Три философа, или сны Катерины Петровны
Прогулки с И. Кантом
Лесная-Иванова 4
К истории одного стихотворения
Сон первый
Балтийское море катило свои стальные волны, переливающиеся под лимонным солнцем. На пляже, усыпанном, как снегом, белым песком, лежали и ходили люди в купальниках, полотенцах, и даже свитерах, надетых на голое тело. Было ветрено. Некоторые отдыхающие строили из камней заграждения, подобные первому ярусу крепости, чтобы хоть как-то защитить себя от холодных дуновений. Катя плыла к берегу. Она никогда не упалась в море, столь холодном, что вода казалась горячей и обжигала тело, и теперь, получив массу острых ощущений, она мечтала только об одном - выбраться на берег и не простудиться. На берегу её ждал человек с ясными необыкновенно живыми глазами, небольшого роста, изящного, хрупкого для мужчины телосложения в белом парике с закрученными локонами. Это был И. Кант. После того, как в Кёнигсберге изобрели машину времени и построили новый университет, на научные конференции стали пребывать учёные и аспиранты всех времён. Благодаря науке, они получили возможность беседовать между собой так, как общались бы, воскреснув в вечности. Катя была аспиранткой, прибывшей в старинный Кёнигсберг из двадцатого века. Из всех учёных она выбрала в друзья И. Канта, потому что его философия казалась ей возвышенной, запредельной, а Катерина была поэтессой и стремилась в заоблачные сферы. Вскоре они подружились так, что Кант стал проводить с Катериной всё свободное от лекций и научных занятий время, дарил кусочки янтаря, найденные им у моря, и дорогие янтарные бусы, браслеты и даже изменил для неё одной чопорный немецкий этикет, требовавший, чтобы преподавателя называли господин профессор, и разрешил называть себя просто Иммануилом. Он сопровождал Катерину повсюду, вот и сейчас смотрел, как она выходит на берег моря, из рассыпающихся белой пеной волн, подобно героине картины Боттичелли « Рождение Венеры» и идёт нему по ковру белоснежного мягкого песка.
—Мне холодно, — сказала Катя, кутаясь в полотенце и прижимаясь Канту. — Согрейте меня, Иммануил. Кант сначала обнял девушку, потом нежно отстранил её и, смутившись, задумчиво проговорил:
—Да, да, конечно, здесь, на берегу моря, есть кафе, сейчас я отведу вас туда, мы выпьем горячего грога, и вы непременно согреетесь.
—Грог-игрок, — срифмовала Катя. — А вам не кажется, Иммануил, что вся жизнь — игра?
—Игра? – недоумённо переспросил И. Кант. — Никогда ещё не думал об этом.
Они шли по белому рассыпчатому песку к дюнам, поросшим соснами. Там, возле них, и находилось маленькое кафе, в котором Катерина и Кант заказали себе грог и яблочный штрудель.
— Итак, как же вы относитесь к идее, что вся наша жизнь—игра? — переспросила Катя.
— Игра разума Бога, быть может, — отвечал И. Кант, чувствуя, как тепло от выпитого напитка разливается по его телу. — И в этой игре есть свои правила, свои императивы.
—Например, категорический, — с грустной иронией произнесла Катя. — "Поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом, поступай так, чтобы ты всегда относился к человеку и в своем лице, и в лице всякого другого также как к цели и никогда не относился бы к нему как к средству". Учили Ваш императив, господин профессор, в институте, учили.
— Это хорошо, — удовлетворенно произнёс И. Кант. — Это очень приятно. Я весьма доволен.
В глазах Кати запрыгали бесенята.
— А если я не хочу так, как должно, а желаю поступать так, как я хочу? Что мне до долга перед Богом, человечеством? У меня есть долг перед самой собой. Долг — быть счастливой!
Кант удивлённо приподнял брови и нахмурился:
—Это дерзкая, детская, нехорошая и даже богохульная мысль. Человек создан выполнять свой долг перед Богом, обществом. Я надеюсь, что эта идея случайная гостья в вашей очаровательной светлой голове.
— А если человек стоит перед выбором между долгом и личным счастьем? — замирая и холодея, спросила Катя. — Что тогда?
— Тогда нужно выбирать долг, — отвечал Кант, решительно, отрезая ножом кусочек от яблочного штруделя. — Впрочем, (Тут он отложил нож, отодвинул тарелку с едой от себя и как-то грустно посмотрел сквозь Катерину куда-то в запредельное пространство) вы затронули тяжёлую, болезненную для меня тему. Признаться, я не люблю говорить о философии и морали с женщинами и, особенно в кафе. Почитайте мне лучше стихи.
—Я прочитаю Вам Гёте, — сказала Катерина. — Я учила его по-немецки:
Gefunden
Ich ging im Walde
So f;r mich hin,
Und nichts zu suchen,
Das war mein Sinn.
Im Schatten sah ich
Ein Bl;mchen stehn,
Wie Sterne leuchtend,
Wie ;uglein sch;n.
Ich wollt es brechen,
Da sagt es fein:
Soll ich zum Welken
Gebrochen sein?
Ich grub’s mit allen
Den W;rzlein aus.
Zum Garten trug ich’s
Am h;bschen Haus.
Und pflanzt es wieder
Am stillen Ort;
Nun zweigt es immer
Und bl;ht so fort.
Гулял я просто так, без нужды,
И шел я, и шел, отдыхая,
Мне ягоды были совсем не нужны
Я шел, не грибы собирая.
Но вдруг я увидел цветочек в тени.
Весенней порой расцветая,
Он был, словно ангела очи, красив
Стоял он, как звезды, сияя.
Я руку поднял, и хотел уж сорвать
Цветок вдруг сказал мне, вздыхая:
Неужто ты хочешь меня поломать
Чтоб умер я здесь, увядая?
Я вырыл цветок тот, принес его в сад
В тенистое тихое место
Где розы алеют, растет виноград
Где птицы поют свои песни.
И я аккуратно вкопал там его
Во влажную рыхлую землю
Теперь он живет, и растет, и цветет
Среди великанов - деревьев. (Наташа Зубарева Gefunden
Перевод с Гете. https://otvet.mail.ru/question/9341286)
—Вот это прекрасно! Вот это восхитительно! — сказал Кант, теплея. — Вам так идёт читать стихи! Вы просто сами становитесь, как нежный звёздный цветок.
—Спасибо, — отвечала Катерина, глядя в тарелку. — Но вот Л. Фейербах считает, что человек создан для счастья.
—Людвиг Андреас фон Фейербах мне неприятен,- сказал сухо И. Кант. — К тому же, между нами, ничего общего, судя по его сочинениям, быть не может. Он родится в год моей смерти.Его труды я читал уже будучи Духом. Вечереет, наша прогулка затянулась. Я оплачу счёт и провожу Вас домой.
—Пожалуй, вы правы. Пора возвращаться, — ответила Катерина.
Они расплатились с официантом и пошли по узкой улочке, петляющей между высоких сосен и маленьких домов с красными черепичными крышами. Сначала они напряжённо молчали, вслушиваясь в звуки вечернего города, затем напряжение ушло, вернулось ощущение морской прохлады и жажды единения умов и душ.
—Вы задели меня, — произнёс И. Кант. — Как часто я задумывался над этим вопросом и почти всегда приходил к мысли, что счастье и долг—две вещи несовместные.
—Но я чувствую, что Вы счастливы, хотя выполняете свой долг перед наукой, — заметила Катя.
— "Две вещи наполняют душу все новым и нарастающим удивлением и благоговением, чем чаще, чем продолжительнее мы размышляем о них, — звездное небо надо мной и моральный закон во мне".…,—отвечал И. Кант.
—Вот я и поймала Вас на противоречии, Иммануил, — улыбнулась Катя.
— Что из того? —в ответ улыбнулся Кант. — Весь мир соткан из противоречий. Я называю их антиномии. Можно сказать, что вселенная безгранична, а можно утверждать противоположное. Я говорил, что счастье и долг несовместимы, а могу высказать и противоположное мнение. Человек, как мир, непознаваем. Каждый из нас есть вещь в себе. А мир непознаваем, но прекрасен, особенно, когда в нём есть такие очаровательные фройляйн, как вы.
—Фрау, — грустно сказала Катя. — Я уже замужем и должна вернуться мужу, в Москву, в 20 век.
— Вы уверены, что сможете вернуться в своё время? — с тревогой спросил И. Кант. — Здесь, в 18 веке, вы свободны, и я могу сделать вам предложение.
—Вы, кажется, утверждали, что в юности у вас не было средств, чтобы жениться, а когда они появились, жена стала не нужна, — напомнила Катерина.
— А, может быть, я так шутил? — улыбнулся Кант, и в его глазах заиграли искорки, похожие на блики солнца над мелкими льдинками в реке. — Знаете, я часто бываю, серьёзен, когда шучу, а потому многие люди и не догадываются об истине. По крайней мере, сейчас, когда я смотрю на вас, всё-таки фройляйн Катерина, мне представляется, что я не мог говорить тех слов серьёзно и категорично. Я могу сделать вам предложение, и мы обвенчаемся.
Вы услышите, как звучит орган в нашей старинной церкви.
— И я стану вашей женой, — тепло и ласково проговорила Катерина с глубоко скрытой иронией. — Долгими вечерами мы будем вместе коротать время. Я стану вязать вам вишнёвый жилет, а вы сочинять « Критику чистого разума». Вы посвятите свои труды мне, а я принесу вам ребёночка и познаю на деле, что удел женщины три к: Дети, церковь, кухня. Я буду готовить вам яблочный штрудель и рождественского гуся с яблоками.
—И наш обед будет длиться несколько часов, — торжественно продолжил И. Кант, — и мы не станем приглашать на него зануд, которые не умеют шутить. Среди избранной публики вам всегда будет весело и интересно, а я стану представлять Вас как свою очаровательную жену.
—Жену гениального Иммануила Канта, — в унисон проговорила Катерина. — Я всегда чувствовала, что призвана в мир с особой миссией, чтобы совершить что-такое, что останется в памяти потомков, или стать женой гения и матерью его детей. Только для этого надо отречься от всего прочего, искушающего, соблазняющего на каждом шагу слабую женскую плоть и душу.
— Как вам такая перспектива? —тонко улыбнулся Кант.
—Быть может, положительно. Замуж за гения, как в монастырь, - задумчиво произнесла Катя, и вдруг, побледнев, казалось бы, совсем не к месту, начала читать строки А. Ахматовой:
Пусть голоса органа снова грянут,
Как первая весенняя гроза:
Из-за плеча твоей невесты глянут
Мои полузакрытые глаза.
Семь дней любви, семь грозных лет разлуки,
Война, мятеж, опустошенный дом,
В крови невинной маленькие руки,
Седая прядь над розовым виском.
Прощай, прощай, будь счастлив, друг прекрасный,
Верну тебе твой сладостный обет,
Но берегись твоей подруге страстной
Поведать мой неповторимый бред, -
Затем что он пронижет жгучим ядом
Ваш благостный, ваш радостный союз;
А я иду владеть чудесным садом,
Где шелест трав и восклицанья муз.
Неожиданно налетел ветер, сорвал с деревьев высохшие раньше времени листья, закружил их вокруг Катерины. Листьев становилось всё больше, они кружились всё сильнее, напоминая, то бесов, ангелов, то каких-то неизвестных фантастических существ, танцующих свой дикий танец, и Катерина закружилась вместе с ними, всё больше отдаляясь от Канта, и упала на мощённую булыжником мостовую, инстинктивно вытянув вперёд руку и уронив на неё голову, и потеряла сознание. Листья, кружившие вокруг, роем поднялись высоко в воздух и улетели. Исчез и И. Кант. Преподавательница философии и эстетики Катерина Петровна проснулась.
Проснувшись, стала размышлять о своём сне. « Это какой-то ненастоящий Кант мне приснился,---подумала она.--- Настоящий не стал бы говорить, что он шутил в своих мыслях, трудах, и не стал бы предлагать замужней стать его женой, это аморально. Не стал бы он отказываться от своих мыслей и делать утверждения о противоречиях. Все это не стыкуется с категорическим императивом, которому Кант сам следовал и призывал к этому всех». Катерина взглянула на стену, где висела картина с танцующей Камен. Ход её мыслей сразу же приобрёл другое направление. « А почему не стал бы? А если он страстно пожелал свою спутницу, так что и сам человек и его ценности вдруг поменялись? Вот Хосе был примерным солдатом, стерёг заключённых женщин, а попал под влияние Кармен и стал убийцей, контрабандистом. Ф. Ницше тоже не без влияния Лу написал многие свои труды»,--- подумалось ей. Катерина посмотрела в зеркало и нашла, что она всё ещё не дурна собой. Вспомнилось ей и стихотворение Н. С. Гумилёва « Старая дева»:
А меня совсем иною
Отражают зеркала:
Я наяда под луною
В зыби водного стекла.
В глубине средневековья
Я принцесса, что, дрожа,
Принимает славословья
От красивого пажа.
Иль на празднике Версаля
В час, когда заснет земля,
Взоры юношей печаля,
Я пленяю короля.
Иль влюблен в мои романсы
Весь парижский полусвет
Так, что мне слагает стансы
С львиной гривою поэт.
https://gumilev.ru/verses/107/
« Высокого ты о себе мнения,--- прозвучали в голове слова подруги,---оттого и нет у тебя до сих пор любовника. А муж-то тебя не любит. Кстати, быть может, за ум. Умные-то женщины мужчин пугают часто, некомфортно с ними». « Может, она и права,---подумала Катерина.---Но современные мужчины… Какие из них любовники? Вот, если б Ротшильд, Рокфеллер, или гений Кант… Да и то, подумаешь тысячу раз, а как же муж? Хоть нелюбящий, а всё же муж! А как же семья, а главное: как же призвание??? А как же мечта самой интеллектуальный след оставить в истории человечества??? Да и нашею нагрузкой, на работе перегрузкой, вообще, до мыслей ли о личной жизни и просто о жизни?» Катерина посмотрела на будильник, увидела, что проснулась раньше времени, закрыла глаза и ещё на часок заснула. Проснувшись, уже под звон будильника,она увидела свой дом, шкаф, прикроватный столик, лампу, раскрытый учебник философии, со страниц которого смотрел сквозь неё в далёкое запредельное пространство И. Кант и размышлял о чём-то великом. Впоследствии Катерина Петровна уже не во сне побывает в Кёнигсберге и напишет стихотворение:
Мистика на могиле И. Канта
Здесь веет ветер из миров иных,
Песком, травой могильной шевелит,
А храм готический так странно тих,
Как будто Дух незримый здесь царит.
Я сквозь пространство ощущаю зов:
Иммануила Канта я жена.
За ним спуститься в лабиринт веков
И таинство постигнуть я должна.
Я вижу ясно низенький наш дом.
Там мы владеем вместе "Царством снов".
Жилетик Канту штопаю вишнёвый,
А он мне труд свой посвящает новый.
И облака бегут, как наши сны...
---У Канта, знаешь, не было жены!---
Смеясь, моя подруга говорит,---
Забыли все, что гений здесь зарыт!
Идём в вишнёвый сад, цветёт весна!
Иду я с ней, но в мыслях я одна...
И взгляд мужской я чувствую спиной,
И лёгкий вздох... То ветер над землёй!
И. С. Лесная-Иванова
1.Какие факты из биографии И. Канта приведены в рассказе?
2.Какой труд И. Канта упоминается?
3.Какие идеи Канта обсуждают героиня и философ?
4. Почему, судя по тексту, Катерину так волнует вопрос выбора между счастьем и долгом?
Прогулки с Фейербахом
Лесная-Иванова 4
Сон второй
Преподавательнице философии Катерине Петровне стали снится сны о прогулках с философами-классиками. Первый раз она увидела себя аспиранткой в 18 веке на научной конференции с И. Кантом, который влюбился в гостью из будущего и сделал ей предложение. Опавшие листья, закружившиеся смерчем вокруг Катерины и перенесшие её в 20 век, помешали ей ответить знаменитому философу согласием.
Второй сон о путешествиях во времени Катерина Петровна увидела уже будучи кандидатом философских наук. Она снова прибыла из 20 века уже в 19 век на научную конференцию в Кёнигсберг, где изобрели машину времени, дав возможность учёным различных эпох встречаться так, как если бы они общались в вечности, и за дополнительную плату совершать экскурсии в другие года и века. Катерина Петровна на этот раз не встретила своего любимого философа И. Канта среди выступающих: он состарился и тяжело заболел. Зато ей живо заинтересовался Людвиг Андреас Фейербах. Это был человек со смелым взглядом, смотрящим далеко вперед из – под изогнутых бровей; с не слишком густой, но приличной шевелюрой; приятной, чуть волнистой бородкой, над которой холмиком возвышались пушистые усы. Одет Фейербах был скромно, но строго, как и подобает учёному. Он активно ухаживал за юной кандидаткой и даже, несмотря на свою бедность, оплатил её поездку в 1984 год, в Клайпеду, где открылся музей часов. Кроме Катерины и Фейербаха, в тот же город и день направилась Карл Маркс, Фридрих Энгельс и Берта Фейербах. Они хотели осмотреть музей янтаря в Клайпедском уезде. Янтарь интересовал Катерину гораздо меньше, чем часы. Выбор объекта её экскурсии был далеко не случаен. Катерина в своей диссертации сделала открытие: есть люди, которые, погружаясь в свой внутренний мир, сознательно выбирают время, соответствующее их душе, мечтам, системе ценностей и там пребывают. Это сознательно выбранное время внутренней жизни человека Катерина назвала экзистенциальным. С тех пор её интересовало всё, что было связано со временем: часы, легенды, мифы, картины. В музее часов она увидела самые разнообразные устройства и механизмы, определяющие время: водяные часы, будильники, которые через каждый час издают то лошадиное ржание, то кошачье мяуканье, то петушиный крик, знаменитые, казалось бы, и победившие всех часы с кукушкой. Катерина разглядывала часы, а Л. Фейербах смотрел на неё.
—А вы знаете, что изобрёл Платон? — спросил Л. Фейербах.
— Водяной будильник, чтобы будить спящих на лекциях учеников, господин профессор, — засмеялась Катя. — Я всегда рассказываю это на своих лекциях о Платоне как интересный факт его биографии.
— А его друг Архит, выкупивший Платона из рабства, для этой же цели изобрёл погремушку, — сообщил Л. Фейербах.
—Неужели? — удивилась Катерина. — Вот, господин профессор,так изобретенья философов стали служить для развлечения маленьких детей.
— У вас есть дети? — спросил Л. Фейербах, задумчиво глядя на обручальное золотое кольцо Катерины.
—Нет, — грустно ответила Катя.— Мой муж, кстати, тоже учёный, не хотел от меня детей так же, как не желала их В. К. Шилейко от Анны Ахматовой.
Они уже вышли из музея и шли по узкой пустынной улочке. Катерина читала стихи Анны Андреевны:
Проплывают льдины, звеня,
Небеса безнадежно бледны.
Ах, за что ты караешь меня,
Я не знаю моей вины.
Если надо - меня убей,
Но не будь со мною суров.
От меня не хочешь детей
И не любишь моих стихов.
Все по-твоему будет: пусть!
Обету верна своему,
Отдала тебе жизнь, но грусть
я в могилу с собой возьму. http://rupoem.ru/axmatova/proplyvayut-ldiny-zvenya.aspx
— Бедная женщина! — вздохнул Л. Фейербах. — Такая талантливая и такая несчастная! Я уверен, что человек создан для счастья, как птица для полёта. Где нет стремления к счастью, там нет и стремления вообще. Стремление к счастью — это стремление стремлений.
— А знаете, господин профессор, И. Кант говорил, что человек создан исполнять свой долг и, если надо выбирать между счастьем и долгом, следует предпочесть второе, — задумчиво отвечала Катерина. — Особенно, если речь идёт о долге перед Богом. Об исполнении заповедей: « Не убий», « Не прелюбодействуй», « Не пожелай ничего из того, что есть у ближнего твоего» и других.
— Перед Богом? — наигранно рассмеялся Л. Фейербах. — А разве он есть?
—Конечно, есть! — воскликнула Катерина. — Бог посылает поэтам вдохновение; учёным, достойным благодати, радость научных открытий; это Бог распределяет профессии так, что на земле хватает и пекарей, и врачей, и учёных. И. Кант говорил, что чувство времени и пространства вложены в человека Богом ещё до рождения.
С неба раздался колокольный звон, напоминающий о начале вечерней молитвы.
— Вот он, господин профессор, знак с неба, в подтверждении мои слов! —воскликнула Катя.
— Это всего лишь совпадение, — нахмурился Л. Фейербах. —Вы ведь помните, что есть категории случайности и закономерности. Это случайность. А Бога человек создал сам. «Лучшие стороны своего «Я» — своих помыслов, чувств и желаний — люди издревле переводили в божественные реальности. Импульсом к этому одухотворению и обоготворению собственных идеалов в человечестве была всегдашняя резкая противоположность между тем, что есть, и тем, что должно быть. Религиозное творчество стремится устранить противоположность между желанием и достижением, которая всегда так мучительно ощущалась человеком. Боги — дети желания, продукты фантазии» . Стремление к счастью было причиной появления христианской религии и любой другой тоже. Поверьте, дорогая, что «сперва человек бессознательно и непроизвольно создает по своему образу бога, а затем уже этот бог сознательно и произвольно создает по своему образу человека» А раз Бога нет, то нет и долга перед ним. Конечно, это не значит, что можно воровать, прелюбодействовать и убивать. Нормальный человек не сделает этого из уважения себе, из простого желания счастья, аспектами которого для многих являются чистая совесть, спокойствие, благополучие, СТРЕМЛЕНИЕ НЕ ПОТЕРЯТЬ ДОСТИГНУТОЕ, ХОРОШАЯ РЕПУТАЦИЯ. А Бога нет.
—Господин профессор! Это мне напоминает Ф. Ницше, — сказала Катерина, желая продемонстрировать свою эрудицию и сообразительность. — «Старый Бог умер! » На его место идёт сверхчеловек.
—То И. Канта вы вспомните, то Ф. Ницше, то ещё кого-нибудь, — с отчаянием произнёс Л. Фейербах. — А ведь рядом с Вами иду я, и я ещё не закончил свою мысль. И не зовите меня, господин профессор. Это слишком официально. Можете говорить просто Людвиг. Так моя философия станет для вас ближе. Бога нет, следовательно, нет и долга перед ним, а есть долг человека перед самим собой. Долг — быть счастливым.
Катерина Петровна никак не могла согласиться с Л. Фейербахом, что Бога нет. Она вспомнила Рождество Христово, роскошную ёлку в доме, детскую Библию с рассказами о том, как шли волхвы в Вифлеем поклониться Христу и несли ему в подарок золото, ладан и смирну. Вспомнила свои взрослые беды, и слёзы у алтаря, и позднее крещение, и первую неудачную исповедь, со словами священника, которые так сильно задели её гордыню и одновременно возбудил плотские чувства, что на исповеди она больше никогда не ходила; вспомнила попытки иногда посещать церковь и просто ставить свечки за здравие живых и упокой души умерших; дивное пение, светящийся золотом иконостас, таинственный алтарь; священников в золотых ризах, кадильный дым, вкус причастия; иконы с изображением страстей Христовых, распятие, вознесение Христа и девы Марии, богородицу с младенцем на руках, икону « Неопалимая купина», апостолов и святых мучеников — весь мир, в который она пыталась войти несколько раз в своей жизни, но всё-таки пока душою не вошла, одним только разумом понимая, что он есть, был и будет для избранных, посвящённых, вероятно, всё-таки не для всех.
Она решила не возражать Л. Фейербаху, помня, что учил Д. Карнеги в книге « Как завоёвывать друзей и оказывать влияние на людей» не спорить без веской причины, ибо в спорах не рождается истина, а приобретаются враги. Особенно, если спор касается чего-то сакрального. К тому же, Катерина понимала, что машина времени материализовала лишь дух учёного, и её задача не просвещать умершего, а поддержать с ним беседу и не разрушить отношения во время пребывания на конференции. Она решила повернуть беседу в более лёгкую светскую область и поговорить о счастье.
— Счастье бывает разное, — философски произнесла Катерина. — Для садиста счастье — принести боль. Его счастье помешает стремлению нормального человека быть счастливым.
— Я об этом не задумывался, — отвечал Л. Фейербах. —Представлял счастье как солнце, что-то яркое, тёплое, лучезарное, и оно с тобой рядом.
— Значит, вы не садист и не мазохист. О счастливых садомазохистских парах, кажется, что-то писал один наш философ 20 века. Из его размышлений можно сделать вывод, что, если вывести породу людей-садистов и соединить их со специально выведенными мазохистами, то на новом, психологическом уровне тотально возникнет рабство, но при этом и рабы и господа будут счастливы, правда, каждый по-своему в соответствии со своим психотипом и никогда не будет ни восстаний, ни революций.
— Нет истинного счастья там, где есть несвобода, — заметил Л. Фейербах. К тому же, садизм и мазохизм — это патологии. Мир не может быть абсолютно патологичен, иначе он погибнет. Я говорю о нормальных людях и простом человеческом счастье взаимно любить, иметь семью, детей, быть свободным, всегда иметь право выбора и возможность выбрать наилучшее.
— Но счастливым быть нельзя постоянно. А Шопенгауэр говорил, что счастья нет, поскольку оно миг. Всем правит мировая воля, которая ведёт нас к очарованию, а приводит к опустошению и разочарованию. Мне близки эти мысли. Когда-то я вступила в неравный брак. Золушка покорила принца. Всякий раз, до свадьбы, торопясь на свидание, я думала, что не выдержу этого счастья или заплачу за него страшным горем. Я написала об этом стихотворение:
В миг, когда я лечу на свиданье,
Я хочу попасть под машину,
Чтобы вниз не упасть с вершины
Счастья, жгущего, как страданье.
Плачу, губы твои целуя.
Счастье — слишком тяжелая ноша.
"Аллилуйя любви, аллилуйя",
Только лучше бы в сердце нож мне.
Убивают птицу в полете,
Так убей же меня, как птицу!
Для чего же вы все живете,
Если счастье всю жизнь не длится?!
Для чего жить, Людвиг, «если счастье всю жизнь не длится?»
— А Вы не задумывались, почему? — запальчиво произнёс Л. Фейербах. — Не потому ли, что многие в своём счастье эгоисты? Каждый хочет быть счастливым один. Надо сделать счастливым всё своё окружение. Настоящая мать счастлива, если рад её ребёнок; истинная жена счастлива, если муж доволен; человек с большой буквы счастлив, если обрело высшее благо человечество. Надо активно стремиться к счастью и стараться сделать счастливыми других.
— Если бы всё было так просто, наверное, и время не делилось бы на прошлое, настоящее и будущее, — горько улыбнулась Катерина. — Мы жили бы в земном раю.
В это время на улице, по которой шли Катерина Петровна и Фейербах, показалась похоронная процессия. За гробом шла женщина в чёрном бархатном платье, тёмном кружевном платке. По щекам её катились слёзы, губы причитали :
« Родной мой! На кого ты нас покинул? Как без тебя мы жить будем? Зачем ты умер, а я осталась на этой грешной земле! Что без тебя мне делать тут?» Видимо, она хоронила мужа, сына или любимого отца. За гробом и рыдающей женщиной шли люди в чёрном. Их лица были мрачны. Некоторые провожающие покойника тоже плакали.
— Вот и конец вашим оптимистичным рассуждениям, —сказала Катерина, указывая на даму в трауре. — Объективная реальность не даёт человеку быть счастливым. Что стоит за ней? Бог, законы природы или общества, но факт остаётся фактом: счастье далеко не вечно. Принцу Гаутаме было достаточно трёх встреч за воротами его искусственного рая, чтобы понять, что жизнь — это страданье.
— Но он пытался избавить человечество от страданий и, став Буддой, обрёл больше, чем счастье — блаженство, — продолжал отстаивать свою мысль Л. Фейербах, — если это, конечно, не легенды человечества.
— С вами очень интересно беседовать, — сказала Катерина.( Оставаясь при своём мнении, она всё же решила польстить своему собеседнику и одновременно задеть его) — Жаль, что Вы уже не преподаёте в университете. Вас не устраивала зарплата, наскучила деятельность лектора, надоели глупые студенты, увлекла большая наука?
— Нет, всё было гораздо печальнее: «в течение трех лет, с 1829 по 1832 год, я читал лекции по логике и метафизике, а также по истории новой философии. Через год после начала моей преподавательской деятельности, в 1830 году, в Нюрнберге вышла моя анонимная книжка под названием: "Мысли о смерти и бессмертии, по рукописям одного мыслителя с приложением богословско-сатирических эпиграмм". Это и было моим первым печатным выступлением. Я не мог не понимать, что бросаю вызов церковникам, теологам, правоверным властям. Недаром я издал книгу анонимно. Однако их негодование превзошло все ожидания. Особенное озлобление вызвали приложенные к "Мыслям" ядовитые сатирические двустишия. Книга вскоре была конфискована. Тайна анонима была раскрыта, и я был изгнан из университета и лишен права преподавания. К тому же в 1833 году я потерял своего отца. Но я не упал духом! Лишившись преподавательской работы, я напряженно продолжал изучать историю новой философии. В результате в 1833 году вышел первый, а в 1837 и 1838 годах второй и третий том моей "Истории новой философии"»(1).
— А на что же вы жили все эти годы? — с любопытством спросила Катерина.
—Мне повезло с женой, — отвечал Л. Фейербах. — Я познакомился с девушкой, Бертой Лев. Она была мне приятна, умна, не так чтобы слишком сильно, но всё-таки богата. Я предложил Берте руку и сердце, и она согласилась. В 1836 году я женился и переехал в деревню жены Бруберг, где мы жили долго и счастливо много лет.
— Не скучно ли вам было в деревне после изысканного университетского общества? — спросила Катерина слегка разочарованно.
—Представьте себе, нет! — с лёгкостью отвечал Л. Фейербах. — Я был счастлив, что могу заниматься уединённо интеллектуальным трудом, развивать свои идеи, превращать их в книги, мечтать о мировой славе. В лице своей жены я встретил поклонницу, почти единомышленницу, интересную собеседницу и красивую, страстную женщину одновременно.
— Всё, даже самое красивое, имеет свойство надоедать человеку. Вы никогда не изменяли своей Берте? — задала Катерина слегка провокационный вопрос.
— Изменял ли я? — воскликнул Л. Фейербах. — Мог ли я изменить этому ангелу, который отдал мне себя без остатка, посвятил мне всю свою жизнь? Видит бог: у меня и в мыслях никогда не было того, о чём вы говорите.
От внимания Катерины, знакомой с книгой А. Пиза « Язык телодвижений», не ускользнуло, что здесь Людвиг потёрся шеей о ворот рубахи и прикоснулся к ямочке под носом. « Знак лжи или всё-таки случайные жест и движения? — подумала она. — Предположим, что не всякий человек, который прикасается к ямочке под носом и трётся шеей о ворот рубахи, лжёт». Задумчиво глядя на философа, она спросила с надеждой:
— Но, может быть, вы ссорились?
—Что вы! — не понимая смысла её вопроса, воскликнул Л. Фейербах и опять потёрся шеей о ворот рубахи и прямо-таки потёр ямочку под носом.—У неё был такой спокойный характер, что поссориться было совершенно невозможно: Берта ни на что не обижалась и всё мне прощала.
— А кроме философии, у вас были общие увлечения? — задала вопрос Катя, подсознательно утешаясь тем, что в разговоре о Берте все глаголы произносились в прошедшем времени.
— Да, - отвечал Людвиг. — Она, как и я, любила природу и даже немножко рисовала её. Любила изображать розы, левкои, сирень, которая росла возле нашего дома и весной превращалась в неземной праздничный салют. Берта развешивала свои картины на стенах нашей спальни. Когда она стояла спиной, я тихо подкрадывался и целовал её в ушко. Там у Берты была эрогенная зона. Я гладил её по загорелой спинке и тихонько увлекал на супружеское ложе, покрытое ветками сирени.
— Берта пыталась выставлять свои картины в салонах? — отводя в сторону глаза и вдруг быстро взглянув на Фейербаха, спросила Катя.
— Аренда салонов была нам не по карману, — отвечал Фейербах. — К тому же, настоящего самоотверженного художника из неё не вышло, так как удел женщины — выбирать между служением мужу и другими увлечениями. Берта выбрала меня!
— А всё-таки, откуда у неё были деньги? — с тайным раздражением спросила Катерина.
Фейербах помолчал минуту, удивляясь дотошности собеседницы, но потом обстоятельно ответил:
— Берта «… была одной из трех совладелиц небольшой фарфоровой фабрики, управляемой ее братом и расположенной в бывшем охотничьем замке…. Доля скудного дохода, приносимого фабрикой, и скромные литературные гонорары служили средствами существования нашей семьи»(1).
— И как ? Ваше фарфоровое дело успешно развивается до сих пор? Можно ли у вас приобрести на память чашечку для кофе или чая? — весело спросила Катерина и подмигнула Фейербаху.
Философ покраснел и произнёс:
— Увы! « В 1859 году мой зять обанкротился, и его фарфоровая фабрика была продана на аукционе с молотка. Я лишился основного средства к существованию. В конце сентября 1860 года я переселился в Рехенберг, неподалеку от Нюрнберга»(1) .
— Но денег на путешествие во времени у вас всё-таки хватило, — заметила Катя, смутно чувствуя свою вину за принятые подарки.
— Это были литературные гонорары, которые я копил в течение многих лет, — сообщил Л. Фейербах, устремив свой взор на городской пруд, в котором плавали прекрасные белоснежные лебеди. — Смотрите, какие царственные птицы! Платон пред смертью видел сон, что он превратился в прекрасного лебедя, которого никто не может поймать.
— У меня есть булочка, — улыбнулась Катя. — Давайте покормим потомков Платона.
Они остановились, и Катерина начала кормить лебедей, отщипывая от булочки маленькие кусочки. Лебеди подплывали близко к Катерине, и Л. Фейербах улыбался, глядя на то, как они берут крошки и у неё из рук.
— Волшебница! Вы понимаете людей, зверей и птиц, —шутливо сказал Л. Фейербах. — Может быть, вы предсказываете будущее?
— Отчасти, да, — улыбнулась Катерина, вспомнив, как она преподавала учение и биографию Л. Фейербаха в московском вузе двадцатого века. ( Всего из неё Катя, конечно, не помнила, так имела привычку поглядывать в тест на своём айпаде, но некоторые вещи ярко отпечатались в её памяти. — Я могу вас утешить сообщением, что вскоре вы не будете так бедствовать. «В 1862 году издатель собрания ваших сочинений Отто Виганд … будет просить просил назначить вам стипендию, и Шиллеровский фонд предоставит вам пособие, которое даст возможность вам с женой и дочерью жить в условиях "античной республиканской бережливости и воздержанности"»(1) .
— Вы приносите хорошие вести, — обрадовался Л. Фейербах. — Как приятно принимать гостей из будущего!
— Я счастлива, что мне удалось принести вам радость, —сказала Катерина, решив умолчать о том, что 13 сентября 1872 года Л. Фейербах умрёт, и « у его гроба не будет ни одного представителя немецких университетов» (1) . https://www.kazedu.kz/referat/12750
http://istina.rin.ru/ , а также о том, что под влиянием учения последователей Л. Фейербаха К. Марса и Ф. Энгельса, В. И. Ленин разработает ряд теоретических трудов; разгул атеизма поспособствует революции в России, а после социалистического периода страна снова встанет на капиталистический путь развития и медленно будет возвращаться к религии, что многими учёными труды религиозных философов станут цениться гораздо больше, чем работы тех, кто критиковал церковь.
Ничего этого не сказала Катерина. Она кормила лебедей, а счастливый Л. Фейербах смотрел на свою спутницу и восхищался её точёной фигурой, золотыми локонами, плавными движеньями оголённых рук, белоснежной лебединой шеей. Было удивительно тихо в городском парке, и вдруг в эту тишину ворвался звук столь хорошо знакомого Л. Фейербаху голоса:
—Людвиг! Я ищу тебя с самого утра! Я думала, что со мной идёшь в музей янтаря, а ты исчез и даже не сказал, куда собираешься. Кто эта женщина?
—А это кто? — удивлённо спросила Катерина, отрываясь от кормления лебедей.
— Катерина Петровна! — краснея, произнёс Л. Фейербах. —Позвольте представить Вам мою жену Берту.
—Очень приятно. Меня зовут Катрина, — вежливо отвечала Катя, замечая про себя, что ничего приятного она не чувствует.
— Людвиг! Где твоё обручальное кольцо? Ты же всегда носил его? — с тревогой в голосе проговорила жена.
— Я оставил его дома, в ящике стола, успокаиваясь, проговорил Фейербах. — Дорогая, ты так прекрасно готовишь иногда, так замечательно ведёшь домашнее хозяйство, что я чуть-чуть поправился, и кольцо мне стало жать. Вот я и убрал его в ящик.
— Если кольцо жмёт, надо пойти к ювелиру и растянуть его, а не убирать невесть куда, — раздражённо пробурчала Берта. — Кто эта Катерина?
— Катерина Петровна — гостья из будущего. Кандидат философских наук, поэтесса, — сказал Л. Фейербах. — Она просила меня сделать небольшое путешествие во времени и показать музей часов в Клайпеде.
— Но надо же было меня предупредить хотя бы, — нервно и сердито проговорила Берта.
— Я не успел: ты исчезла гораздо раньше, — парировал Л. Фейербах. — Где ты была сама?
— Я встретила твоего бывшего студента, Карла Маркса и его друга. Они захотели совершить со мной небольшое путешествие во времени и побывать в музее янтаря. Кстати, я обещала этим поклонникам твоей философии, что устрою им личную встречу с тобой, Людвиг!
— Извините, — прервала их беседу Катерина. — Я должна вернуться в Кёнигсберг. И. Кант не смог прийти на нашу конференцию: он заболел. Я хотела бы передать ему фрукты и лекарства.
— А также передайте И. Канту моё восхищенье! — произнесла Берта. — Я согласна с ним, что человек создан для того, чтобы выполнять свой долг и, в частности семейный долг! Пойдём, Людвиг! Надо приготовиться к встрече с Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом.
Они разошлись в разные стороны. Начался мелкий дождь. Лебеди забились в свои маленькие домики на воде. Городской пруд покрылся рябью, прохожие раскрыли над головами цветные зонтики. Катерина Петровна проснулась и увидела раскрытый учебник философии, со страниц которого на неё на этот раз смотрел Л. А. Фейербах, и с ужасом вспомнила, что в первый же понедельник после рождественских праздников ей предстоит принимать экзамен у студентов." Ну почему? Почему мне сделали такое ужасное расписание? — подумала Катерина Петровна.— Вероятно, это карма за преступную страсть к сочинительству и за всё остальное..."Катерина Петровна встала, умылась,позавтракала,надела деловой костюм,взяла портфель с лекциями, учебниками и гаджетом и отправилась в университет преподавать немецкую философию.
02.01-06. 2016 г.
Примечание
Сноска 1 указывает на то, что для подтверждения достоверности фактов биографии Л. Фейербаха часть его речи дана как перефраз точного текста Википедии с заменой третьего лица на первое, а также как цитаты собственных афоризмов великого философа
Список литературы, использованной при подготовке данного научно-фантастического рассказа ( в оригинальной и почти свободной форме)
1(8, 9,10 )Фейербах Л [ Электронный ресурс ] // Википедия URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/,_и Фейербах Л. [ Электронный ресурс ] // Афоризмы великих людей Источник: URL: http://www.wisdoms.ru/pavt/p245_1.html
2 Ахматова А. А 1918. [ Электронный ресурс ] // Русская поэзия. URL: http://rupoem.ru/axmatova/proplyvayut-ldiny-zvenya.aspx
3 Иванова И. С (2006) Экзистенциальное время в поэзии А. Ахматовой// РУССКАЯ РЕЧЬ М.:
Издательство Наука (Москва)
№ 4 С. 25-29; . [ Электронный ресурс] http://russkayarech.ru/files/issues/2006/4/04-ivanova.pdf ( дата обращения 05.01.2017)
4.Лесная-Иванова И. [ Электронный ресурс ] // Стихи ру. URL: http://www.stihi.ru/2012/04/02/3092 ( дата обращения 02. 01.2017 )
[ Электронный ресурс ] // KazEdu :Фейербах Людвиг URL: https://www.kazedu.kz/referat/12750, по материалам сайта http://istina.rin.ru
5 Там же.
6 Там же.
7. Короленко В. Г. 1894 [ Электронный ресурс ] // Словари и энциклопедии на Академике URL: http://dic.academic.ru/dic.nsf/dic_wingwords/2971/
Комментарий :Человек рожден для счастья, как птица для полета
Ошибочно приписывается Максиму Горькому.
Из очерка «Парадокс» писателя Владимира Галактионовича Короленко (1853—1921). В его очерке эти слова пишет ногой человек, безрукий от рождения.
8. Фейербах Л. [ Электронный ресурс ] // Афоризмы великих людей Источник: URL: http://www.wisdoms.ru/pavt/p245_1.html
9.Фейербах Л [ Электронный ресурс ] // Википедия URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/,_
10. Там же.
11. Ницше Ф. 1881—1882 [ Электронный ресурс ] // Википедия URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/
12[ Электронный ресурс ] // KazEdu :Фейербах Людвиг URL: https://www.kazedu.kz/referat/12750, по материалам сайта http://istina.rin.ru
13 Там же.
14 Там же.
Последний монолог А. Шопенгауэра
Лесная-Иванова 4
Сон третий
( научно-фантастическое произведение, пьеса в трёх действиях)
Действующие лица:
А. Шопенгауэр — немецкий философ
Пёс мыслителя Генрих
Гостья из будущего Катерина Петровна — кандидат философских наук
Действие первое
(Двух комнатная квартира А. Шопенгауэра. Стол с бюстом И. Канта, с бюстом Будды, книгами, свечами, скромной едой, рюмкой и коньяком. Шкаф. Кровать. В комнате сам философ и его собака, чёрный королевский пудель Генрих).
Шопенгауэр, обращаясь к пуделю:
— Генрих! Сегодня очередной день рождения моей идеи написать книгу « Мир как воля и представление! Гениальную, ещё не оценённую по достоинству человечеством книгу!» Жизнь моя клонится к закату, пылает вечерняя заря, а комнате моей горит камин. Судьба сжалилась надо мной, даровав мне позднюю прижизненную славу, «круг преданных последователей», если их, конечно, можно так назвать, но я не стал приглашать гостей. Это дорого, утомительно, к тому же я отвык быть в центре внимания. «Кто не любит одиночества - тот не любит свободы, ибо лишь в одиночестве можно быть свободным». Я люблю быть один, но этот праздник мы встретим с тобой, Генрих! Смотри, я принёс тебе сардельку, косточку и чистую воду. А себе я припас золотую согревающую воду. Это у нас, людей, называется коньяк!
Генрих! Я хочу выпить за мою маму! Это она родила меня, гения! Знаешь, Генрих, я часто обижался на неё, но потом, как Гефест, всё простил. Я расскажу тебе миф о Гефесте, слушай, Генрих! «Когда Гефест появился на свет, он оказался больным и хилым ребёнком, к тому же, хромым на обе ноги. Гера, увидев своего сына, отказалась от него и скинула с высокого Олимпа. Но море не поглотило юного бога, а приняло его в своё лоно. Приёмной матерью Гефеста стала морская богиня Фетида. До своего совершеннолетия Гефест жил на дне моря и занимался своим любимым делом: ковал. Прекрасные изделия выходили из кузни Гефеста, не было им равных ни по красоте, ни по прочности. Словно живые летали изображённые птицы, реально жили люди, и даже ветер обретал жизнь в прекрасных творениях Гефеста. Узнав о том, что он сын Зевса и Геры, и о преступлении матери, Гефест решил отомстить. Он создал кресло (золотой трон), равного которому не было в мире, и послал на Олимп в качестве подарка для Геры. Гера пришла в восторг, никогда она не видела такой великолепной работы, но стоило ей сесть в кресло, её обвили невидимые ранее оковы, и она оказалась прикована к креслу. Никто из пантеона богов не смог разомкнуть путы кресла, поэтому Зевс был вынужден отправить Гермеса, посланца богов, чтобы приказать Гефесту освободить Геру. Но Гефест отказал. Тогда боги послали Диониса, бога виноделия, к Гефесту. Дионису удалось напоить Гефеста и доставить его на Олимп». Будучи в опьянённом состоянии, Гефест освободил свою мать. Да, Генрих, он подобрел, всё простил маме, освободил её и ушёл с Дионисом на Олимп. И мы с тобой сейчас на Олимпе духа, и я пью, как Гефест, и всё прощаю своей маме.
Мама! Мама моя воображала себя писательницей! Знаешь, Генрих, она постоянно что-то сочиняла, записывала в тетрадке, а потом собирала в дом кучу народу и всё это читала. После был ужин, сытный ужин для всех поклонников. Бедная мама! Она не могла поверить, что все хвалят её сочинения, потому что дальше идёт еда, вкусная еда, и именно публичный обед и ужин, а точнее, их организация, являются лучшими её творениями. Она бы страшно обиделась, если бы я сказал, что все мужчины, приходившие в дом слушать её сочинения, рассматривали на самом деле саму сочинительницу, раздевали её своими взглядами и думали только об одном, увы, совсем не о том, о чём она писала, а все женщины размышляли только о том, как бы обратить на себя внимание её мужа и завязать с ним пошлый немецкий роман или совсем отбить, ведь « жена не стена—можно подвинуть!» Бедная мама! Она читала им свои творения и мечтала, что будет жить в памяти потомков. А жить в памяти потомков она будет только потому, что сын её (это я, Генрих, слышишь, это я!!!) гениальный учёный, которого несколько веков будут изучать в странах всего мира. Мама! Она меня не любила! Генрих! Мать не любила меня! ( Обнимает собаку.) Не любила с самого детства, когда я так нуждался в любви! Знаешь, когда мать забеременела, меня отдали в чужую семью, я не видел маму целых два года, а мне было девять, потом десять лет. Именно в этом возрасте дети сильно нуждаются в родителях, особенно в матери! Я скучал, тосковал, хотел её видеть, но матери всё это было безразлично, она уже любила ту девочку, которая стучала ножами в её животе, она предвкушала её рождение, её явление в этот ужасный мир. Да, Генрих, я не оговорился! Ужасный мир! Уже тогда я понял это. Я понял это, а моя мать—нет. Она всегда смотрела на жизнь сквозь розовые очки и не хотела видеть правды, а когда я рассказывал ей об этом, он говорила: « Генрих! Ты пессимист! Ты мизантроп! Это невыносимо!» Зачем они с отцом вернули меня из той, чужой семьи, после рождения…, зачем устроили всё это лицемерие? Они же не любили меня! Никто из людей никого не любит, Генрих, но при этом они лицемерно создают семьи. Забавно! « Когда люди вступают в тесное общение между собой, то их поведение напоминает дикобразов, пытающихся согреться в холодную зимнюю ночь. Им холодно, они прижимаются друг к другу, но чем сильнее они это делают, тем больнее они колют друг друга своими длинными иглами. Вынужденные из-за боли уколов разойтись, они вновь сближаются из-за холода, и так – все ночи напролет». Люди не любят и не понимают друг друга. Отец никогда не понимал меня! Он хотел, чтобы я стал коммерсантом! Не понимал, что философия течёт у меня в крови! У меня особая группа крови, редкая, философическая, творческая, ибо «философия — это художественное произведение из понятий. Философию так долго напрасно искали потому, что её искали на дороге науки вместо того, чтобы искать её на дороге искусства». Мы, философы, творим картины мира, но, конечно, открываем в них людям законы мироздания. Но разве это понимал отец? Разве понимали это люди? Нас, философов, стремящихся облагодетельствовать человечество, указать людям выход из кромешной тьмы, эти неблагодарные, мерзкие, бессовестные людишки зовут сумасшедшими, выискивают подтверждения своим, крайне недалёким, тупоумным и злобным мыслишкам… «У толпы есть глаза и уши, но крайне мало рассудка и столько же памяти». Вот, Генрих, ты знаешь: мой отец умер при загадочных обстоятельствах, а все говорят, что он покончил с собой! А раз это суицид, то, значит, мой папа был сумасшедшим, а раз мой папа был сумасшедшим, то, значит, и я шизофреник! В их, человеческих, в их, слепых, глазах! Да,временами меня «охватывал по разным поводам страх: то я бежал из Неаполя из ужаса перед оспой; то покидал Верону из опасения, что мне подсунули отравленный нюхательный табак; то спал с оружием в руках и прятал в потайные углы ценные вещи из страха перед грабителями». Но это было следствие дальновидного ума, а не безумия, следствие слишком развитого воображения, которого у простых и злобных людишек просто нет и не было никогда! Его не было даже у моего бедного отца! Он ведь не мог вообразить себе, что я стану гениальным философом, а его, Генриха Флориса Шопенгауэра, будут упоминать всякий раз, пересказывая мою биографию! Он даже этого вообразить не мог! А мог ли он представить, что меня, нелюбимого его сына, в 1812 году удостоят звания доктора философии, в 1820 году дадут доцента и право преподавать в Берлинском университете, а в 1839 году преподнесут «премию Королевского норвежского научного общества за конкурсную работу «О свободе человеческой воли»», а потом сам Рихард Вагнер, величайший знаменитейший композитор Германии, посвятит мне свой оперный цикл «Кольцо Нибелунга». Нет! Всего этого папа и представить себе не мог! И всё же я немножко благодарен отцу. Я плохо жил, потому что жил сердцем, и мне было больно пребывать в этом самом худшем из миров, но утешением было то, что я не сильно материально нуждался. Я «много путешествовал, особенно по Италии, которую обожал», хорошо кушал, впил вино ( Жаль, что тебе нельзя пить, Генрих!)Я имел время не зарабатывать деньги, а читать любимые книги и учить иностранные языки. Вот, Генрих, сколько иностранных языков ты знаешь? Ни одного, а я знаю их шесть. Я свободно владею немецким, латинским, английским, французским, итальянским и испанским языками. Генрих! Твой хозяин полиглот! Жаль только, что ещё не знаю собачьего языка! А то б мы с тобой классно общались! Я бы научил тебя своей человеческой философии, а ты меня своей, собачьей! Впрочем, ты ведь хорошо слушаешь, значит, ты умный, всё понимаешь, только сказать не можешь. Ну, так слушай дальше. Я, Генрих, не только философии, но и коммерции обучался, а в « январе 1805 года начал работать в конторе торговой компании в Гамбурге». И хоть мне не очень понравилось это занятие, а всё-таки знания, которые я считал для меня, философа, не нужными, пригодились. Да, да, Генрих, очень и очень пригодились, совершенно неожиданно. Когда « данцигской фирме, в которую была вложена значительная часть наследства моего отца, грозило разорение, я проявил практичность и деловую хватку» и не допустил этого. Спасибо папиным генам. Я сочинял философию, как увлекательный роман, спасибо маминым генам. Даже непонятно, за что всё-таки родители так не любили меня, свою кровинку. Не любили! Так лучше честно сразу после рождения сдали бы в детдом. Лучше бы я умер там от голода и холода, чем слышать это: « Артур! Ты невыносимый нытик! Нам надо пожить отдельно. Ты уже взрослый, твоя чёрная меланхолии сведёт меня могилу. Оставь меня, Артур! Займись своей философией, в конце концов». О, философия, истинная моя мама, жена, подруга, утешительница, сколько дней и ночей, посвятил я тебе! О поле философских мыслей, как старательно я вспахивал тебя, засевал семенами идей, взращивал колосья философских концепций. Моя лучшая книга « Мир как воля и представление» казалась мне наградой за все пережитые несчастья и бедствия!» Какую правдивую картину земного мира я нарисовал в тебе, какой из царства выход из царства всеообщего зла хотел было подсказать человечеству, но разве люди купили мою книгу, разве стали её читать? «Любой ум останется незамеченным тем, кто сам его не имеет». Как сейчас помню эти страшные дни безвестности: книга « Мир как воля и представление»… вот мешки с её нераспроданным тиражом лежат у нас в доме, и я вижу, как желтеют и плесневеют страницы моего гениального творения. Воистину сказал Христос: « Не собирайте сокровищ на земле, где … поедают их!» Тогда я поехал путешествовать за границу, чтобы заглушить боль от моего философского поражения. В Италии я часто ходил в театр. Там был так поражён игрой одной своей актрисы, что и за кулисы к ней проник, и познакомился. Очень даже близко. Ты, знаешь, Генрих! Она была горячей, не только на сцене. Незабвенные страстные ночи, неповторимые яркие дни, и, увы, неизбежность расставания. Мы расставались любовниками, обменивались адресами, строили планы на будущее. Но за много лет она ни разу не прислала мне написала мне письма. Может, потеряла адрес? Я не осуждаю такую рассеянность, ведь и я сам все адреса теряю. Где она жила? В каком доме, на какой улице? Не помню! Какого цвета были её глаза, не помню. Помню их блеск, лучезарность. Помню, что нам было хорошо вместе. Италию помню, Венецию, Дворец дожей, крылатого льва помню, Флоренцию, Рим, Колизей помню, а её как бы и не помню вовсе. Да и зачем? Разве могли бы мы жить семейной жизнью? Для меня театр --- развлечение, для неё--- судьба. Для меня судьба— философия. В ней женщины ничего не понимают, потому что у них нет логики. Искал я женщин, заводил романы. С той поры всё больше с актрисами. Искал подобную ей. Не нашёл. Знаешь, Генрих, из всех девиц, которых я встречал на своём веку, самые глупые были актёрки, актриски. В их куриных мозгах никогда не рождалось ни одной самостоятельной, удивляющей мысли. Эти чванливые марионетки своих режиссёров заучивали роли, как попугаи слова, лучшие из них слегка правдоподобно рядились в чужие идеи и чувства, как вороны в павлиньи перья. При всём этом они не были добры. Единственным их собственным творчеством были колкие насмешки, которыми они за глаза осыпали окружающих, в том числе и своих поклонников. Кто знает, не смеялась ли потом надо мной и та актриса, горячая не только на сцене. Впрочем, она выделялась из их обезьяньей стаи именно умом. Но знаешь, Генрих, для женщины самостоятельный ум---это недостаток: он мешает ей быть послушной мужу. К тому же она была красива: красота для жены---тоже недостаток: много появится желающих в любовники, один-два да добьются тайных свиданий. И ещё она была сверхталантлива. Театр являлся её призванием, а не средством заработка, он был её духом, её жизнью.
Целых три недостатка для семейной жизни: ум, талант, красота! Всё вместе так мешает осуществлению трёх К, по которым удел женщины: Кюнхе(кухня), Киндер(дети), Кирхе(церковь). У неё было три недостатка или три достоинства, кто знает?
Но мы расстались. Мы расстались, Генрих! О, Генрих. Генрих! Если бы ты знал, что стоит за этим словом! По счастью, ты знаешь этого. Я с тобой никогда не расставался, а сучки у тебя ещё не было. Мой верный одинокий пёс! Да, Генрих! Мы расстались, и я вспомнил о покойной матери, её увлечении сочинительством, и под Новый год пришёл в один из литературных салонов. Стихи, рассказы, музыка—всё там было, и я блеснул своими изречениями и раздарил гостям книгу «Афоризмы житейской мудрости». Наслушался всласть бездарных стихов и безголосых певиц, певцов, фальшивящих музыкантов. Во общем, по горло был сыт самодеятельностью. Но там был один поэт. Мне запомнились его стихи об одиночестве: «Не обнять даже кошки!» Я подумал, что ему ещё хуже, чем мне. Ведь я всегда могу обнять тебя, мой Генрих! Иди, ко мне, Генрих! Мой пёсик, мой красавиц! Ты так внимательно меня слушаешь! Подойди ближе, я почешу тебе за ушком, я тебя обниму, облобызаю. Делает жест рукой, похлопывая по постели. Генрих прыгает на постель. Хозяин ласкает его.
Тебе, Генрих, я рассказываю всё, тебе, мой любимый пёс, и больше никому.А ведь верующим христианам положено исповедоваться священнику.
Христос! Когда я последний раз был в церкви на исповеди? Уже не помню. В церкви тепло от свечей, а у нас дома холодно. Хундерт калт! Худерт Калт! Винтер комт! Хундер калть! ( Гладит собаку) Согреваюсь, гладя тебя Генрих! Но ты тоже замёрз. Давай согреемся! Набрасывает на собаку одеяло. (Сам кутается в плед и наливает в рюмку коньяк. Жаль, Генрих, что тебе нельзя пить, а то ты составил бы мне компанию. Театрально чокается с собакой… За твоё здоровье, Генрих! Мой первый и единственный друг, мой лучший слушатель! Знаешь, мой дорогой, я ведь читал лекции в университете, И МЕНЯ СЛУШАЛИ СТУДЕНТЫ. только их было мало. За глаза говорили, что я пессимист и слушать моё нытье невыносимо, а ведь картина мира, которую я рисую посредством своей философии, совсем не такая мрачная. Да, я говорил, что жизнь— это страдание, и объективация мировой воли в конкретных существах порождает борьбу из-за воли к жизни, чьё-то поражение и зло! Но ведь я говорил и о сострадании! Сострадание, ограничение потребностей, ограничение своей воли к жизни ради воли к жизни другого — вот золотые зёрна моей философии. Кто этого не усвоит, тот сильно пострадает, как пострадал я сам в этом худшем из миров. Разве могло это дойти до студентов, которые нагло переставали ходить на мои лекции уже после третьего занятия? Студенты! Эмбрионы! Разве они знали, разве видели настоящую жизнь? Они только слышали на истории про рабов на галерах, а я видел всё это собственными глазами! Конечно, Генрих, это были не рабы, но преступники, осуждённые к галерам. Это было в Тулоне. « У обречённых не было ни надежды, ни малейшего шанса на побег». Я видел их лица, затравленные, угрюмые, в которых погас всякий огонь жизни; их спины, иссечённые бичами; их руки, на которых вздулись жилы; их жалкие грязные, вонючие лохмотья, едва прикрывающие тело. Генрих! И я мог бы быть среди них! Ведь я тоже преступник! Я однажды нарушил закон. Но я откупился от полиции деньгами, а если бы им показалось мало? Что было бы со мной? И с тобой, Генрих? Кто бы приносил тебе сосиски, сардельки, гусиную печень и требуху? И здесь приходится экономить даже обеспеченным людям. Я знаю, Генрих, ты бы хотел мяса, а я бы хотел славы. Но ни славы, ни мяса нет, ни кухарки нет. Как после этого утверждать, что мы живём в лучшем из миров? Всюду жажда удовольствий! Богатые гедонисты, они хотели бы закрыться в своих дворцах, не видеть ни смерти, ни голода, ни болезни, ни старости, ни одиночества, а принц Гаутама из такого дворца бежал, чтобы найти истину и нашёл! И поведал миру, что жизнь—страдание! И стал Буддой! Больше, чем принцем, больше, чем королём, основателем мировой религии! Когда я последний раз был в церкви на исповеди? Не помню! Где мои иконы? Где-то в комнате. Не вижу, а вот Будду вижу. Вот его статуэтка то у меня на столе, рядом с бюстом Канта стоит всегда. Здесь, в моём доме, ещё гравюры собак! Смотри: их шестнадцать штук! Жаль, что нет уже денег сделать гравюру с тебя, Генрих! ( Гладит собаку) Ты «по- собачьи дьявольски красив, с такою милою доверчивой приятцей, и никого не капли не спросив, как пьяный друг, ты лезешь целоваться». Не надо, Генрих! Не надо обхватывать лапами мою руку! Что за вредная привычка! Я тебе не баба! Убери лапы! И нечего на меня обижаться! Ишь! Оскалился как! « Не ворчи, пудель!» Я, между прочим, очень люблю животных. Люблю гораздо больше, чем людей! В 1840-х годах я даже стал одним из «пионеров (…) первых зоозащитных организаций[5]». Но всё-таки я философ, а не зоолог! Видишь, Генрих! ( Показывает на бюсты, расположенные на столе). Это Будда, а это И. Кант, очень уважаемый мной учёный. И. Кант считал, что человек приходит на землю исполнять свой долг перед Богом и что долг и счастье две вещи несовместные. А я скажу больше: на земле вообще нет счастья! И глуп тот, то не понимает этого! «Очень часто и, по-видимому, справедливо утверждают, что весьма ограниченный в умственном отношении человек, в сущности - самый счастливый, хотя никто и не позавидует такому счастью». И. Кант считал, что разум провидит божественную цель и должен руководить человеком. А скажу, что руководит всем мировая воля. Она слепа, непредсказуема, постижима для ума, ведёт нас очарованиям, а приводит к разочарованию и опустошению. Страдание длительно, а счастье — миг, следовательно, его и вовсе нет. Счастья нет, а долг есть. Уважаю Канта. А ты, Генрих? Уважаешь? Уважаешь Канта? Уважаешь или нет? Он, кстати, тоже не имел семьи, а кушал один раз в день! Очень уважаемый учёный. В отличие от Гегеля, этого злодея! Совершенно не понимаю, почему на его лекции студенты ходили толпами и даже приезжали из других стран! Это же злодей! Это же развратитель « сердец и умов!» Его диалектика разрушит мир! Но все студенты просто валом валили к нему, а мои лекции проходили в те же часы, Генрих, и их пришлось «отменить из-за недостатка слушателей!» Вот преступник, ещё больший, чем я! А я? Что я сделал? Я только один раз слегка, (слегка!) изувечил женщину и сразу попал в полицию. Что сделал? Мы повздорили на лестнице. Это была пожилая швея, обслуга. Она что-то не то мне сказала, я вышел из себя, толкнул её, злополучная баба упала, покатилась по ступенькам, сломала руку, и сообщила полиции, что я лишил её возможности «зарабатывать себе на жизнь». И меня присудили денежному штрафу! «Выплатить пять судебных издержек, да ещё каждые три месяца, в течение всей её жизни, платить небольшую сумму (о, это для них она небольшая, а для меня-то большая и даже очень), (произносит, передразнивая судей) небольшую сумму на её содержание.
Когда я был в последний раз в церкви на исповеди? Кажется, когда умерла эта швея. Я вписал в её свидельство о смерти « Старуха умерла! Ноша с плеч долой!» Это было хулиганство, кощунство.
Я исповедовался в том, что был рад её смерти, а это грех—радоваться смерти чужой. Но ведь это была не женщина, не человек, а сущая ведьма! Старя ведьма знала, что у меня есть деньги. Она знала также, что я бываю вспыльчив, если меня задеть, не сдерживаюсь в словах, пускаю в ход кулаки, бросаюсь на людей, как бешеный пёс! Она нарочно спровоцировала конфликт, подставилась, упала на ступеньки, думая получить синяк и пойти в полицию, а сломала руку. И поделом! Не рой яму другому — сам в неё попадешь! Мы оба попали в яму, Генрих! Я выплачивал ей деньги, а она на всю жизнь осталась покалеченной. О, деньги-деньги! Сколько новых книг на них можно было издать, сколько трудов И. Канта купить, философскую школу открыть! Почему я не сдержался! Почему не повёл себя, как джентльмен, которого ничто не может вывести из себя, который никогда не кричит, потому что у него есть пистолет, из которого джентльмен просто очень тихо стреляет!!!? Впрочем, будь у меня тогда пистолет, я бы уже сидел в тюрьме за убийство. Зачем я, философ, опустился до банального рукоприкладства? Зачем не проявил спокойствие и высокомерие? И с кем я связался, схлестнулся? С женщиной! Глупой, скандальной, меркантильной, ничего не смыслящей в философии. Да, в одном я каюсь, что не поступил, как Сократ, который не поднимал руки на жену, даже, когда Ксантиппа его била.
Сколь мудр и дальновиден был этот кусачий овод иногда, а меня, как бес толкнул под руку. «Истинное самоуважение внушает нам отвечать на обиду полным равнодушием». Не я ли сам создал это афоризм и поместил его в свою книгу «Афоризмы житейской мудрости»?! Но как оставаться мудрым и хладнокровным, когда идёт жизнь и задевают за живое? Но теперь старая ведьма умерла, и я перестал выплачивать ей деньги. Эти деньги пойдут тебе, Генрих. Я уже купил новую порцию сосисок, сарделек, (смеётся довольно а, ха=ха-ха-а) и сахара, а также печёнки, селезёнки, бычьих сердец, новый галстук себе и новый ошейник тебе. Ты, Генхрих, ощутишь всю радость жизни. Наши сосиски—самые вкусные сосиски в мире. А наш сахар самый сладкий. Служи!
Генрих встаёт на задние лапы.
— Вот молодец! На тебе кусочек сахару. Вот молодец!
Служи!
—Вот, умница! Ещё два кусочка сахару. Дай почешу тебе за ушком! Вот так и я в университете служил когда-то, только сахару не получал, так много, как ты. Маленькая всё же была зарплата, да и от студентов никакой отдачи. Никто на мои лекции не ходил, а кто и приходил, разве из любви к философии? Нет, Генрих! Не из любви к мудрости ходили они на лекции и семинары, а чтобы получить зачёт и экзамен! Разве любили они философию так, как я, разве были готовы посвятить ей всю жизнь? Разве были у меня единомышленники? Нет, Генрих! У гения не бывает единомышленников, его не признают современники, гений живет, творит для потомков, для будущего человечества. А нужно ли человечеству будущее? И нужно ли будущему человечество?
( Смотрит в шкаф) Да, Генрих. Хотел ещё угостить тебя сахаром, а он закончился, да колбасы нет. (Смотрит на собаку). Колбасы нет, а ты растолстел, Генрих. Ты растолстел до неприличия, а я тут схожу с ума, разговаривая то ли с тобой, то ли с самим собой. И о чём мы только с тобой не говорили! Обо всём! Только не коснулись ещё любви. Я старый холостяк, Генрих, да ты тоже, потому что ведь собака разделяет судьбу своего хозяина. А что такое любовь, Генрих? « Любовь есть неудержимый инстинкт, могучее стихийное влечение к продолжению рода. Влюблённый не имеет себе равного по безумию в идеализации любимого существа, а между тем всё это «военная хитрость» гения рода, в руках которого любящий является слепым орудием, игрушкой. Привлекательность одного существа в глазах другого имеет в основе своей благоприятные данные для произведения на свет хорошего потомства. Когда природой эта цель достигнута, иллюзия мгновенно рассеивается…Женщина— главная виновница зла в мире, ибо через неё происходит постоянное новое и новое утверждение воли к жизни». И пока женщины будут рожать детей, человечество будет жить и страдать. И как только им, женщинам, объяснить, что рожать никого не нужно, ибо каждый новый ребёнок — это новое звено в страдании человечества, а человечество может совершить только один подвиг для всех остальных живых существ, перестать размножаться и естественным путём исчезнуть с лица земли. (Генрих начинает выть) Не плачь, Генрих! Вот тебе последняя сарделька. Прислуга отпросилась в гости родителям, женщины в доме нет, и нечего есть. Да, не только зло от женщин, но и добро в порядке исключения. ( Генрих съел сардельку и заскулил) Прекрати скулить, Генрих! Больше нет ничего. От твоего нытья у меня плохо с сердцем стало. ( Хватается за сердце) Ох! И валидола подать некому. Зачем я отпустил прислугу на выходные? И где вообще это валидол? Кашляет. И сердце! И горло! И насморк! И кашель! Кашель- то какой гадкий! Как при воспалении лёгких. И где я только мог простудиться? Тут не прислуга, а сиделка нужна, желательно, с медицинским образованием. А ведь надо бы мне всё же жениться. Будет кому подать стакан воды. Прислугу рассчитаю, на сэкономленные деньги ещё одну книгу выпущу. Надо жениться, но я ненавижу женщин! Ненавижу этих узколобых, ничего не смыслящих в философии созданий. А ведь без них нельзя! Вот плохо с сердцем, с горлом, с лёгкими и некому позвать врача. Надо выйти на свежий воздух. Может, лучше станет. ( Оттёр пот со лба и продолжал) и надо ведь познакомиться, поэтому Генриха нужно оставить дома, а то ведь он может напугать даму. Генрих! Оставайся дома! Не прыгай на меня! Сидеть, Генрих! Сидеть, ждать! Не скулить! Прекрати выть, говорят тебе. Я сосем ненадолго ухожу. Вернусь, приведу тебе хозяйку. Господин Шопенгауэр знакомиться пойдёт. (Философ вышел на улицу, побрёл по направлению парку.
Действие второе
(Парк, господин А. Шопенгауэр, гостья из будущего)
Неожиданно дорогу господину Шопенгауэру пересекла стройная блондинка, почему-то одетая в изящный брючный костюм, а не в женское платье).
– Вы фройлян? – с некоторым удивлением спросил Шопенгауэр. – Почему на Вас брючный костюм, и кто остриг Вам волосы? Я понял: бандиты украли Ваше платье, когда Вы купались, и кто-то предложил Вам свой мужской костюм. Какой странный костюм! Пуговицы не на той стороне. А волосы тогда кто остриг? Вы точно фройлян?
–Я фрау, – отвечала Катерина Петровна. – Я из 21 века на машине времени прибыла сюда на научную конференцию. Я кандидат философских наук. Моя диссертация называлась «Феномен времени в лирике Серебряного века». А сейчас я пишу докторскую на тему « Феномен вечной женственности» и буду выступать здесь с докладом: «Мировая душа в философии и культуре Германии».
Шопенгауэр ничего не ответил. От таких известий он побледнел, пошатнулся, упал и сразу умер.
Действие третье
( 21 век. Московская квартира Катерины Петровны. Рабочий кабинет. Катерина Петровна пишет)
Голос за кадром при виде пишущей Катерины Петровны
Вернувшись через несколько дней в 21 век с научной конференции, омрачённой смертью А. Шопенгауэра, я написала в своём новом стихотворении:
Шопенгауэр умер тихо.
Ничего не просил
У Бога.
Отгремело земное лихо.
В небеса понялась дорога.
Впрочем, уже тогда я поняла, что дальше сочинять бесполезно, так как век поэзии безвозвратно ушёл, и только наука может помочь нам обрести бессмертие.
Катерина Петровна встаёт, берёт с книжной полки произведение В. Кравченко « Соловьёв и София» и принимается конспектировать её, чтобы написать очередную статью для своей докторской диссертации.
В её комнату неожиданно входит чёрный королевский пудель, точь-в точь похожий на собаку А. Шопенгауэра…Катерина Петровна смотрит на него удивлённо и видит, как пудель растёт превращается в её бывшего мужа. Муж подходит к ней и говорит проникновенно:
--- Ну что, Катя? Жена моя первая. Ты, вижу, меня забыла. А я всё помню.
Катерина Петровна кричит от ужаса и падает в обморок.
Список литературы, использованной для создания научно-фантастического произведения( Не по Госту. Ура свободе!):
1. Гардинер Патрик. Артур Шопенгауэр. Философ германского эллинизма. Перевод с английского О.Б. Мазуриной. — М. : ЗАО Центрполиграф, 2003. — 414 с.
2. Гёте, И. В. Фауст
3.https://ru.wikipedia.org/wiki/,_( дата обращения 07. 11 2017)
4. Лесная-Иванова, И. С. (Электронный ресурс) http://www.stihi.ru/2014/10/12/3725 ( дата обращения 07. 11. 2017)
5. Есенин,С.
6. Шопенгауэр, А. Афоризмы житейской мудрости (Электронный ресурс) ( дата обращения 07. 11. 2017)
Свидетельство о публикации №118010603816