Никто не услышит

1
Я очнулась и обнаружила себя на мягких покрывалах и подушках. Голова немного кружилась. Видимо, это было следствием распылённого в лицо вещества. Собравшись с духом, приподнялась на локтях и осмотрела помещение без окон, с белыми гладкими стенами и светящимся потолком. Из мебели здесь находились кровать и стол. В глаза бросилась массивная чёрная дверь и странное украшение – золочёная рама с изображением маски.
Я снова откинулась на подушки. Мне трудно было поверить в реальность происходящего. Кажется, я стала жертвой похищения.
Воображение рисовало ужасающие картины криминальных новостей, жуткие образы маньяков и убийц, о которых когда-либо слышала по телевиденью. Меня начинала охватывать паника.
Я понимала, что нужно успокоиться.
Усердно принялась внушать себе, что не всё так плохо. Есть чистые покрывала. Помещение просторное, светлое, достаточно тёплое. Полы представляли собой пыльные бетонные плиты, но рядом с кроватью находились тапочки. Гостеприимный… маньяк.
Тут я вздрогнула: стоило подумать о нём, как раздался щелчок.
Грузная дверь медленно распахнулась. Из кромешной темноты проёма повеяло замогильным холодом. Никто не вошёл, но я чувствовала на себе леденящий взгляд. Сложно судить, как долго изучали меня невидимые глаза. Может, несколько минут, а, может, пару секунд, показавшихся слишком долгими. В конце концов, из темноты бесшумно протянулась рука в белой перчатке, осторожно поставила на пол серебряный поднос, и скрылась. Затем появилась трость, которая с царапающим звуком его продвинула вглубь комнаты. Я с ужасом следила за тем, как длинная блестящая палка зацепилась за металлическую петлю и, резко потянув, захлопнула дверь.
 Мой взгляд застыл на дымящейся чашке, оставленной на подносе. Какое-то время было страшно пошевелиться. Пересилив оцепенение, опустила ноги в мягкий ворс тапочек. Затем подошла к двери и ощупала гладкую обивку. Ни глазка, ни замочной скважины на поверхности не оказалось.
Забрав поднос, напряжённо села на край кровати. Пугающий проём не выходил из головы. Неизвестно, наблюдали ли за мной, но я словно ощущала чьё-то присутствие, чей-то тяжёлый непроницаемый взгляд. Возможно, всего лишь разыгралось воображение.
Я принялась есть. Действия были скорее механическими. Пища не придавала сил. Отложив приборы, решила ещё раз внимательно осмотреться.
Зацепиться было не за что. Ничего не оставалось, как рассматривать единственную картину. Написанная маслом маска была поделена сверкающей линией на две половины – белую и чёрную. Узкие прорези глаз обрамляло золото. Чем дольше всматривалась, тем больше удивлялась: маска не только имела идеальную форму, но словно была частью реального живого лица, бесстрастно наблюдающего за мной.
Неожиданно раздался щелчок. Снова в комнату потянулся зловещий холод, будто коснулся моей спины прозрачной когтистой лапой.
Я обернулась – и застыла.
Вошёл человек с пугающей кукольной головой. Лицо скрывала плотная матовая маска телесного цвета. На нём была чёрная мужская сорочка с оборками и кружевами, средневековые панталоны и пламенно алая накидка. Мне хотелось закричать. Странность одежды устрашала куда сильнее… Боже! Я отшатнулась. Но человек не угрожал мне – он всего лишь поднял руку в узкой белой перчатке и указал на едва различимую ручку, вделанную в стене. Там находилась потайная дверь, которую едва ли можно было заметить сразу.
Забрав поднос, он медленно вышел.
Я решила заглянуть за указанную дверь. Мне открылось маленькое глухое помещение с белоснежной ванной. Также здесь находились полотенце и туалетные принадлежности.
После осмотра ничего другого не оставалось, как вернуться, лечь в постель и обречённо уставиться в потолок. Что я и сделала. 
Однако вынужденное бездействие сводило с ума. Время тянулось мучительно. Мысли одолевали самые беспощадные.
Как долго будет длиться ожидание? Ожидание чего?
Слёзы непрерывно катились по щекам.
Вдруг мне подумалось, что нужно найти занятие, чтобы заглушить отчаяние, попытаться отвлечься, иначе страх уничтожит меня раньше, чем...
Я быстро поднялась. Несколько раз прошлась по комнате. Ничего не приходило на ум.
Неожиданно пришла нелепая мысль, и я провела ногтем по пыльной поверхности стола. След оставался достаточно видимым. Что ж, отличный холст! Губы скривились в горькой усмешке.
Работа, за которую принялась, к счастью, захватила. Вскоре поверхность стала покрываться образами мотыльков, распятых на тончайшей паутине.   
Я стала почти забываться, когда внезапно погас свет.
Тьма обрушилась как удар. Ввалилась, словно я была полой изнутри. Глаза никак не могли привыкнуть и различить хоть что-нибудь. Никогда раньше не подозревала о существование такой темноты – абсолютной. Нащупав постель, плотно укуталась в покрывало. В груди защемило. В эту минуту оставалось только молиться и плакать.

2
Проснувшись, увидела всё тот же ровный свет. На столе стоял знакомый поднос. Завтрак состоял из ягодного бисквита и кофе. Кажется, наступил пятый день заключения. Могу ошибаться, потому что отсчитывать сутки приходилось по чередованию света и тьмы.
В некотором смысле я начинала привыкать к молчаливому надзирателю. Хотя заглушить страх оказалось невозможным. Однако этот человек участливо (если это слово применимо к похитителю) принёс стопку листов и коробочку угля. Я охотно рисовала, чтобы перетерпеть гробовую тишину и обречённость.
Едва успела расправиться с завтраком, как вошёл он. На этот раз лицо покрывала чёрно-белая маска – в точности такая же, как та, что висит на стене. Белоснежный костюм,  чёрная атласная накидка, спадающая с левого плеча, перчатки, надетые на шахматный лад: так, что чёрная подчёркивает ослепительную белизну рукава, а белая эффектно выглядывает из-под контрастной накидки – всё это вызывало смешанные чувства. С одной стороны нельзя не восхититься красотой и мрачной театральностью одежды. С другой – она внушает ужас. Не известно, какие цели может преследовать человек, вырядившийся так, будто собирается на бал графа Дракулы. И какая роль отводится мне?
Если ко всему описанному добавить зловещий, отвратительный мрак за дверями, то перспектива вырисовывается самая душераздирающая.
К тому же, сегодняшний приход не имел ничего общего с предыдущими посещениями. Он принёс мне платье. Я сразу почувствовала, что это – начало. Только вот начало чего? 
Пройдя в тесный закуток душевой, стала переодеваться. Руки не слушались, путались в белой кружевной юбке. Сердце прыгало внутри.
С трудом заставила себя выйти.
Человек в маске протянул туфли, украшенные крупным жемчугом.
Меня немного пошатывало. Колени дрожали.
– Нет причины бояться, – впервые прозвучал железный голос похитителя. Видимо, это были слова утешения, но они возымели обратное действие.
Мужчина протянул руку. Догадавшись, что нужно последовать за ним, я испуганно произнесла:
– Пойду сама.
Не возражая, он повернулся спиной и вышел, точнее – вошёл в темноту.
Оказавшись вне комнаты, почувствовала себя Эвридикой, за которой ни один Орфей не спустится в ад. Мороз пробирался по спине и ногам, покрывая их гусиной кожей. Не было видно ни дороги, ни того, за кем нужно идти. Неужели маньяк XXI века не способен обзавестись хотя бы фонариком! Сделав несколько шагов, я беспомощно позвала:
 – Эй…
В ответ моего локтя коснулась скользкая перчатка и повела в неизвестном направлении. Всё глубже в бездну.
Мне представилось долгое подземное путешествие. Но конечный пункт оказался гораздо ближе. Я поняла, что мы на месте по тому, как Маска (так мысленно прозвала его) остановился и убрал руку.
Затем распахнулись двери.
Воображение готовилось к камере пыток в духе инквизиции, но открывшееся зрелище заставило остолбенеть.
Сначала почудилось, что мы вошли в необъятный зал с высокими колонами, упирающимися в мощные своды. На самом деле, иллюзию поддерживали зеркала, визуально расширяющие пространство. Огромные подсвечники с головами драконов освещали замысловатый орнамент стен, инкрустированных цветными камнями. Всюду были высечены застывшие маски. Готика чудесно перекликалась с барокко.
Но самым захватывающим был музыкальный инструмент, устроенный на возвышении, напоминающий пианино с многочисленными клавишами и трубами. Ведущие к нему ступени светились мягкой, приглушённой белизной, в то время как вокруг мерцал пол, выложенный пёстрой мозаикой.
Скрестив руки на груди, Маска молча следил за мной, давая время освоиться в новом удивительном пространстве. Слишком сильные эмоции не давали сдвинуться с места. Видимо, устав наблюдать за тем, как я растерянно озираюсь, он слегка подхватил мой локоть и направил к пафосному резному дивану. Мне пришлось сесть.
– Что это за место? – спросила с дрожью в голосе. 
Вместо ответа мужчина поднёс палец к губам чёрно-белой маски, показывая, чтобы я замолчала. Затем направился вверх по ступеням. Невозможно было оторвать взгляд от фигуры, казавшейся мистической в колыхающемся свете загадочного зала. 
Он сел за странное «пианино». Плавно опустил руки в контрастных перчатках на клавиши и, выдержав захватывающую паузу, начал играть.
То, что услышала, лежало за гранью человеческих познаний и ощущений. Это лилась божественная музыка! Не иначе, как сверхъестественное состояние звука. Космическое проникновение в каждый атом. Пульсирующее расширение мира, осязаемое телом и сознанием. Истерическое и вместе с тем умиротворяющее слияние с мощным потоком энергии. Озарение, возносящее к токам невидимых источников. Я становилась бестелесной, с аморфной лёгкостью распадаясь, расщепляясь на множество пушинок одуванчика, носимых вибрациями по бесконечным спиралям удовольствия.
Постепенно мелодия стала стихать, возвращая частицу за частицей моему телу и сознанию, пока не смолкла совсем.
Я смотрела на маску расширенными от изумления глазами. Зал погрузился в тишину, но в груди по-прежнему плескался невесомый океан музыки.
– Эта музыка… она… – не сумев найти нужных слов, восхищённо выдохнула: – Боже!
– Знаю.
Он говорил голосом таким же непроницаемым, как и его маска.
Гений? А может – умалишённый, прячущийся в мерзких подвалах. Возможно, кишащих крысами. Меня передёрнуло. Или же передо мной сразу и гений, и сумасшедший? Высокая фигура, прекрасно развитая физически, с широкими плечами, выступающими мышцами груди, вряд ли указывала на подвальное существование.
Собрав последние крохи смелости, дрожащим голосом обратилась к жуткому и чарующему Маске:
– Зачем ты это делаешь? К чему все эти декорации?
– Я создаю музыку только так, среди великолепной обстановки, в свете живого огня. Музыка впитывает красоту окружающих вещей, становится совершенной. Ты слышала.
– Выходит, я тоже вещь для твоей музыки?
– Нет.
– Тогда зачем держишь меня здесь?
Я не видела лица под маской, поэтому приходилось догадываться о чувствах и эмоциях похитителя. Казалось, будто он колеблется или собирается с мыслями.
Похоже, Маска не мог выдумать ничего другого, как ответить музыкой. Он снова стал играть. Его пальцы энергично прыгали по клавишам, спина судорожно дёргалась в такт рыдающим звукам, которые лились сверху, как чужие слёзы – горячие слёзы страдания, становясь и моими тоже. Он играл не больше трёх минут, затем резко оборвав музыку, замер.   
Повисла оглушительная тишина. На миг я не слышала даже собственного дыхания.
Маска застыл неподвижно, не меняя положения, надолго погрузившись в себя. Я молча ожидала любой развязки. Но ничего не происходило.
Избыток впечатлений и странная обстановка действовали угнетающе.
Я больше не могла находиться здесь.
– Можно мне вернуться... в комнату?
Слабый голос прозвучал громко, но Маска будто не слышал. Я повторила вопрос. Он отозвался неохотно и безучастно:
– Можешь идти. Твоя дверь прямо за этой.
Что? Он отпускает меня одну? В кромешный ад темноты?
Я неуверенно поднялась. С минуту поколебавшись, подошла к дверям и толкнула.
Оказавшись в пронзительной черноте, почти побежала вперёд, судорожно хватая воздух перед собой. Боже, где эта дверь? Что, если не найду её? Вдруг ладони упёрлись в металл. В поисках ручки ощупывала гладкую поверхность и шептала молитвы. Мне казалось, что из мрака вот-вот выскочит монстр. Я изо всех сил надавила на дверь – она поддалась. В глаза ударил свет.
Со стены невыносимо смотрела маска. За спиной раздалась музыка. Он снова играл.
И вдруг – пронзила отчаянная мысль. Я отступила назад и побежала. В беспросветность. Не оглядываясь, не разбирая направления, спотыкаясь и вздрагивая от ударов собственного сердца.
Полностью потеряв ориентацию, догадалась, что нужно нащупать стену и продвигаться вдоль неё.
Я чувствовала себя ослепшей рыбой, заблудившейся в подводных пещерах смертельного океана. Долго пробираясь по лабиринту шершавых, холодных, покрытых паутиной стен, окончательно потеряла надежду выбраться. Меня охватила паника. Я обессиленно опустилась на холодную землю и затряслась в беззвучном рыдании. Было страшно издать хотя бы звук и привлечь внимание крыс.
Неужели судьба – умереть здесь? Похороненной заживо. Сама привела себя к смерти. О чём только думала? Что смогу выбраться? Нужно было вернуться в свою тюрьму. Так у родных появился бы шанс найти меня живой. С острой, жгучей болью вспоминала отца. Он никогда не обнимет меня. Бедная мама не находит себе места от тяжёлого горя.
Целую вечность пролежала на земле, умирая в полном одиночестве и мысленно прощаясь с близкими людьми.
Неожиданно меня окликнул голос:
– Марина…
Мне не показалось. Он звал меня. Я приподняла голову. Оказавшись совсем близко, он подхватил меня и помог подняться. Я растроганно прижалась к спасителю. Маска с каменным равнодушием ожидал, когда снова приду в себя.
Как же глупо обнимать того, кто вынудил оказаться в этом кошмаре. Маньяка! Истукана! Я резко отстранилась. Мужчина повёл меня, едва поддерживая под локоть. Он двигался так легко и свободно, словно по залитому светом коридору, кажется, абсолютно не замечая непроницаемого мрака. Как? Неужели он видит? Не могло быть сомнений, этому человеку не нужно электричества и фонаря.
А если он не человек...
Маска вернул меня к теплой постели. Даже установил небольшой ночник.

3
Я проснулась подавленной. Одежда была разодрана и грязна, на руках – ссадины и синяки. 
На столе дожидался неизменный поднос, а на изящной вешалке – алое платье с шёлковыми цветами и воздушными рукавами.
Гадкий Маска! Так же ведёт себя злой мальчик, поймавший в банку несчастную бабочку!
Вдруг вспомнилось странное умение похитителя видеть во тьме. Теперь, конечно, не приходило в голову считать его демоном. Скорее всего, дело в маске, в неё встроен  секретный механизм или что-нибудь в таком роде.
Приняв душ, заставила себя нарядиться в платье. Вступила в игру, о целях и правилах которой ничего не известно.
Значит, игра?
Взгляд упал на стопку бумаги. 
Я быстро поднялась и схватила угольную палочку. Набросав по памяти обстановку необычного зала, взялась писать фигуру музыканта в маске. Затем женскую – на резном диване. Над изображением вывела вопрос: «Кто ты?».
Следующий лист покрыла паутиной. Огромный паук в маске надвигается на беззащитную девушку в белом. Теперь надпись выглядела так: «Умоляю, отпусти!»
Аккуратно сложив листы, оставила их на подносе. Попробую «говорить» с ним посредством графики. Также, как он пытается объясняться на языке музыки.
Убедившись, что шанса сбежать нет, я, всё же, надеялась: меня найдут. Обязательно придёт спасение. А сейчас нужно достучаться, нащупать робкую нить, которая выведет из полного неведения, прольёт свет на цель и причины похищения. 

На другой день похититель нарушил обычный распорядок дня, появившись только через несколько часов после моего пробуждения.   
Теперь чёрный цвет одежды перекликался с кровавым.
Мы снова отправились в таинственный зал. Маска сунул мне в руки свёрток бумаги и поднялся к инструменту.
Это был мой рисунок, тот самый, вопрошающий «Кто ты?»
Снова полились невероятные звуки. Сначала нежные и протяжные. Я показалась себе белой чайкой, парящей над бескрайним зеркалом океана. В блаженной синеве. Между двух нереальных небес. Но вдруг подо мной гладь начала напряжённо вздрагивать, покрываясь рябью, сморщиваться. Синева затянулась чёрным. В грудь ударили капли, обрывая перья чайки, окрашивая крылья в кровавый, наполняя смертельной болью. Со свистом воздух сотрясали волны и молнии. Музыка сделалась громыхающей и страшной. Она подкидывала меня вверх, носила в ревущем вихре, пронизывала и обжигала ледяным дождём. Затем моя душа словно полетела вниз – в глухой бездонный колодец. Это был долгий полёт в логово самой ужасающей тьмы, сопровождаемый криком – несмолкающим, невыносимым, заполняющим весь мир.
Моё сердце разрывало на части. Я поднялась и направилась вверх по ступеням, чтобы освободиться от мучения, чтобы просить человека в маске остановиться.
– Хватит, прошу, хватит…
Он резко прервал музыку, и, задыхаясь, захлёбываясь страшными рыданиями, уронил голову на руки.
Его спина сотрясалась.
Боже! Что это были за рыдания! Со стонами, переходящими в завывания, с болезненными надрывами и судорогами.
Непроизвольно, поддавшись вспыхнувшей жалости, я положила ладонь на его плечо. Не переставая дрожать, он медленно, с трудом поднял голову и поглядел на меня. Что сейчас выражало его лицо? Глаза? Я ничего не видела из-за маски, поэтому без колебания сдёрнула её.
О ужас!
Отшатнувшись, попятилась от страшных жёлтых глаз, от безобразной, нечеловечески бледной, безволосой головы, изъеденной отвратительными глубокими бороздами и морщинами.
– Марина… – умоляюще потянулся ко мне монстр.
С криком бросилась к дверям и, распахнув их, помчалась вглубь проклятой темноты. Он побежал за мной. В висках отчаянно стучало. Не знаю, как долго длилась погоня. В какой-то миг поскользнулась и полетела вниз, с ужасом понимая, что подо мной лестница. Пронзила острая боль – и я потеряла сознание.

4
Я с трудом приходила в сознание, едва соображая, где нахожусь. Тело гудело, изнывало тянущей болью. Веки не слушались. Сквозь пелену на меня надвигалась расплывчатая чёрно-белая маска. В ужасе я снова провалилась в забытье.
Не могу судить, сколько времени пробыла в таком состоянии: то выплывая из зудящего тумана, то снова отбрасываемая во тьму. Но всё же (похоже, даже стараниями похитителя) смогла вернуться в сознание. 
Он сидел рядом на постели, тревожно наклонившись ко мне.
– Марина, ты слышишь меня?
– Не трогай, – шептала я слабым сдавленным голосом.
– Тебе лучше?
– Что ты такое? Что ты такое? – повторяла я, пытаясь отбиться от руки, которой он ощупывал мой горячий лоб.
– Я – человек.
– Нет, нет, нет! – мои глаза наполнились слезами.
– Прости, Марина! Прости, я не хотел, чтобы так получилась. Я никогда не причинил бы тебе боли. Зачем ты побежала? Зачем, Марина? Ведь я человек, обычный человек. Поверь! Умоляю тебя, послушай. Да, послушай, всё тебе расскажу. Ты поймёшь. Ты должна понять.
Он замолчал, и, собравшись с силами, снова заговорил.
– Я родился таким: с редкой аномалией глаз и белой сморщенной кожей. Моя мать (ни в чём не виню несчастную женщину) пыталась полюбить безобразного ребёнка, но не смогла и сдала в детский дом. Моё детство прошло в отчаянных попытках найти немного тепла и понимания со стороны сверстников и взрослых. Никто не мог даже говорить со мной. Все избегали меня. Кажется, даже имени никто так и не узнал. Называли просто: «этот урод». Все брезгливо отстранялись, стоило мне подойти. Тогда мне открылось, что я ОДИН. Если бы только знала, с каким страданием я катался по полу, метался, мечтал умереть. Но судьба нашла для меня утешение – я полюбил музыку. Стал учиться играть, вложил всю душу в это стремление и на удивление быстро достиг совершенства. Но, увы, я понимал, что никому и никогда не смогу открыться, показать своей музыки. Потому что никто не захочет услышать её. Так тянулось моё детство. Повзрослев, я вынужден был искать работу, чтобы выжить, чтобы найти место в мире, полном ненависти ко мне. Меня не принимали ни на одну должность. Что ещё я мог ожидать? Но не бросал своих попыток устроиться и однажды нашёл место на заводе химической промышленности, где в перчатках и маске выглядел не так устрашающе. Но люди вокруг продолжали сторониться и молчать. Я накопил денег и купил себе дом. Дом отшельника, изгоя…. урода. Здесь я собрал много красивых вещей, изобрёл музыкальный инструмент – с моим голосом и душой. Мои жёлтые глаза по природе не видят темноты, не различают её. Я всегда вижу только свет. И внутри меня живёт свет – моя музыка. Я хотел поделиться этим светом с кем-нибудь. И тогда пришла эта безумная идея похитить тебя, Марина. Когда ты слушала мою музыку, ты чувствовала, переживала, волновалась вместе со мной. Я никогда не был так счастлив! В твоих глазах стояли слёзы восторга…
Он больше не мог говорить. Его душили рыдания. Закрыв лицо, похититель стонал: «Марина… Марина… Что я наделал!»
Мне хотелось обнять его, но любое движение причиняло острую боль. 
– Сними маску, – прошептала я, чувствуя, как слёзы хлынули из глаз.
– Нет, не проси. Не хочу пугать тебя. Не смогу выдержать твоего отвращения. Нет. Никогда!
– Я больше не испугаюсь. Я не знала, кто ты. Не знала, что передо мной самое несчастное в мире создание. Прошу.
– Нет.
– Тогда… дай мне свою руку.
Он протянул дрожащую руку. Я попыталась сжать её, чтобы он почувствовал, как понимаю и жалею.
Несколько минут мы провели так. Не говоря друг другу больше ни слова. Не стыдясь обжигающих слёз.
Несколько минут.
Потом – резко распахнулась дверь, и в комнату ворвались люди в чёрном. Это была спасательная операция. ОМОН действовал слажено и чётко. Похитителя схватили и прижали к полу. В следующий момент была сорвана маска, и я в последний раз увидела сморщенное белое лицо. Жёлтые глаза навсегда отпечатались в моей памяти. В них читались страх, обречённость, вечное страдание.
Слышались восклицания: «да он урод!», «что за тварь?», «уродец!»
Неожиданно даже для самой себя я вскочила и, протянув руки к нему, повалилась с криком:
– Не надо, не надо, не трогайте его!
– Успокойтесь. Дышите. Всё будет хорошо… Скорее, носилки! – грохотал чужой голос, – Всё закончилось. Снаружи Вас ждут родители… Несите её!

P.S.

Прошло судебное разбирательство. Как ни старалась вмешаться, как ни пыталась найти способ облегчить положение заключённого, никто даже не стал слушать жертву, чьё шоковое состояние расценивалось как чрезвычайно тяжёлое. Меня отправили в реабилитационную клинику, где долгое время со мной работали специалисты.
К сожалению, серьёзное повреждение позвоночника заточило в инвалидное кресло. Пришлось оставить университет и поселиться с родителями в двухкомнатной квартире с видом на детскую площадку.

Каждый день, высматривая в окно играющих детей, вспоминаю его жестокое детство.

Каждый праздник, принимая подарки от подруг и близких мне людей, думаю о его ужасном, безвыходном одиночестве. 

Каждый раз, когда слышу звуки пианино, закрываю глаза и прислушиваюсь к его музыке, что навсегда поселилась в моей душе.

август/2017