Шорох листьев на булыжной мостовой...

Шорох листьев на булыжной мостовой,
В переулках старой сказочной Москвы.
Старый вяз мне машет лысой головой,
         И ветками,
Словно манит погулять среди листвы.
Здесь всё меньше коренных домов-зубов,
Вместо них – стекло, железо и бетон.
Город молча переносит эту боль
         И морщится
Если слышит, то , что стал красивей он.

                Город помнит всех, кто здесь рос во дворах.
                Он помнит все скамейки и качели,
                Все гитары и виолончели, 
                Скрипки, флейты, белые рояли,
                Книги, что на полочках стояли 
      в дубовых шкафах…

Выше, выше лезут в небо этажи –
Нестыковка линий и разреза глаз.
Старый камень дышит теми, кто здесь жил   
    Столетьями,
Камню скучно с теми, кто живёт сейчас.
               
                Город помнит всех, кто здесь рос во дворах.
                Он помнит все скамейки и качели,
                Все гитары и виолончели, 
                Все гармошки, скрипки и рояли,
                Книги, что на полочках стояли   
                в дубовых шкафах
            (которые сгорели в кострах у гастарбайтеров, варивших гудрон).

То ли тополь шепчет, то ли шорох шин,
То ли слышен иностранный разговор...
Город помнит силуэты крепких спин,
        Ушедшие
В брызгах солнца, за большой-большой бугор,
Там, где счастье поёт,
Там, где еврогазон,
Там, где еврогазон…

Песня здесь