Сирень-На-Крови

Сирень-На-Крови

Военная поэма


На потолке - сплетенье тени,
Обломки краски, или сон...
И ветер треплет куст сирени,
И слышен мне далекий звон..

...Я вижу русского солдата,
В шинели грязной и с ружьем...
Устал он, ранен был когда-то,
Но должен выбраться живьем.

Сквозь шум и горечь дальних взрывов,
Сквозь дым горящих деревень,
И сквозь закат, что спал красиво,
Он шел теперь четвертый день.

***
Не знав ночей, всегда вперед,
Мечтая все-ж-таки прийти.
Прут танки, не сбавляя ход -
Нельзя на шаг здесь отойти.

...Его, должно быть, потеряли,
Домой давно уже не ждут.
Часами жизни измеряли,
Когда в атаку поведут.

Погибли все, кто принял бой,
Осталось лишь похоронить.
Дымок качнется голубой,
А наш герой остался жить.

Не помня имени, лежал,
Закрылись болью небеса.
Он ведь не струсил, не сбежал,
Хотя не верил в чудеса.

***
...Из батальона - никого.
Вперед, по-прежнему вперед!
Боялся только одного-
Накроют. Искривился рот.

Он побледнел, как снег зимой,
И губы вслух произнесли:
- Домой...домой... Хочу домой...
Братишки, как же вы могли...


Никто вокруг не отвечал.
Замолкло эхо, звук войны.
Он жив один. Он так и знал.
Он полон горя и вины...

Собрался, выдохнул, и в путь -
Нельзя достаться тем чертям,
Навечно холодом заснуть!
Он нужен дома. Слышишь, мам???
***
...Хромая, ногу волоча,
Он пробирался через лес.
Боль все сильней. Нельзя кричать,
И враг бы не услышал здесь.

А до своих рукой подать -
Всего-то тридцать-сорок верст!
Но он ведь знал, - конечно, знал,
Что путь тот не бывает прост:

Усталость давит темнотой,
И рвутся слезы-динамит.
А Млечный путь совсем пустой -
Лишь тучи, да и в них всё спит...

Сломалась ветка перед ним.
Упала прямо на ладонь.
И вспомнил он сестренку, Крым,
Пикник, и ласковый огонь...

Там было счастье, как в раю.
Каникулы, и светлый сад,
И не был ранен он в бою,
Земля не превратилась в ад..

***

Вдали чуть дрогнул серый мох,
И он опомнился за миг.
Ногой сломал чертополох,
Вдруг за опушкой чей-то крик.

Насторожившись, тихо сполз,
За павшим деревом таясь.
А по спине, как пот, мороз -
Нет, не от страха, только злясь.

Он слышал речь, гортанный смех.
Не русских, это точно знал.
Их было трое, там на всех
Накрыт был стол, и хлеб лежал.

Сглотнув слюну, он лишь вздохнул.
Хотелось спать, нога в крови -
Хоть раз бы толком отдохнул!
Теперь их всех остановить...

А немцы бросили маршрут,
Сидели рядом у реки.
Забыть про сон. Остаться тут.
Ружье зажали две руки.

Они заснут, и вот тогда
Он сможет ближе подойти.
Журчит прозрачная вода,
Никто не сможет их спасти.

Он отвернулся, пересел.
Тихонько, только б не спугнуть.
От боли плакать он не смел.
Назад не мог он повернуть.

***
А в Ленинграде шла заря,
И бомбы падали, как дождь.
Деревья черные горят,
Один лишь пепел, как возьмешь.

Там, между окон, на полу,
Сидели двое - мать и дочь.
Танцует ветер на балу,
Он не сумеет им помочь.

А занавески, как фата,
Сияли прежней белизной.
Не очернит их темнота,
Не выжжет и военный зной...

***
К ним через рамы лился свет -
Горело что-то во дворе.
А стекол в окнах больше нет,
Разбили пули к той поре.

Голодный день, и сотни дней,
Казалось, вечность - лишь война.
Они не думали о ней,
Но цвет всей крови- цвет вина...

***

Открыла девушка глаза,
А в них чуть теплилась Луна.
Хотела брату рассказать,
Как тяжело, как ждет она.



Но тут же вспомнит - брат не здесь,
Пылает Ленинградский фронт,
И лишь внутри он с нею весь,
И томик рядом, К. Бальмонт.

Далёко где-то, не узнать,
Но можно чувствовать всегда.
Ей невозможно было спать,
Когда в их городе беда.

И все же, сидя у воды,
Она уверена была -
Он жив, и рядом, есть следы,
И нить из нежного тепла.

Он связан с нею до конца.
Ничто не сможет разлучить.
И черт прекрасного лица
Ей не забыть. Ей не забыть.

***
В лесу вдруг стало холодать,
Прохладным стал и дикий клен.
Чуть-чуть замерз. Пора вставать.
Он был закатом ослеплен.

На листьях - отблески теней
Всех золотистых вечеров.
Они сгущаются сильней.
Теперь он полностью готов.

Ружье поправил, можно в бой,
На немцев - тучей и грозой.
Борьба с отчаянной судьбой,
Глаза сверкают бирюзой.

***
Подкрался тихо. Немцы спят.
Он посмотрел на них с тоской.
Вот, двое молодых ребят,
А третий - дед с больной рукой...

Лежат так близко. Выстрел, два.
Проснулся третий, взял свой нож.
Не тратил время на слова,
От стали разве же уйдешь?..

В глазах темнеют небеса,
И дождь пройдет как водопад.
Кровинки тают в волосах.
Нас не убьет фашистский яд!


Вот немец вздрогнул и упал,
И чуть задергалась рука.
Он ведь не знал, совсем не знал,
Что ждет его, наверняка.
 
***
...Здесь через реку только вброд.
И там до наших деревень.
На водопой выходит скот,
А вдалеке цветет сирень...

Вода прохладна, холодна-
Доплыть к зеленому мыску
Мешает вешняя волна.
А вОйны мир тот рассекут.

Он храбро кинулся в откос,
Забыв про ногу, и про боль.
Там, в Ленинграде, где он рос,
Смешались - море, слезы, соль.

***

И закружило, понесло,
Теченье лижет берега...
"Сейчас бы только повезло.
Война ценою дорогА." -

Так думал он, пытаясь плыть,
Хотя не слушалась нога.
Казалось, рядом должен быть
Тот плес, где сочные луга...

А солнце жгло, как жжет лимон,
Журчала быстрая вода,
Чуть слышный заглушая стон,
И усыпляя навсегда.

Огнем прозрачным, ледяным
Он был охвачен целиком.
И где-то голос рядом с ним,
И запах сливок с молоком.

***

Дождем снарядов Ленинград
Окутан был, как дым костра.
Не первый год, увы, подряд,
Стоит военная жара...

И в ней живут, в последний раз,
Ведь завтра может и не быть.
Сквозь дым не видно даже глаз,
А все же, хочется любить.

В год сорок третий, расцвести,-
Задача сложная втройне.
Дождаться брата, здесь найти,
И не отдать его войне?

... Сердечко вдруг пошло не в такт.
Как будто спорило с собой.
Она почуяла, но как? -
Что старший борется с судьбой.

И, в глубине ее души,
Зажглись как будто фонари.
В блокадной мертвенной тиши
Вся жизнь взрывалась там, внутри.

И вдруг увидела сестра -
Река холодная, сирень,
Стоит звенящая жара,
И только под откосом тень.

В тени берез один солдат,
Без чувства, прямо на песке.
Враги не спят. Свои не спят.
Ружье, все мокрое, в руке.

В крови одежда, пальцы...он!
Сестра узнала шрам на лбу.
Теперь сердца шли в унисон.
Светлее стало на лугу.

Она звала его, в слезах.
И не могла другим сказать.
Исчезла боль, исчезнет страх,
Теперь его им не отнять.

***

А он лежал, закрыв глаза,
Раскинув руки, как в бою.
Мерцает небо-бирюза,
Там, выше где-то, на краю.

Но образ дома, и сестры
Не даст спокойно улететь.
А сердце бьется до поры,
И ловит боль, как рыбку - сеть.

Он их не видел. Но к воде
Спустились трое, с ними конь.
"Ну, просыпайся! Быть беде!"-
И голос тихий: " Стой, не тронь".


Один чуть слышно подошел,
И взял ружье - " а вдруг не наш!"
В себя герой так не пришел.
В бреду позвал лишь " Где ты, Саш?.."

Они склонились перед ним.
Чуть-чуть дотронулись до лба...
- Еще немного, будет нимб.
Давайте с нами. Здесь изба.

Он вдруг рванулся, и вздохнул.
Чуть видно, дрогнули уста.
А солнце жжет до самых скул,
Вот только сердце не достать.

***

Их ждали прямо у крыльца.
Мужчина, статный и седой,
В тени, скрывавшей пол-лица,
И рыжий парень молодой.

Здесь пахло сеном и золой -
Недавно взорван ближний мост.
Хозяин грустен, да не злой,
С земли поднялся в полный рост.

Повозку ставят у стены,
А в ней наш раненый боец.
К нему не ходят ночь и сны,
Да не приходит и конец.

И, осторожно повернув,
Бойца заносят тихо в дом.
Седой, слезу одну смахнув,
Молчал, и думал о другом.

Ведь где-то, страшно далеко,
Погиб его родимый сын.
Нельзя коснуться и рукой,
В могилке детской он один...

Вот и теперь - пришла беда,
Так молодой боец похож!
Пускай останется. Ну да.
Не сын ему. Не важно, что ж.

Он будет верить, что внутри,
Там, за душой, есть огонек.
Но голос вдруг: - Смотри, смотри!
В себя приходит паренек!



Вмиг обернулся к ним, а там
Рука дрожащая и бинт.
Сидеть солдат не может сам,
Нога опухла и болит.

Он прошептал: - Спасибо, брат!
- Ты кто по крови? Свой, чужой?
- Я русский... Шел к войскам назад,
Неравный с немцем принял бой.

- Так пленный ты? Как убежал?
- Я не был пленным. Их убил.
Признаться, искренне мне жаль,
Что не сумел я, не доплыл.

- Откуда ты?
- За лесом где-то...Там шел мой сотый батальон.
Но, с высоты,
Лучом согретой, спустился к нам тот вечный сон...

-А до войны был Ленинград,
Там все осталось - мать, сестра...
Увидеть их я б страшно рад,
Да только кончена игра...

- Эй, парень, ты не торопись!
В больницу надо. Будешь жить.
Ну, а пока что, - подкрепись.
- Как вас за все благодарить?

***

А ночью вдруг пришла к нему
Как будто дрема, чернота.
И место памяти займут…
За ней - могильная плита.

Он просыпался от дождя,
Смотрел - заплакано окно...
Стекают капли, уходя,
Иль плачет он - не все ль равно?

... Под утро кровь на простыне.
И звуки, словно не с Земли.
Приснилось, может, о войне?
Эй, люди, как же мы могли???!

Стихает жар. Стекает пот...
Так часто хочется попить.
Где сон, где явь, лишь черт поймет,
Фашистов главное убить.

Вошел мужчина с сединой.
Хотел бойца перевязать.
Пощупал лоб: - Терпи, родной.
В больницу едем, хватит ждать!


Боец кивнул. Упал без сил.
Поникла снова голова.
Туман почти что моросил,
Телега шла едва-едва...

***

Он смутно чувствовал спиной,
Что кто-то держит. Не уйдет.
Удар, один, еще, иной.
Жизнь незаконченная ждет...

Потом укол. Всё в темноте.
И руки женщины-врача.
И снова пальцы, да не те.
Прикосновение к плечам...

В палате он открыл глаза.
Над ним- девчоночьи виски.
И звонкий голос тут сказал:
- Не надо ногу на куски!
***
Он вздрогнул сильно, и вдохнул.
Нога на месте, хорошо.
Свинцом льет слабость, он уснул.
В его палату сон вошел.

Казалось, будто Ленинград
Завоевали той весной,
Что похоронен год назад,
И видит кадры в жизнь длиной...

Забытый отблеск ночника
Мешался с призраком реки.
Сирень в петлице и в руках,
Навес из досок, городки...

А после- крики, кровь, жара,
И долгий путь его домой,
Смешки да песни до утра,
А он недвижный и немой.

Светало здесь. И доктора
Раскрыли первое окно.
Сменялись сестры, им пора.
Ворвался ветер, чуть хмельной.

... А между стен пошли часы.
Они стояли целый век.
Здесь души ставят на весы,
Смывая пепел, словно снег.

Он спал еще. И там, во сне,
Он видел лица мертвецов.
Отец, погибший на коне,
Горящий дом, на нем засов.

- Проснись,- шептал ему огонь,
Перерубая провода...
- Проснись! и мягкая ладонь
Коснулась болью, как вода.
***
Он шевельнулся. А над ним
• Вдруг вырос дивный водопад.
Его хватило бы двоим-
Не прядь волос, а целый сад!

- К тебе пришли, боец, смотри.
И ногу вместе мы спасли.
Он молча их благодарил.
- У вас минутка, может, три.

То был высокий старшина.
Блондин, с улыбкой палача.
- Ну здравствуй! Как же, не узнал?
Ведь это я довез, встречал.

Боец же не подал руки.
Смотрел он строго пред собой.
Чернели ставни-угольки.
- Не помню вас ( А в сердце - сбой).

- А я б хотел поговорить.
Немного. Просто о тебе.
- Случайно я остался жить,
Благодаря моей судьбе...

- Что произошло? Скажи мне, брат.
- Я ранен был, и вот я здесь.
Погибли все, и наш комбат,
А всё горело, травы, лес...

- Тебя как звать? Откуда ты?
- Я только помню Ленинград.
Потом - завеса темноты,
Да взрывы, и военный ад...

- И все? И больше ничего?
- Совсем. Нет ни имен, ни дат...
Ведь я не видел никого.
- Ну ладно. Верю, верю, брат.

Сказал, а на его лице
Как будто бы лежит зима.
Склонил лишь голову в конце.
Ментально он поставил мат.

***

Блондин ушел, не прикурив.
Он был весь как прозрачный лед.
Он бормотал: - Остался жив!
А не фашист ли к нам идет?

Не помнит имени отца,
Пришел из леса, говорят...
Остановился у крыльца,
Увидев раненых ребят.

***
А наш боец сидел один,
И размышлял о том, о сем.
Ему не нравился блондин.
Зачем тот спрашивал о нем?.

В чем подозрения, к чему?
Ведь он лишь чудом не погиб!
И что теперь? Как быть ему?
А солнце светит, будто нимб.

И голос внутренний молчит,
Чего-то ждет в той тишине...
"Восстань! Хотя бы закричи!" -
Ответа не было, и нет...

Но время шло, как шел бы снег -
Шажок за шагом, не таясь.
Растаял день, растает век,
Уйдет, весною растворясь...

***
А за окном сползает плющ,
Живой и сочный, как война.
Там ветер мокрый всемогущ,
Он дышит небом допьяна.
•
В палате стало пять бойцов,
А два поедут воевать.
И наш боец почти готов,
Окреп, с кровати стал вставать.

Он тоже хочет вдаль, на фронт,
Сдружился с теми четырьмя.
На тумбе рядом - К.Бальмонт,
Хоть тот заклеен и помят...

***

Дорога ждет. Куда же дальше?
Туда, где дождиком заря?
Он хмурый парень, но без фальши,
Так про солдата говорят.

С тревогой, где-то затаённой,
За ним следила медсестра.
С душою, боем обожжённой,
Он не дожил бы до утра.

Но каждый день он жил, и даже,
По росту бывший как скала,
Он помогал отчистить сажу,
Не отражаясь в зеркалах...


***

Однажды утром к ним пришел
Сердитый, строгий офицер.
Боец в глазах его нашел
Все то, что видел Люцифер.

Седая сталь- как будто смерть,
Хоть вежлив был немолодой.
Улыбка. Боязно смотреть.
Как зимний холод под водой.


Привел его, небось, блондин.
Все тот, с усмешкой в пол-лица.
Но этот, здесь, пока один.
Сулит дорогу без конца...

Тот офицер нагнулся, сел,
И тоже руку протянул:
Молочно-белую, как мел.
Боец наш взял, но утонул.

Седая сталь несла его,
Как волны сумрачной Невы.
И он не слышал никого,
Качнувшись, словно он - ковыль.

Вдруг голос - вырос, как стена.
- Ну что, быть может, мы начнем?
" Теперь уж будет не до сна.."
Да что там думают о нем?!!

- Вот к нам из леса вы пришли...
Как оказались в той глуши?
- Меня на отмели нашли.
- Сестра, вот так и запиши.

- Так, а до этого, где был?
- Сражался... батальон погиб.
- Тебя зовут как? Не забыл? -
Тут брови выгнулся изгиб.

- Не помню, правда. Думал, всё.
Как странно, что остался жить.
Я помню речку, лишь её.
-Пытался, может, переплыть?

- Служили раньше? Или нет?
А впрочем, что тут отвечать..
В глазах бойца погас весь свет.
На лист поставлена печать.

- Когда везли вас от реки,
Вы что-то видели, солдат?
- Сирень... И пары две руки...
Я был без чувства, говорят.

- Немецкий знаете? Давно ль?
- Учил я в школе, может быть.
И, перейдя на "ты": позволь!
Но я успел уже забыть.

На что намеки? Я фашист?
Я никогда...- осекся он.
- Но я ведь чист, поймите, чист!
А в мыслях- " был ведь окружён..."

- Так был в плену? Когда и где?
- Позвольте... Я же трех убил...
Мальчонки юные и дед.
"Меня он с толку даже сбил",-
Подумал тот майор седой.
- До вас отсюда далеко?
- Мой город - прямо над водой,
Над ним разлили молоко...

- Ой, Ленинград? - в ответ ему
Вдруг улыбнулась медсестра.
- Как угадали, почему?
- Да помню ливни до утра.

- Все ясно...- мигом встал майор.
-Ну, до свидания, пора.
- А как же я? Наш разговор?
- Мы разберемся. Вот жара!

И в самом деле, шел июль,
Погода, словно бы в аду.
Плюс сорок здесь, дожди из пуль,
Казалось, это все в бреду...

А наш солдат остался ждать,
Пока - неведомо чего.
Быть обреченным и не знать,
Родных не видеть, никого.

***

А в Ленинграде в этот час
Пытались голод заглушить.
Осколкам воли в этот раз
Удастся слезы просушить...

Встает кровавая заря,
Струится алым предрассвет,
Быть может, начат был не зря
Наш незаконченный куплет?

***
Сестра и мать живут одни,
И, вроде, верят небесам.
Считают ночи, или дни,
Когда боец напишет сам!..

Но синим куполом Невы
Обстрел накроет Ленинград.
Скуля, попрячутся все львы,
Атланты все же устоят.

И брызги беленьких ночей
Им не дадут забыть про мир.
А пережить всех палачей
Поможет дождика пунктир.

Он охладит, и смоет зной,
И ступни вымоет рекой.
О город сердца, мой родной,
Покрытый пеплом, как мукой...!

***

Боец наш что-то заскучал,
Родных не видя, их письмА -
Он в угол сел, не отвечал,
Тут медсестра пришла, сама.

-Температуру мерить, марш!
Улыбка прямо в пол-лица.
- Чего невесел, голубь наш?
Аль смерть почуял до конца?

- Да если б так... Смотри, смотри-
Не пишет мне родная мать,
Внутри меня - лишь январи,
А болью можно обнимать.

- Сдается мне, она жива.
- А где уверенность? Без фальши!
- Но погоди... Вдруг я права?
За год на сорок стала старше.

Так страшно сына потерять.
Не знает, где ты, жив ли, нет.
Боится смерти написать,
Узнав  ненужный всем ответ...
•
- А Сашка? Младшая? Найти б!
- Найдется.Верь.Давай вставай.
И дрогнул мощный локтя сгиб.
В душе опять проснулся май...

***

Прошло дней семь, и вот герой
Быть перестал уже больным.
Солдат надежный, боевой,
Пускавший вдаль табачный дым.

Его выписывать- на фронт,
Смахнув горячую слезу.
Пускай укроет, словно зонт,
Молитва тех, кто здесь, внизу.

Пусть небеса его хранят
Сегодня, завтра и вовек...
Чур летний гимн тут не менять
На страшный, замогильный снег!..

И близок путь. Сейчас и впредь,
Прощаний длинных не любил.
Но будут долго вслед смотреть
Все те, кто рядом шел, и жил.

Осталась ночка лишь одна,
И вновь сраженья, крики, сталь...
Сегодня девочка-война
Наденет праздничную шаль.

***

Искрилось утро за окном.
А слезы тают на глазах...
Он думал только об одном-
Улыбку нужно на губах.

Оделся. Вымылся. Вперед.
( Как на рассвете сон далек!)
Там, за спиной мяучит кот.
В груди теплеет уголек...

Больница вышла на крыльцо.
Бойцы, врачи и медсестра.
"Поднять счастливое  лицо!
Как будто жизнь и смерть - игра".

Он скрылся в шелесте листвы:
Там нежный-нежный малахит.
Прожилки в нем до синевы.
А может, лето здесь и спит?

***
Он шел один, но слышал мать.
Та тихо плакала во сне:
" Тебя хотят арестовать!
Сыночек мой, вернись ко мне!"

Качнул он сильной головой.
Бояться поздно. Выход есть.
Он был готов. Он примет бой.
И в жизни не отдаст им честь.

Он прав, он выполнил приказ.
Сейчас, наверно, дома ждут.
" Я должен выжить ради вас!
Вам похоронки не придут!"

С такою мыслью шел он в часть,
Идя по лезвию судьбы.
Вдыхать июль, вдруг просочась
Сквозь все древесные грибы...


Хоть час побыть цветком в руке,
Без мыслей, чувств, зато в раю-
Не слышать взрывы на реке,
Но то, как птицы запоют.

***

... До места было пять минут,
Блиндаж виднелся из травы.
Успел подумать - "всех убьют?!!
Моей не встречу я Невы??"

И с самолета - вниз, на лес,
Лишь дикий грохот, мрак, огонь!!
Боец в дыму, в земле, он весь..
К нему вдруг тянется ладонь.

И пальцы тонки, и смуглЫ,
Рукав оторванный лежит.
На пальцах- след был от смолы,
Уже запекшейся на вид.

Страшнее этого всего -
Глядела рана на виске.
Как будто б не было его,
Висела кожа на куске...


•
На вид ему... семнадцать - много,
А для пятнадцати велик.
Вот крестик- далека дорога,
От взрыва вырвало язык...

И на боку, у самой шеи,
Лежала сумка, вся в крови.
А рядом с ней - он сам приклеил -
Цветок. Признание в любви.

Глаза его остекленели,
Как будто лед его души.
Сдержав свой крик, но еле-еле,
Герой к товарищам спешит.

Еще один сидел под елью,
И этот тоже молодой...
Живот пробит, зажат шинелью,
Безвольны руки над водой...

Боец подполз к нему, и снова
Рвануло пламя через лес.
Он лишь успел сказать три слова -
" Живой", да вот - " горячий весь..."

...Не знал, что спас он командира.
Не знал, сам выживет ли, нет -
Он так хотел простого мира.
А наступил - седой рассвет...


***

Его нашли потом у цели.
Он был в крови - теперь в чужой.
А командир - в бинтах, под елью
Все шепчет - "ваш солдат- герой"!

Бойца хотели наградить.
Но он не помнил ничего...
(Хоть командир остался жить,
В штаб срочно вызвали его).

Он быстро шел, хотя устал,
И был немытый, весь в смоле -
Он думал, он боялся, ждал,
Что скажут ТАМ - в штабном тепле...

***

Его впустили. За столом
Сидело четверо людей.
- Договорим уже потом,-
И дым, как стайка лебедей.

Двоих боец запомнил, знал.
Глаза - как сталь, глаза-скала.
...Лица седеющий овал.
Потом улыбка сорвалась.


Майор сказал: - Входи, садись.
Да ты не бойся. Закури.
И тут, откуда ни возьмись,
Звенят синички. Сразу три.

- Ну здравствуй! - голос января.
Кивнул.- А как там командир?
- Жить будет. Вытащил не зря.
А как нашел ты ориентир?

- Да интуиция спасла. Она почуяла налёт.
Метнулся вглубь, и вот блиндаж.
Сосна кривая, речка ждет...!
Раздался голос, будто лед.
- ...А жизнь за Родину отдашь?


***


 Синичка села на плечо.
Он вспомнил сны, а в них лишь мать.
На сердце стало горячо,
Боялся только он упасть.

Ему не нравился их тон.
Как будто в чем-то виноват?
Жаль, это всё уже не сон.
Майор прищурился. Вот гад!



•
- Ну что, так будем отвечать? -
И голос вежливо-стальной.
- Спокойно. Тихо, не кричать.
Не в лазарете ты, родной.

- Ты правду раньше говорил?
Что вышел с боем из глуши,
А все мертвы, их пережил?
Максимов, слышишь? Запиши.



Запахло облачком чернил.
Скрипела ручка, шла строка.
Вот белый свет уже не мил,
В кулак сжимается рука.

Они заметили ту злость,
Переглянулись в уголке.
У одного упала трость.
Гудело что-то вдалеке.

- Ты, братец, зря-то не серчай,-
Сказал куривший старшина.
(За стенкой гордый иван-чай
Под цвет фруктового вина...)



- Себя не помнишь, как же так?
Нездешний, был почти в плену...
Немецкий знаешь,- может, знак?
Ты б сам признался, не тянул!

- Признался в чем?! Я не фашист!
Немецкий? В школе был, давно!
Я не шпион!!! ( Зеленый лист
Тихонько постучал в окно...)

А старшина качнулся вдруг,
И вновь! Улыбка палача.
Как будто замыкая круг,
Спешило время сгоряча.

Здесь, в полутьме, казался он,
Как будто демон, или царь,
Надменный, так самовлюблен,
В глазах таинственный январь.

А наш герой стоял скалой,
И видел в нем  конец пути.
Он был усталый, а не злой,
Обидно было не дойти.

Он ждал Победы – как дитя
Ждет в голод хлеба,  молока.
Он был уверен, не шутя,
И знал всегда наверняка.

Кипели мысли в голове,
Как до блокады сытный борщ.
Он видел, как идет к Неве -
«Ну здесь-то точно не возьмешь!»

Блондин прервал его мечту…
Он встал за новым кипятком.
- Ты знаешь, что надолго тут?
…А в горле рос огромный  ком.

***

- Мы задержать тебя должны.
Как хочешь, верить, или нет,-
Свобода отнимает сны,
Но ты увидишь только свет.


В груди расплавился свинец.
И, кипятком, потоки слез.
Неужто – там  найдет  конец,
Где холод пыток, и мороз?..

Снаружи – все еще жара,
А тут, под кожей, был февраль.
- Вставай, идем. Тебе пора.
- Майор? – Поверьте, очень жаль.


Все встали. Руки за спиной.
Теперь он больше не боец…
Походка стала чуть иной.
Он гибнет  также, как отец?



***

А в Ленинграде шел рассвет…
Вставала якорем заря.
Бомбежки стихли. Красный цвет
Сменился цветом янтаря.

Нева, проснувшись до конца,
Зевнула, выпила туман.
А память выделит отца,
И лиц ушедших караван.

Горело солнышко - рубин.
За ним по камню тонкий след.
Он, арестованный, один,
И боль светлеет как скелет…

Он вспоминал забытый день,
Когда здесь не было траншей.
Весна, и шапки набекрень,
И запах вкусных, свежих щей…

Там – предвоенная сирень
Над той студеною водой,
Где нависала только тень,
Им не грозившая бедой.


***

Не слышал он, как стонет бор,
Молитвой согнута спина.
Он, все забывший с давних пор,
Лишь знал, есть срок. И есть вина.


В глаза смотреть теперь не мог.
Гремел цепями приговор…
И, было чувство, - он, щенок,
Наказан, как побитый вор.

А мать, лишь поседев от мук,
Просила только одного –
Узнать, где, как, не жив ли вдруг,
Иль надо хоронить его.



Ей не прислали смерть-листок,
И не заверили, что здрав.
Но сердце выдало весь ток,
Всю жизнь у матери украв.

Конд-Остров видел, и ГУЛАГ,
Скитаясь сотнями ночей.
Ладонь сжимается в кулак –
Но злость без силы, он – ничей.

***

Он плохо спал. Болел цингой.
Виски седеют, голова…
Переживал, ведь он – изгой,
Все меньше доверял словам.

Прошло пять лет. А может, семь.
Не помнить – значит ли забыть?
Пятнадцать – все ж не насовсем…
И нужно жить. Хотя бы Жить.

Конечно, тяжко без сестры.
Он вспоминал ее, как сон.
Сжигал ментальные костры,
Брал крепость тюрем, бастион.

Другая стала, коль жива.
Но - также светятся уста.
Да вспомнит ли? Едва-едва?
О Боже. Как же он устал…

***


…Однажды в ночь к нему пришли.
Темно в бараке, лишь свеча.
Вдруг – жар. Как будто бы прилив.
Ему хотелось закричать.

Он думал, будут убивать,
А в полутьме блеснувший нож –
Чтоб слишком долго-то не ждать,
С больного, что теперь возьмешь…

***

Но нет. Шепнул тихонечко один –
Товарищ Сталин…умер…вот…
Сверкнула капелька седин,
Вот это странный поворот!


- Тебя сейчас освободят.
Был пересмотрен приговор.
И трое скромненько стоят,
В рядочек, выйдя в коридор.

- Шли долго новости, прости…
Тебе ж остался, вроде, год?
- А разве могут отпустить?
- Молчать. За нами, шаг вперед!

- Тебя доставят к вам домой.
Ты ленинградский, говорят?
И взгляд обдал его зимой,
Хоть щеки краскою горят…

***
Дорогу он забыл, как сны
Забудет каждый, кто не спал.
И вот опять повсюду  сныть,
И очень близок наш финал…

Доехав, он летел к воде –
Увидеть старую Неву.
И жмутся слезы в бороде,
Листочки медленно плывут…

Он все вдыхал, как кислород,
Тяжелый, плавленый гранит,
И представлял, что город – ждет!
Боялся, вдруг он просто спит…

***
Зайдя на звон колоколов
В один попавшийся собор,
Услышать хоть немного слов,
Увидел молчаливый спор…


Да, странно – в церкви тишина,
А эти двое, словно тень.
Услышал шепот – «Не вина,
Что гибнет хрупкая сирень…»

Он подошел еще чуток.
Так близко, чтобы  не узнать.
На них был черный шарф, платок…
Он замер. Слышит голос. Мать???

***
Она не видела других.
Лицо подкрашено свечой.
И звуки  -  плавно -  мимо них,
И так на сердце горячо…


Седые волосы убрав,
Она молилась, как всегда.
Прошла сестра. Качнулся шарф,
Как в мае – вешняя вода…

И вот, почувствовав толчок,
Тут обернулась невзначай.
Не изменился голосок.
Красива, словно иван-чай.

Она воскликнула: Егор!!!
И на колени вмиг упав,
Ласкала слез его узор,
Всю жизнь мучительно прождав…

***
- Я виноват… Ох, Сашка, Боже…
( Рука покоилась в руках).
- Считай, по-своему, мы тоже.
 (Как луч и солнце в облаках).

- Прости, что с болью вы смешались,
Прости, до крови я скучал…
- Мы победили!!! Отыгрались!
Вдруг голос дрогнул…
И пропал.

***
… Их мир здесь слился воедино,
Что ледоколом не разбить.
Любовь родных – непобедима.


Лишь остается -  дальше  жить…

2017