Мой маленький народ. Передача наследства. 1

К сожалению, сам я «рылом не вышел» – до девяти лет (с перерывам от четырех до шести) жил в «дярёвне», а до четырнадцати – почти в рабочем поселке (рабочий район Пушкино). Кое-что перепадало лишь от начитанного отчима с военно-начальственной психологией. Так что прозревать я начал потом...

Но в четыре года (1945 год), разрывая для растопки печи божественные журналы начала двадцатого века «Нива» (которые нам для этой изуверской цели отдавала загадочная старушка Анна Францевна), я успел наглотаться странных впечатлений от фотографий людей, которых вокруг меня – по дороге в поезде и метро до детского сада (по-видимому, гознаковского) на Красносельской я не видел.

Нет, несметное количество фотографий священносужителей на моей психике никакого следа не оставляли. А вот фотографии матросов, офицеров, адмиралов, писателей, философов, ученых так и зафиксировались на всю жизнь в моем подсознании. И когда через несколько лет, до моего сознания долетали ОБРЫВКИ из описания каких-то неведомых благородных людей, они находили в подсознании соответствующие фотографии и прочно сливались с ними. Так складывалась картина о неведомом мне прекрасном сословии людей в российском обществе.

Характеристики этих людей были довольно четкими: 1) исключительное уважение ко всем другим людям, никакого навязывания им своего мнения и оказывания на них давления; 2) мягкость в предложении общения и сотрудничества; 3) отсутствие грубых выражений в речи и... 4) загадочность.

Последнее качество я осознал и понял уже спустя многи годы, после знакомства с кибернетикой: не может бедная информационная система ПОНЯТЬ богатую! А в детстве я этого не знал и злился, что не мог понять почему и что надо делать. И не было НИКОГО, кто мог бы мне помочь...

Первым человеком «не такой, как все» оказался мой одноклассник-первоклассник Генка в глухой деревенской провинции. Он жил от меня «далеко» – через дом, и потому в одной компании мы были не часто и по этой причине не подружились. И лишь через несколько лет я узнал, что он был сыном... агронома...

Со второго класса я жил уже в подмосковном Пушкино и ходил учиться опять же в деревенскую школу. Но подсознательный интерес к особым людям исподволь потихоньку развивался.

Моим местом в обществе было социальное дно – дети бедняков и матерей-одиночек. Но двое ребят-соседей из нормальных семей были уже чем-то «выше» меня. Да, у них была нормальная одежда и галстуки у них были не хэбэ, а шелковые. Но ощущение их превосходства надо мной определялось не этим. А чем? Оба жили в собственных домах с огромными приусадебными участками, и их родители имели возможность не только их содержать и следить за их учебой, но и как-то воспитывать в более широком плане. А вот в последнем отношении я был предоставлен самому себе.

Но однажды в третьем классе у нас по каким-то причинам прошли совместные занятия с параллельным классом. И тут я впервые увидел чудо: девочку из другого мира. (Понятно, красавица – как выяснилось потом, из другого мира они все красавицы!) Лена Кошелева. К концу дня выяснилось, что она отличница. (Тоже интересное совпадение: почти все отличницы были на мой вкус красавицами.) Но поразила-то она меня не красотой, а ИНЫМ духом, иными манерами, что ли. И действительно, после уроков выяснилось, что ее родители – коминтерновские работники. Что такое Коминтерн, я тогда еще не знал, но проинтуичил, что она – «не твоего полета птица», «рылом не вышел»! Так что потворствовать своим симпатиям я не стал, и со временем она навсегда исчезла из моей жизни.

Но тема иных людей не только не исчезла, а, наоборот, все сильнее развивалась. Я был в недоумении: почему я не столь прекрасен, как ОНИ?! И ведь дело-то не в одежде! Одень Незнакомку с одноименной картина И.Крамского «Незнакомка» в лохмотья, она не перестанет быть прекрасной! Красота-то снаружи, а причина-то внутри! И вот почему на гроши, которые в шестом классе заработал продажей браконьерских новогодних ёлок, я купил не конфеты, а... «Книгу для родителей» о воспитаниии детей – в надежде найти в ней инструменты для правильного самовоспитания...

Я рос. Иногда попадались полезные для самовоспитания книги типа «Афоризмов». А однажды увидел еще одно чудо. Это случилось в девятом классе. Бродя вечером по коридорам школы, я услышал за одной дверь необычный, ИНТЕРЕСНЫЙ, шум. Я набрался наглости и заглянул в класс. Там симпатичный учитель рассказывал ученикам с горящим глазами что-то о стихах (к которым я был равнодушен). Видение продолжалось минуты две, а потом в коридоре мне кто-то объяснил, что здесь проходит заседание литературного кружка. Впоследствии учИтеля (он же был и завучем, который однажды прочел мне нотацию за плохое поведение) я ни разу больше не видел и лишь спустя полвека узнал, что его заставили уйти на пенсию за слишком либеральные взгляды, которые он прививал своим ученикам...

Однако мысль о том, что в литературе может быть что-то интересное за пределами школьной программы, в сознании осталась. Оказывается, ИНАЯ жизнь и ИНЫЕ люди не вымерли, они РЯДОМ! Только нужно открыть ТУ САМУЮ дверь! И двери стали потихоньку открываться...

Но это чуть позже, а пока я высматривал людей в своем окружении. Я часто бывал в районной билиотеке и отметил для себя, что людей интересующихся САМОразвитием практически нет. За два-три года моей активой библиотечной жизни я заметил лишь два случая, когда читатели брали книги не для развлечения, а для удовлетворения необычного интереса. В обоих случаях это были девушки, с обеими я впоследствии познакомился, обе оказались из тех, кого я искал, но обе партии я профукал. Однако на всю жизнь они остались для меня святынями. Хотелось бы перед уходом ТУДА с ними встретиться...

В 1958 году, после курьезного непоступления на физфак МГУ, я устроился токарем на завод «Красный Пролетарий». К этому времени я уже был достаточно развит, чтобы определять ТЕХ, СВОИХ, людей по внешности. И потому довольно быстро среди шести тысяч рабочих без единого слова узрел единственного своего человека. Это был Владимир Крылов, аспирант МГУ, наказанный «исправительными» работами за духовное участие в кружке Краснопевцева на истфаке. Мы познакомились и стали друзьями. Однако совместной политической деятельности не получилось: он был уже образованным и осторожным историком, а мой багаж состоял лишь из одного отчаянного желания послужить на пользу справедливости и человечности. Лет через десять судьба сведет его с моей женой в Институте Африки. Он к тому времени стал попивать, а я духовно еще не был готов прийти ему на помощь. Но до конца своих дней он оставался красивейшим интеллигентом моего любимого загадочного племени.

В 1959 году я поступил в Лесотехнический институт на королёвский факультет ФЭСТ, где историю КПСС преподавал Николай Тихонович Туз. Я встрепенулся после первой же его фразы: он обращался ко МНЕ! На самом деле он обращался к себе подобным, но кроме меня этого никто больше не понял. И полтора года он говорил в ПУСТОТУ, без малейшей надежды, что кто-то его услышит. Но оказалось, что  одна ДУША в аудитории всё же была. Однако я боялся самой мысли подойти и сказать ему, что я его СЛЫШУ! И, судя по всему, я вообще оказался единственным в его жизни, кто его УСЛЫШАЛ. Незадолго до его смерти я разыскал его, и мы с моей Соней провели у него несколько часов. Человек-Дух, человек-Глыба!.. Получается, что он прожил жизнь только для нас с Соней...

Николай Тихонович окончил ИФЛИ, учился вместе с кем-то (лень вспоминать) из будущих членов Политбюро. Об истреблении народа знал не понаслышке. У него был цирроз печени, и он готовиллся к уходу из жизни. И мы с Соней оказались тем спасительным транспортом, на который он перебросил свой Дух, ибо в этом случае человек не помирает! А я, со своей стороны, чувствовал, что сливаюсь со СВОИМ недоистребленным народом. Ах, какие же это были люди!..

/Продолжение следует/