расщепление

что есть путь к истине, как не расщепление,
происходящее благодаря зловониям болезни?
о, человечество! оно загустело,
и новый путь - не метод мести,
не внутреннее плавление.
это то же, что и тело,
тело, что теряет свою зарю,
но дает познать нам о небе, на котором восходит заря:
так хватаюсь за мрамор своего ребра,
хватаюсь за клетку пальцами, как за уголки листа,
чтобы перевернуть страницу в огромной книге,
и с предвкушением сдвига
раздвигаю свои руки,
изнывая от уязвимости и разбойной науки,
от хрустящего звука,
от тела, чьи кости хрупки, как хрусталь,
и чья кожа пластична, что океан и вуаль.

глаза в краске разъедающей черноты,
которой окрашивают гробы,
и в которых я вижу отражение
каждой ночи всякого преступника и монаха,
их плахи, моления и единые пения
о хвале разложения, -
я вижу, ведь мои глаза стали ближе к извилинам,

это признак того, что, обходя развилины,
и по прямой
сознания мрачного и развратного
мое тело жаждет слиться само с собой,
и сократиться до атома.

поврежденное тело, - вершина человеческого совершенства,
человеческого, ибо то отражение
его бесплотного, но праздного движения,
приводящее меня в порочное блаженство,
и я меняю морщины на увечья,
создавая раздирающий крик из постыдного шепота,
провозглашая, что это уничтожение опыта.

расщепление социального устоя,
грубая хватка за запястье,
кровью литое,
ток пальцев, передающий со зверской страстью
в венах плачевных послание о том,
что мы неблагодарные ублюдки и несчастные твари,
для который смерть, как и радость
- слишком роскошная сладость.

кости, которые я проламываю,
чтобы раскрыть столпившемся детям внутренности созерцания,
дурманя паразитированым разрастанием,
и теперь их голоса хриплы, говоря, что образы свергают глаголы,
чтобы расчистить путь ко вселенной,
путь ли тяжелый?
нет, ведь в нас кровь, рожденная от ее слюны,
и от которой мы больны,
кровь, покрывающая наш аромат и наш алкоголь,
не допускающая лицо и мирволь,
одно истощение,

как осознание своего

расщепления.