Перекаты

«К большой реке я на завтра выйду
На завтра лето кончится,
И подавать я не стану вида,
Что умирать не хочется»

Я слушаю песню в машине: «все перекаты, да перекаты, послать бы их по адресу», и  все вдруг вспоминается так явно, как будто я все ещё там, в Ленинграде, в окружение моих друзей. Мы себя называли ТОПС, техниковское общество пустых стаканов. Нам было от 30 до 40. Молодые преподаватели металлургического техникума. Историки, литераторы, физкультурники и технари. Студенты наши были особенная каста, либо блатники с уголовными наклонностями, либо полуграмотные выпускники 8 класса которым институт не светил, в основном дети рабочих Ижорского завода. Никогда не забуду как мы с Наташей П  проверяли сочинения студентов моей подопечной группы. Никакие анекдоты на эту темы не могут сравнится с той плачевной реальностью, которой мы были свидетелями. Чтобы не было уж совсем тоскливо, мы запасались коньяком, кое какой закуской и правили ошибки синей ручкой, оставляя те немногие, что позволяли поставить тройку. Стыдно признаваться, но выхода не было.  Иначе пришлось бы отчислять 90 %.
Перлы наших студентов и яркие сценки на уроках были нескончаемой темой наших топсовских посиделок и капустников.
А собирались мы вместе часто, по любому поводу, где придётся. Иногда в спортзале, благо у физруков были ключи, иногда на природе,уезжая подальше от Колпина на электричке,иногда у кого-нибудь дома, но чаще всего в подсобках.  Почти у всех был свой класс-кабинет с небольшим подсобным помещением. Самый большой был у Олега на первом этаже в углу, в стороне от начальства.  Телефон мы накрывали шапкой потому, что не были уверены или нас не подслушивает начальство. В ТОПС допускались далеко не все, только молодые, проверенные и веселые
Заводилами были двое, Маша и Олег, но остальные тоже были не робкого десятка. Как водилось, пили много, в основном водку, но много и сочиняли, и для детей, и для себя. Выдумывали темы и писали стихи, памфлеты, эпиграммы на учителей и начальство. Одним словом, жили типичной жизнью советской интеллигенции того времени.
А ещё в сентябре возили студентов  в колхоз убирать морковку. Благо поля были недалёко от Колпино, так что ночевать возвращались домой.  Там на морковных полях происходило мое знакомство с новой группой третьекурсников. После месяца на грядках всех знала, как облупленных: кто ленив, кто нет, кто популярен, кто не очень.
Годы эти были самые счастливые и самые несчастные одновременно. Счастливые потому, что работу я эту очень любила. Все эти непутёвые дети- подростки нуждались в заботе и совете, которых у них дома, как правило, не было. Семьи были сложные. То, что здесь называется «неблагополучные». Мне, вся эта возня с их проблемами, была не только не в тягость, но приносила отдачу, которую сравнить можно только с творческой.  Учительство было моим призванием. В этом я уверена и по сей день.
А несчастным это время было потому, что личная моя жизнь дала серьёзную трещину. Не хочется вдаваться в подробности, но ТОПС наш и работа были спасением от депрессии, система поддержки в России всегда была- друзья. Работала лучше, чем дорогие западные психиатры.
Очень трудно передать эту атмосферу заговора, молодости, надежды и разочарований одновременно. Советский Союз разваливался на глазах. Перестройка ещё не началась, но мы все чувствовали что что-то меняется. Продуктов в магазинах вдруг не стало совсем. Помню как занимала у подруги сахар. Все чаще разговоры были о том, что надо ехать. Но это с родственниками. В ТОПСе кроме меня и Маши евреев не было. Я уехала первой. Связь потерялась и я не знаю, что стало с моими друзьями.
Первые годы в Америке, когда друзей ещё не приобрела и когда работала чертёжницей в маленькой кампании, мне часто снился мой прежний техникумовский мир.   Почему-то запомнилось, как наш директор, когда подписывал бумаги в Авир, сказал: «не понравится-возвращайся, возьму назад«
Мне понравилось, назад я не вернулась, но наше топсовское братство осталось в памяти, как далекий остров, где все ещё молоды, красивы, ужасно умны, остры на язык, а главное, полны веры в себя и в своё призвание «сеять полезное, доброе, вечное».
А песня все звучит и звучит, и слова её приобретают уже совсем иной смысл:
«На это место уж нету карты, плывем теперь по абрису»