Памятные суровые годы войны

       
Мне  не  в  чем  упрекнуть  своих  родных.
Они  меня  с  младенчества  растили,
И  в  юности  я  знал  заботу  их,
Как   повзрослел,  со  мною  рядом  были.
Нас  часто  разделяли  расстояния,
Необходимость  разлучала  нас,
Но,  где  б  я  не  был,  ощущал  внимание
Заботливо  за  мной  следящих  глаз.
Случилось  так,  в  войну  отца  не  стало,
Был  страшным    сорок  первый  год.
Родная  мама  мужа  потеряла,
А  я,  ещё,  не  осознал  кого.
Остался  дед,  не  стар,  но  и  не  молод,
С  залысиной,  да  и,  уже,  седой,
За  пятьдесят,  но  сил  ещё  был  полон,
Среди    дедов   был   самый  молодой.
Он,  глядя  на  ровесников    безногих,
Больных  тяжёлых,  тех,  что  не  поднять,
И  на  сельчан,   с  рождения  убогих,
Надежды  никакой,   сумел  понять
И  впрягся  в  ту  тяжёлую  работу,
Где  женщинам    недоставало  сил,
Пахал  и  сеял,  молотил  до  пота,
Навоз  возил,  и  корм  скоту  косил.
Под  стать  ему  и  бабушка  крестьянка
Домашние  все  правила  дела. 
Во  тьме  вставала  утром,  спозаранку,
Скот  убирала,  внуков  берегла.
В  колхозе  жизнь  не  сладкою  казалась,
Крестьянский  труд  с  темна  и  до  темна,
Но  вся  деревня  без  мужчин  старалась,
Без  выходных,  без  отдыха,  без  сна..
Мои  родные  были  всем  примером
Для  женщин,  для  взрослеющих  детей,
Внося  свой  вклад  в  борьбу  над  изувером,
И  ожидая  добрых  новостей.
Но  приходили  в  избы  похоронки
Оттуда,  где  война,  с  передовой.
И  часто,  часто  раздавался  звонкий
Захлёбывающийся  бабий  вой.
Дед  замечал – от  горя  бабы  слабли,
Не  зная,  как  кручину  заместить
И,  наступив  на  собственные  грабли,
Шёл  на  гумно  чужое  молотить.
Бывало,  по  деревне,  ненароком,
Задумавшись  над  тяжкой  жизнью,   шёл.
Он  замечал  своим  пытливым  оком,
Где,  что-то  у  домов  нехорошо.
А  прихватив  и  молоток,  и  гвозди,
Стремился  где-то  что-то   подправлять,
Утрами  рано,  вечерами  поздно.
Ума  тому  не  надо  занимать.
И  мы  росли  под  дедовским  надзором.
И  бабушкин  не  хуже  был  догляд.
Конец  войне  был  далеко  не  скорым,
И  я  с  братишкой малым  был  бы  рад
Отцову  возвращению  в  деревню,
Но  не  случилось  нам  такой  судьбы.
Шумели  опечаленно  деревья,
Те,  что   здесь  сажал  он  и  любил.
На  фронте  он  погиб  под  Ленинградом.
Известие  пришло  в  конце  войны.
И,  даже,  это  было  нам  отрадой,
Узнали  мы  о  том,  что  знать  должны.
А  мы  всегда  со  стариками  ждали-
Победа  будет  и  отец  придёт.

Прошли  года  и   взрослыми  мы  стали,
Мой  юбилей,  буквально,  через  год.
Родился  до  войны,  в  тридцать  девятом,
Отца  нет  семьдесят  шесть  лет.
А  мысль  гнетёт  о  нем  и  о  солдатах,
Тех,  что  остались   там  лежать  в  земле.
А  были,  ведь,  живыми  те  ребята,
Не  думали  нисколько  о  беде.
И  умереть  пришлось – не  виноватым,
На  что  отведен  был  им  только    день.
Всех  уравняла  мать – земля  сырая.
Но,  все  же,  если,  есть  иная  жизнь,
Они  там,  вероятно,      размышляют,
Зачем  в  лихие  годы   родились, 
,Зачем  рвались  над  головами  мины,
Зачем  явилась  страшная  напасть?
Им  жизнь   светила  долгая,  но  мимо,
Как  метеор,  над  ними  пронеслась.
Погребены   в  засыпанных  траншеях,
Кто  днём  под  солнцем,  кто  в  глухой  ночи.
Но  подвиг  их  нисколько  не  тускнеет.
И метроном по прежнему стучит!