясно:
Это - все же не в Киеве,
Это - лишь на Донбассе.

В подсознанье упрятана,
Совесть целой страны -
Мы воюем не с братьями,
И воюем не мы.

Из подспудного опыта,
Отговорка отлита, -
И не гнева, ни ропота,
Ни протеста, ни всхлипа.

Совесть ставя на паузу,
Можно жить и безгласно,
Неприятно быть страусом,
Но за то безопасно.

И в священном наитии,
Шепчет страх - промолчи:
Мы ведь только лишь зрители,
Мы ведь не палачи?

Все житейские чаянья -
Говорить не хотели...
Только ваше молчание -
Взрыв снаряда у цели.

И по горькой иронии,
Намолчали вы что ли -
Стон ребенка в агонии,
От мучительной боли?

Сколько лжи перемолото
В ваш молчания остров?
В Украине - он золото,
На Донбассе - он фосфор.

Над народом насилие,
Государственный принцип,
Вам в мятежном бессилии
Жить с душою мокрицы.

Вы все сделали правильно,
Отвернувшись от плахи.
Но молчание каинов -
Панцирь на черепахе,

От войны и отчаянья.
В самых разных юдолях,
Ваше люди молчание -
Кровь на ваших ладонях

Сентябрь 2014

Начало июня стало исходом. Нет не так. ИСХОДОМ. Неведомое доныне понятие беженцы прочно входило в местный обиход. Первой сбежала местная элита - угольная. Дело в том, что угольный бизнес отличный от государственного, на 102 % построен на крови. И чернь ничтоже сумняше установив свою собственную власть первым делом бросилась восстанавливать справедливость, ужиная и завтракая одним единственным блюдом.

Местью.

Месть была избирательна - некоторых "угольщиков" не трогали вообще, некоторых пинками выпроводили в первую волну эмиграции на континентальную Украину и территорию соседа-агрессора. А некоторые продолжали работать вплоть до самого начала боев. Началась вакханалия в виде бесконечного отжима, передела и вымогательства. На разрозненные группы романтиков революции приходилось столько же групп джентельменов удачи и еще Бог знает кого. Простой народ взирал на это со злорадством - взять чужое всегда приятно. Но когнитивный диссонанс вызвало реакция на все, на это - там на континенте.

Когда упыри и вурдалаки поменьше от угольного бизнеса, сбежавшие в первой волне становились ТАМ жертвами боевиков, приводились какие-то выдумки про "расстрельные списки", а мудаки грабившие и насиловавшие Донбасс 23 года скромно назывались "успешными бизнесменами". Те кто, закапывал в копанках заваленных шахтеров, разрабатывал верхние пласты антрацита, которые по легенде Сталин запретил трогать в войну, когда добыча угля шла на килограммы, кто грабил, грабил, грабил со всеми вытекающими - их признали "своими". Их назначали комбатами, почти как в гражданскую - ну кто будет усмирять взбунтовавшуюся чернь, лучше чем барин помнящий хруст французской булки и до дрожи в руках мечтающий пороть и вешать за испорченный фамильный гобелен. Никогда не забуду злость одного из местных городских сумасшедших из "борцунов за правду", дышавшего копотью на майдане - "****ь, я же против них туда бороться поехал". Я снисходительно смеялся и отбирал бутылку - на июнь месяц все схемы "по углю" отлично продолжали работать, ну может выпали наиболее одиозные персонажи.


А война шла уже рядом - неожиданно часто и громко вокруг города стали стрелять. Однажды прилетел штурмовик и всадил свой боезапас в белый свет, как в копеечку в районе Крепенки. Я копался у себя в доме, когда бухнуло и истошно закричал сосед. С крыльца я увидел гирлянду из тепловых ловушек, гаснующую в небе брошенными окурками. Удивленно я обнаружил, что на улицу выбежали практически все мои соседи. А крик был воплем радости- сбили, сбили! Тепловые ловушки, - пояснил кто-то, и я реально охуел от вздоха сожаления. По "нашим блокпостам" бьют - услышал я и изумился еще раз, - уже были "наши" и "не наши".

Через какое-то время я сам побывал в непосредственной близости от авианалета, когда штурмовики разбомбили тупиковую станцию Карахаш. Там не было ополчения, там всего лишь находился пункт погрузки угля "Погрузтранса" - предприятия, вывозившего уголь местных шахт, которые продолжали работать. Никогда не забуду - переполненная маршрутка, "Шевченко" и резкий звук грохота, кричащие лица теток в цветастых платьях и ощущение клаустрофобии и полной беспомощности, плюс полный похуизм водителя. Следующий взрыв, он не сбрасывает скорость перед "лежачим полицейским", маршрутку подбрасывает и снова орущие, толкающиеся, обезумевшие от страха люди, крик и мат которых абсолютно не слышен в реве форсированного двигателя штурмовика, который проносится над улицей.


Сентябрь-октябрь 2015

Стали хаты в селе заколочены,
Над страною - пожары и дым.
Что ж ты Родина, хуже отчима,
Хуже мачехи детям родным?

Убивают твоим же именем,
Посылая снаряды вразброс,
И кровим мы сугробы полыньями,
Снег протаивая насквозь.

Нашей кровью земля наливается,
Тянет сок освежованных туш.
Ах как гордо твой флаг развевается,
В карауле кровавых луж?

И беда нам в розницу продана,
Стал рутиной ужас смертей.
Нет, не верю, что ты это - Родина,
Так легко убиваешь детей.

Тебе правда глаза мозолила?
В гневе - кажется, ты права?
Почему палачам позволила,
До локтей засучить рукава?

Что ж народу пулей, не словом,
Говорить стала ты? Вдруг,
Пульсом стал твоим освинцован,
Пулеметный злой перестук.

Все ответы - вокруг да около,
Сухари отбирая у нас,
За своими столами широкими,
Что ж ты кормишь чужую мразь?

За бесценок врагами продана,
На своих злобу затаив,
Хуже мачехи нынче Родина,
Хуже отчима детям своим?

Январь 2015

"Для защиты от пуль и осколков залёгшие на склонах Саур-Могилы бойцы использовали тела своих убитых товарищей…"
По материалам архива музея г. Амвросиевка.

"...Всем живым - ощутимая польза от тел: как прикрытье используем павших..."



Как прикрытье используя трупы,
Ковыля поднимая гривы,
Вверх рвались штурмовые группы
По кургану Саур-Могилы.

Пули судьбы чужие вершили,
Крик дышал через поры лиц.
И тогда упал на вершине,
В ноги раненный обелиск.

Он атаку лично возглавил,
Как и семьдесят лет назад.
Позади он ступни оставил,
Но не выпустил свой автомат.

Смерть парила над ним бесшумно,
Кровь убитых ветром лакая,
Он пополз, как тогда, при штурме,
Ось земную локтями толкая.

В этом смертью пропитанном пекле,
Вновь ему побывать довелось.
Руки-ноги на месте - нет ли,
Надо сдвинуть земную ось!

Вновь осколки прошили предсердие,
Крошкой каменной раны льются,
Но теперь, за миг до бессмертия,
Он успел назад обернуться.

Дым стекал от кургана по склонам,
Не решаясь подняться ввысь...
Он увидел, что внуки, к пилонам,
Чтобы солнце взошло, - прорвались.

24.03.15

Снег накрыл этот город, как артобстрел
Маскхалатом укутав дома.
От беды и войны, февраль постарел
Так кончается эта зима.

И не будет конца у этой беды.
Город весь, за кварталом квартал.
Трупный запах подвалов, тротиловый дым
Насквозь улицы пропитал.

Вьелся в поры асфальта он кислотой.
В пустоту разрушенных улиц.
Кто здесь жил - покинули мир обжитой,
Дай Бог, чтобы они вернулись.

И февральское небо снова в дымах,
И убитого крик зачах.
А за сто километров в таких же домах,
Мирный светит семьям очаг.

Тут лишь страх получить двухсотого груз, -
Из таких вот пустых городов.
Ведь у мяса для пушек приторен вкус,
Плача тысяч будущих вдов.

Но пока горит на улицах свет,
Всей то разницы - сто километров.
Ну а тут...
в щебень улиц падает снег,
Невесом, под порывами ветра.

Кто тут выжил, сегодня бросают свой дом,
Уходя от родного крыльца.
А война все идет своим чередом,
И не видно ее конца.

И не дрогнет язык у шутов и плутов,
Прокричать осанны войне.
Чтобы больше было пустых городов,
Не в чужой, а в своей стране.

Февраль 2015

Посвящение Бильченке

Говорят, что в ефрейторском ранце,
Жезл фельдмаршала спрятан штабной,
Но бледнеют все ваши романсы,
Перед этой гражданской войной.
Как ничтожна запись в "Фейсбуке",
Где стихов липок пафос как гной,
Для того, кто в яростной муке,
Превращается в труп ледяной.
В доме вашем над книжными полками
Люстры светится желтый агат.
А людей убивает осколками,
Мины пущенной наугад.
Минометчик не зная ей-богу,
Где раздался мины разрыв.
Доедает из баночки йогурт,
Что любезно ему привезли.
Но в предсмертной глаз поволоке,
В мышц конвульсиях быстром бегу,
Боль агонии выхаркал в легких,
Кто-то кровью бесцветных губ.
Не пошлешь вам подобного на дом,
Чтоб расставить все точки над "і",
Как опишет травмы анатом,
В заключении для семьи.
Вы, конечно, кажетесь милой,
Только будто слепы или глухи,
Чтоб не слышать как роют могилы,
Для убитых под ваши стихи.

Вы об этом травите байки,
Чтоб сильнее огонь полыхал,
Но воняют мертвечиной "лайки",
Трупным ядом на ваших стихах.

2017

Як у ві сні – ми німи,
В ціні ми, доки на сцені.
Може народ не ми?
Може ми лиш мішені?
В виставі під назвой – «Страна»,
Ми стали неначе на варту
І влада від влади п’яна,
Це вада цього театру.
Хто ми для них? Пішаки?
Вдома у себе – гісті?
Хтиві їх пики бридки,
В темряві партеру двоїсті.
За дієй ми дивимось в зал,
З надієй, що ми з ними разом.
Хто вам таке сказав?
Митар миропомазан,
Крісами вірних слуг,
Що в кріслах із за куліси
Погрожують нам за неслух,
Насіли на нас мов біси.
Боятись іх наче наш борг,
Паяцами блазнювати…
Ошийник, це ж не зашморг?
Навколишки, не плазувати?
Як у ві сні – ми німи,
Ховаємо оплески в жмені.
Може народ не ми?
Але чому ми на сцені?

Конец 2013

Над разбитым храмом кружит ворон
Карчет грустно, милостыни клянчит
Под побитым пулями притвором
Мамка своего сыночка нянчит.
Уберечь его ведь не смогла ты,
Материнским заслонив своим плечом.
По побелке храма как стигматы
Истекают стены кирпичом.
Осени ноябрь любимый крестник,
Вяжет листьев желтых торока,
Ветер по оврагам мелко крестит
Мокрые руины "Спартака".
А она над ними будто плачет,
Дождиком, как криком истекла.
Выщерблен осколком ее мальчик,
В разноцветном бисере стекла.
Будто бабьим, острой бритвы, ором,
Выскоблена роспись дочиста,
Иверской Мадонны под притвором,
Божьей мамки мертвого Христа.

2017