Кусочек прозы - 111

Он выпрямился, посмотрел на небо и понял его суть. Вспомнились строки из Уитмена: «Ничто не существует ради себя самого. Я утверждаю, что всё на земле и все звёзды в небе существуют ради религии».
___
Абдулла проснулся. Он был на какой-то крыше и с бутылкой вина. Пахло летним солнцем, пахло днём, пахло спокойствием безделья. Он встал и поправил свой туалет – разъерошил кудрявые, жёсткие, смольного тёмного цвета волосы до состояния птичьего гнезда, привёл в порядок спущенные джинсы и снял пепел от бычков со свитера. Солнце улыбнулось его красоте: посмотрело на разбросанные по лицу веснушки, на губы в форме неаккуратного банта, на плоскую линию грудной клетки.

Выпрямил спину, слегка потянул руки и ноги и взглянул на вид крыши. Всё было перемешано: двадцатиэтажные дома; виноградные плантации, выставленные красивыми стройными рядами; парки то с прозрачно-зелёными, то со слегка салатовыми, почти бирюзовыми листьями.

Азур неба. Он смотрел. Наверное, Саша рисует именно потому, что эта красота невыносима. Вполне очевидная цель для искусства.

Кажется, именно сегодня ему надо было понять, насколько он чист и прекрасен, насколько надёжно будущее. Звёзды облаков существовали ради него. Небо выстроилось в замысловатые туманные фигуры из дыма и света, блика и сияния – таким, как сейчас, оно было похоже на прекрасное пророчество.

Можно было задавать вопросы, но ничто не звучало в голове. Он знал, что сейчас, на этой крыше, ему было доступно всё знание, когда-либо существовавшее в этом и других мирах. Усовершенствование закона Кулона, чтобы по нему можно было рассчитывать расстояния с атом, не добавляя лишних коэффициентов. Ответ на вопрос о смысле жизни. Имена всех бывших его девушки. Он припоминал, что это могло его заинтересовать когда-то в прошлой реальности. Но сейчас? Сейчас он был свободен от знания и свободен от желания, и любой его импульс был бы исполнен вселенной.

Абдулла встал напротив неба и распростёр руки в распятием. "Ты да я". Где-то пахло виноградом и сливами.

Но ноги постепенно начали тяжелеть, и Абдулла провалился сквозь текстуру крыши. Он пролетал квартиры: красные – богатые, украшенные орнаментальными цветистыми обоями, синие – принадлежащие никому или одолженные кем-то, розово-сенные, где жили дети и по выходным пеклись блины. Шаг – этаж. Он пролетал километры: виноградные и сливовые деревья купались в ваннах медного солнца. Шаг-этаж. Облака перились в плинтусе неба - под его головой, над его ногами. Шаг-этаж. Он прощупывал пространство. Шаг-этаж. Он проходил сквозь время. Шаг-этаж. Он впитывал вселенные знаний. Шаг-этаж. Он ускользал от тяжести материи. Вознесённый Абдулла, струящийся вниз со скоростью мгновения или света. Как белая сверхзвёздная вспышка, мелькнуло, что его имя переводится как «раб Божий».

Его душа продиралась через тернии мыслечувств, через их тьму, одиночество, паутину, страх, дымчатые завесы, злость, мрак и пустоту, и врачевание чужих голосов, и ненависть своих голосов. Усилием воли он выправил надломанные мысли и тянулся вверх, дальше, вперёд. Там, далеко, звёзды, он пролетит, он освободится, он поймёт, он был великим человеком, пока не родился…

В конце концов, он всё-таки проснулся. Как долго он продирался из святых оков в бренность сего…Институт! Пара по физике! Он начал спешно собираться, чтобы не опоздать.