Револьвер

Рассказ первый

Азербайджан. Лето. Июнь 1953 года. Мне 6 лет. Наш эшелон с семьями военнослужащих только что прибыл на станцию Килязи из России, из-под города Сердобск. Вообще-то, название было Гилязи, но как-то удобней было произносить Килязи. Все так и говорили. Справа были горы, слева море, а по середине, ровная как стол, степь с высохшей жёлтой травой. Жара! Над степью висело бесконечное голубое небо и яркое палящее солнце. Расстояние между морем и горами было небольшим, где-то в пределах 3-5 километров. По середине степи тянулась железная дорога в сторону города Баку, параллельно ей - асфальтированное шоссе, а между ними шёл Самур-Дивичинский канал. Мне это название сразу понравилось, в нём было что-то девчачье. Выгрузив семьи военных из товарных вагонов и усадив в открытые грузовые машины с деревянными лавками поперёк кузова, повезли к расположенному недалеко от станции, обнесённому колючей проволокой, военному городку. Городок был небольшим: штаб, казарма, столовая, клуб и у самых гор, охраняемые часовыми, склады. Ещё было несколько жилых домов, но на всех квартир не хватало и рядом срочно строили новые дома. Обещали к осени построить, а пока нас разместили в огромном, пустом, бетонном ангаре. Под высоким потолком были маленькие окошки, через которые проникал слабый свет. Ангар был такой огромный, что если хлопнуть в ладоши или крикнуть – разлеталось громкое эхо. Нам, детям, это сразу понравилось и мы стали наперебой орать и хлопать, за что нас тут же выгнали на улицу. Ангар был поделён деревянными рейками на маленькие закутки, которые тянулись вдоль стен с левой и правой стороны, а посередине был большой проход. Каждый закуток был рассчитан на одну семью. Там стояли две железные кровати, между ними стол, а на нём примус. Наши мамы быстро развесили белые простыни по бокам и спереди комнатушек, создав уют. Пока они занимались благоустройством, наши папы на одной из военных машин поехали в Баку с военными документами и с вещмешками, чтобы закупить продукты. Приехали они под вечер, а вечер на Кавказе  быстро переходит в ночь – не успеешь оглянуться, а уже темно. Восемь часов по Москве (а по-местному уже девять) и на небе светят огромные яркие звёзды. Вокруг лампочек на столбах тут же возникает целый хоровод разных гадких насекомых. Откуда они берутся? Где прячутся днём? Пока мамы распределяли между собой продукты, папы разжигали примуса и носили воду. Мы же, как и положено детям, только мешались под ногами. - Вовка! Вдруг позвал меня отец, - Иди сюда, что-то покажу. Я тут же пулей прилетел в закуток и остолбенел – в руке отец держал пистолет, но какой-то странный, не похожий на чёрный ТТ, который мы с мальчишками, видели много раз. Этот же был лёгкий, серебристый, с красивыми красными и зелёными узорами по бокам, но главное, у него был барабан, который вращался, и туда вставлялись маленькие патроны. В патронах было вещество, похожее на серу от спичек, а у курка на носике был штырёк, который с силой бил по заряду. – Держи подарок. Это револьвер. А то остался ты без подарка на День Рождения. Надо пояснить, что остался я без подарка из-за смерти Сталина, ведь тогда всем было не до меня. Я родился 4 марта, а Сталин умер 5 марта. – Пап, а он стреляет? – Конечно, но сейчас уже поздно, стрельнёшь завтра. Сейчас будем ужинать и спать. За такой подарок я съел всё без всяких уговоров и нытья и, что даже от себя не ожидал, - тут же послушно лёг в кровать. Под подушкой лежал заряженный револьвер. Ну, как тут уснёшь! – Пап, а пап! А как узнать, что Завтра наступило? – Проснёшься завтра и узнаешь. Спи. Я повернулся на правый бок лицом к воображаемой стенке из простыней, за которой уже кто-то посапывал. Закрыл глаза, а перед глазами - револьвер. Нащупал его под подушкой, - на месте. Повернулся на другой бок, - опять перед глазами револьвер. – Пап, а пап! Здесь темно, как я узнаю, что Завтра наступило? – Утром наступит Завтра. Спи! Сна не было, да ещё жарко, душно. Опять повернулся, лёг на живот, потом на спину. – Пап, а пап! А как я узнаю, что утро наступило? Отец сквозь сон: - Видишь вверху окошко? Сейчас в нём видны звёзды, а как окошко посветлеет, значит уже утро. Спи, выпорю! Ночь тянулась целую вечность: я и спал, и не спал, всё время проверяя револьвер под подушкой и поглядывая на тёмное окно, в котором были видны звёзды. Проснулся я неожиданно, как будто меня ударили током: окошко было светлым!
День наступил! Быстро вынув револьвер из-под подушки, выскакиваю на середину ангара, взвожу курок и нажимаю на спусковой крючок. Ба-бах! Грохот был такой, как будто пальнули из пушки. Эхо два раза прокатилось по всему ангару. Уши заложило и запахло порохом. Первые, в одних трусах, путаясь в простынях, выскочили из своих комнатушек, хватая одежду, наши папы, думая, что военная тревога. За ними повскакали испуганные мамы и дети.  Шум, гам, крики, ругань и  посреди ангара я с револьвером. Было четыре часа утра. Это было здорово, но у меня сразу закралось подозрение, что больше я этого револьвера не увижу. Так и случилось. Револьвер отец отобрал, дав мне затрещину, и куда-то его дел. Может, утопил в море, когда назавтра всё население городка на машинах повезли купаться. Я долго переживал потерю, но скоро забыл, потому что на небольшом пустыре за жилыми  домами солдаты начинали строить для детей огромные качели.