Когда я вернулся в Россию...

Когда я вернулся в Россию,
всё в ней видимо встрепенулось.
Нетронутые храмы ждали того, кто войдёт в них.
Позолота дворцов, от времени потускневших,
указывала на тайну.
Эти дворцы и соборы,
лики в нимбах,
чистый язык песнопений —
подсказывали моей душе идеальные формы,
давали возможные очертания будущих построений,
указуя клеткам тела-души
на то, что могло из них вырасти.

Строительного материала было немного.
Был жив ещё кто-то из тех,
кто знал ещё этих, других...
Тетрадки и книги на пыльной поверхности полок,
природные силы юных ещё организмов.
Поскольку Город был, в общем-то, цел,
казалось, что стоит открыть в нём тяжёлые двери —
как и книги, и люстры, и лики на стенах
расскажут, что следует дальше.
Как в сказке о Спящей Царевне,
огонь в очаге запоёт,
вернутся изгнанники, с ними рядом —
мёртвые встанут с едва уловимым укором,
засветится Новое Утро, и всё это сбудется скоро,
и дамы в высоких причёсках, как прежде, будут вести
беседы со Сфинксом прекрасные в светлой ночи...

Сейчас позолота дворцов — даже ярче как будто,
чем золото в жизни бывает.
И вежлив гвардеец, что храмовый двор охраняет,
и толпы в восторге немом замирают пред алтарём.

Но так же, остывший, недвижим огонь на плату невесомом,
и детям приезжим и нетерпеливым уж кажется — он нарисован.
И чайки зависли над гладью гранитной, как будто бы ждут, что придёт
покинувший в спешке эти места столетье назад пароход.